Пролог Лондон, 1761 год Воздух в комнате казался густым от дыма расставленных повсюду свечей. Огонь в камине горел так ярко, что жар становился почти удушливым: трое мужчин, стоявших у изножья большой кровати с балдахином, истекали потом. Свечи отбрасывали длинные тени на стены, оклеенные изысканно богатыми обоями. Темные лепные украшения гармонировали с резным узорочьем кровати и массивной мебели. Толстые бархатные гардины на окнах заглушали доносившиеся с улицы звуки. Шаги одного из троицы, осторожно отступившего от кровати, были не слышны на пушистом турецком ковре. — Где Джаспер? — раздался с кровати сварливый тонкий голос виконта Брэдли. Второй мужчина, в простой черной одежде, выдававшей в нем адвоката или поверенною в делах, немедленно поспешил к лежавшему на подушках старику. — И вправду — где? — пробормотал тот, кто только что отошел от кровати. Он был высок и очень строен. В сиянии бесчисленных свечей поблескивало золото волос, собранных сзади черной бархатной лентой. — Он будет, Перри. Скоро. Говоривший был поразительно похож на златовласого мужчину, и сейчас, отойдя от кровати, он встал рядом с ним. — Вы же знаете Джаспера. Он никогда и никуда не спешит. — Если он не явится сейчас, значит, опоздает, а страдать придется всем нам, — тихо констатировал Перегрин. — Старик не станет ничего подписывать без Джаспера, и ты, Себастьян, знаешь это не хуже меня. — Да будет так, — пожал плечами Себастьян, бросив насмешливый взгляд на своего брата-близнеца. Физически они были очень похожи, а вот характерами разнились как день и ночь. Себастьян, беззаботный и беспечный, с добродушным безразличием относился к жизненным трудностям. Перегрин все воспринимал всерьез, доходя до одержимости, особенно в том, что касалось брата. — Не нужна мне эта чертова пиявка Олтон! Мне нужен мой племянник, пропади он пропадом. — Раздражительность придала сил тонкому голосу старика. Худой рукой он повелительно указал на дверь одетому в черное мужчине, по-прежнему маячившему у изножья кровати. Лицо виконта, обрамленное редкими прядями седых волос, носило желтоватый оттенок болезни и возраста: морщинистая сухая кожа, выцветшие голубые глаза, почти затянутые бельмами. Но в этих незрячих глазах по-прежнему светился острый ум. Длинные костлявые пальцы руки с проступающими голубыми венами неустанно перебирали четки. — Рад видеть вас в таком хорошем настроении, сэр, — произнес новый голос, глубокий и бархатистый, со слегка саркастическими нотками. Себастьян и Перегрин разом обернулись, уставясь на дверь. На пороге стоял Джаспер Сент-Джон Салливан, пятый граф Блэкуотер, неотразимый в костюме темно-синего бархата. В пене белых кружев у горла переливался фиолетовый аметист. Войдя в комнату, он прикрыл за собой дверь и приветствовал младших братьев сердечным кивком: — Себастьян... Перри... Те невольно обратили внимание, что рука в перчатке небрежно лежала на гарде шпаги. — А... и вы здесь, Олтон. Он снова кивнул, на этот раз одетому в черное человеку, который при появлении графа поспешно выпрямился и с беспокойством воззрился на него. — Полагаю, присутствие адвоката моего дяди означает, что мы собрались здесь по делу. — Ты прекрасно знаешь, почему я вас созвал, Джаспер, — проворчал Брэдли. Казалось, он с каждой минутой обретал все больше сил и даже попытался сесть. — Да помогите же мне! Джаспер нагнулся и подоткнул подушки под дядину спину. — Так лучше, сэр? — Сойдет... сойдет, — проворчал старик и тут же зашелся в ужасном приступе кашля, прижимая ко рту белую салфетку и стараясь отдышаться. — Итак, воронье собралось на пир, — объявил он. — Думаю, сравнение неуместно, сэр, поскольку именно вы настояли на нашем присутствии, — дружелюбно заметил Джаспер, бросив на стол шляпу с загнутыми полями. В противоположность братьям он был темноволос. — Сомневаюсь, — продолжал он, — чтобы кто-то из нас посмел навязывать вам свое общество, не подчинись мы настоятельному приказу явиться сюда. — Ты всегда был наглым щенком, — заметил больной, снова вытирая губы салфеткой. — Но раз все уже собрались — начнем! — Он прижал четки к груди. — Скажите им, Олтон. Адвокат деликатно кашлянул в кулак. Вид у бедняги был такой, словно он предпочел бы оказаться в любой другой точке света, только не здесь. Однако выхода не было. Он затравленно оглядел братьев и снова впился глазами в Джаспера. — Как вам известно, милорд, ваш дядя, виконт Брэдли, недавно вернулся в лоно церкви. — Это касается исключительно дяди и его совести, — язвительно бросил граф, — и вряд ли имеет отношение ко мне и братьям. — А вот тут ты ошибаешься, мальчик мой, — заявил виконт со смешком. В выцветших глазах заплясали веселые искорки, в которых только опытный глаз мог бы различить намек на злорадство. — Это касается вас троих, и очень близко! Джаспер вынул из кармана камзола черную лакированную табакерку, открыл крышечку и двумя пальцами взял крошечную щепотку табака. — В самом деле, сэр? — вежливо осведомился он. — Да. — На этот раз улыбка старика была до ужаса самодовольной. — Вам нужно мое состояние, и вы трое получите его, если выполните мои условия. Объясните им, Олтон. Братья переглянулись. Джаспер, сложив руки на груди, прислонился к резному кроватному столбику. — Мы слушаем вас со всем вниманием, Олтон. Адвокат снова кашлянул и взял с прикроватного столика стопку бумаг. — «Последняя воля и завещание лорда Брэдли. Я, виконт Брэдли, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество в равных долях своим племянникам, Джасперу Сент-Джону Салливану, пятому графу Блэкуотеру, достопочтенному Перегрину Салливану и достопочтенному Себастьяну Салливану, при условии, что до кончины вышеозначенного лорда Брэдли они успеют взять в жены женщин, нуждающихся в спасении, и дать этим женщинам свое имя и состояние, обратив их тем самым на праведный путь». Последовало потрясенное молчание. Наконец Перегрин не выдержал: — И что, во имя Господа, все это означает: «нуждающихся в спасении», «праведный путь»? — Он недоуменно уставился на брата. Плечи Джаспера тряслись от едва сдерживаемого смеха. — Сэр, на этот раз вы превзошли себя, — констатировал он, с издевательской почтительностью кланяясь лежащему на кровати дядюшке. — Я ожидал чего-то из ряда вон выходящего, но даже в самых безумных мечтах не думал услышать подобного. — В таком случае, племянник, я уйду к своему Создателю довольным и счастливым, — прохрипел виконт, продолжая перебирать четки, хотя глаза его по-прежнему весело блестели. — Вы — трое отступников и не увидите ни пенни из моего состояния, пока не примете в свои сердца и не спасете бедную заблудшую душу. И я искренне надеюсь и молюсь, что в этом вы найдете собственное исправление и спасение. Близнецы молчали. Перегрин так и не смог закрыть раскрытый в изумлении рот. Себастьян, как всегда, выглядел невозмутимым. Джаспер задумчиво побарабанил пальцами по губам. — Что же, сэр, я уверен, цель у вас достойная. И хотя не могу говорить от имени братьев, все же до глубины души тронут тем, что вы так заботитесь о моей бессмертной душе. Насколько я понимаю, если ваша болезнь примет дурной оборот, прежде чем мы выполним вашу волю, завещание окажется недействительным? Виконт снова хмыкнул и закрыл глаза. — Поверь, дорогой мальчик, у меня нет ни малейшего намерения встретиться с Создателем до того, как вы трое будете обвенчаны по всем правилам с женщинами, которые удовлетворяют моим условиям. Олтон объяснит остальное. А теперь идите и пошлите сюда эту ворону Косгроува. Мне нужно кое-что записать. Олтон собрал бумаги и поспешил к двери. Себастьян и Перегрин последовали за ним. Остался один Джаспер. Он еще раз оглядел едва дышавшего старика, чья кожа за это время, казалось, еще больше пожелтела. — Старый мошенник, — пробормотал он. — Конечно, до смерти вам еще далеко. Но вот что я скажу вам, дядя: из всех проделок, совершенных вами и вашими прихлебателями за всю долгую жизнь, эта должна получить приз за лицемерие. В ответ раздался еще один исполненный злобного веселья смешок, вызвавший очередной приступ кашля. Старик опять отмахнулся: — Проваливай, дорогой мальчик! Мне нужно сохранять силы... а вашей троице следует побеспокоиться о том, чтобы они оставались у меня как можно дольше. — Он откинулся на подушки, сверкающими глазами следя за племянником. На какой-то момент его губы дрогнули в подобии улыбки. — Ты больше походишь на меня, чем хочешь признать, дорогой мальчик. — О, я этого не отрицаю, сэр! — усмехнулся Джаспер. В комнату скользнула худая угловатая фигура в черном священническом одеянии. Несмотря на юность, лицо его выражало поистине мировую скорбь. — Отец Косгроув, — любезно приветствовал его Джаспер. — Милорд, — поклонился молодой священник. — Подойдите, Косгроув, мне нужно написать еще одну главу, а времени почти не осталось, — сварливо прохрипел больной, отчего отец Косгроув слегка поморщился, но все же поспешил к кровати. — Сейчас, милорд. Джаспер покачал головой, невольно пожалев молодого священника, чью должность секретаря виконта Брэдли вряд ли можно было считать синекурой, не говоря уже о роли личного духовника. Джаспер не впервые задался вопросом, что за рукопись так занимает дядюшку в последние месяцы его жизни. Выйдя из спальни, он направился в соседнюю комнату, где ждали братья и адвокат. — Похоже, старик рехнулся, — без обиняков начал Себастьян. — Можно ли верить тому, что он тут наплел? — Думаю, да, Себ, — заверил Джаспер и, шагнув к буфету, взял графин с шерри. — По-видимому, это все, что он может предложить. Налить вам шерри? — Не дожидаясь ответа, он наполнил два бокала и передал братьям. — Олтон, а вам? — Э... да, милорд. Спасибо. — Олтон неловко переложил папку с бумагами в другую руку и взял бокал. Джаспер налил и себе, пересек комнату и подошел к камину, в котором, к счастью, не горел огонь. Поставил ногу на решетку, положил свободную руку на каминную доску и слегка улыбнулся собеседникам: