Посол несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, а затем встал на ноги. Это было нормально — от лица своего государства говорить полагалось стоя. Потом, когда дело дойдет до обсуждения, можно будет и присесть. — Товарищ Ху Дзиньтао высказывает серьезную озабоченность инцидентом, случившимся в Сычуаньском округе. Вслед за дежурным набором фраз китаец начал говорить о вещах весьма серьезных. В первую очередь о том, что Китай вводит против Российской Федерации экономические санкции. В частности, сокращался импорт из России ряда товаров. В их число попали грузовые автомобили, тракторы, некоторая сельскохозяйственная техника. Уменьшился и экспорт — товары народного потребления, компьютерная техника, некоторые разновидности сырья. Все, что перечислил посол, не было слишком уж важным для нормальной жизнедеятельности страны, но суммарно означало, что некоторые заказы, на которые уже вовсю работает промышленность страны, теперь окажутся ненужными, а значит, убыточными. Кроме того, взлетят цены на те вещи, которых отныне Китай будет поставлять меньше, что тоже означает проблемы и убытки. Поодиночке все это не страшно, но вот суммарный эффект будет таким, что мало не покажется. Государственный бюджет недосчитается в этом году не меньше полумиллиарда долларов. Ничего себе удар, черт побери! Далее, Китай временно вводит ограниченный режим выдачи виз для российских граждан и намерен также выдворить из страны тех туристов, которые уже сейчас там находятся. Ну и понятно, что будет ограничен въезд китайцев в Россию, хотя после случая в Дакхасе в течение двух дней было возвращено пятьдесят семь тысяч путевок. Китайцы не хотели ехать в страну, которая пусть и неумышленно, но все-таки направила на них баллистическую ракету. Николай Ильич взял себе на заметку, что надо будет как следует напрячь имиджмейкеров. Пусть хоть теперь проявят себя как люди, полезные для страны. Пусть придумают, как выйти из ситуации, не шибко замаравшись. Хотя надежды на этих дармоедов никакой. И вообще, что это за профессия такая идиотская: имиджмейкер? У нее ведь даже нормального русского названия нету. То есть по определению можно сказать, что имиджмейкер — человек, который в наших условиях будет работать криво. В итоге получится, что на наших людей труд имиджмейкера никакого влияния не окажет. А на Западе все равно спецы покруче — они в воздействии на мозги собаку съели, так что выходит, что и туда нам путь закрыт. На чужом поле не переиграешь того, кто это поле знает как свои пять пальцев. Но, с другой стороны, значит ли это, что не надо даже дергаться? Нет, ни в коем случае! И потому — имиджмейкеры свое задание получат и выполнять его будут. Перечислив санкции Китая к России, Ким Ючжэнь замолчал. Это был знак для Николая Ильича, что теперь пора ответить на предъявленные претензии. Президент, разумеется, вставать не стал. Посол тоже сел в свое кресло. Первым делом Орлов протянул китайцу папку. — Здесь находятся отчетные документы всех служб, принимающих участие в расследовании инцидента. В них изложено все, что мы имеем на сегодняшний день. Мы готовы дать товарищу Ху Дзиньтао и Политбюро ЦК КПК пояснения относительно любого вопроса, который может у них возникнуть. Конечно, если эта информация не является государственной или военной тайной. Китаец не удержался-таки — поморщился. На его круглой, напоминающей луну физиономии появилась усмешка. Орлов подумал, что оговорка про тайны действительно должна стать для КНР неожиданностью. Ничего, пусть понимают, что прогибаться перед ними никто не станет. И так уже получилось многовато уступок. Пусть эти переварят, прежде чем разевать рот на новые. — Я передам ваши слова товарищу генеральному секретарю, — сказал Ючжэнь. Орлов кивнул и продолжил. Китайцы свои ходы сделали. Теперь, если они думают, что русские это проглотят, они ошибаются: настала пора охладить их конфуцианский пыл. Орлов взял со стола еще одну папку и протянул ее послу. — Что это? — спросил Ким Ючжэнь. — Это официальный протест в адрес вашего государства в связи с активизаций передвижений воинских соединений на границе Российской Федерации и Китайской Народной Республики. Здесь же протест относительно нарушения долгосрочных обязательств вашего государства перед рядом российских предприятий, в частности — перед «Уралмашем», Братской ГЭС, Норильским никелевым комбинатом. Невыполнение вами тех контрактов, которые были заключены с этими предприятиями, повлечет для России серьезные политические и экономические последствия, а также вызовет ухудшение социальных условий в регионах, где предприятия расположены. Поэтому мы считаем справедливым, чтобы наши протесты были рассмотрены вашим правительством. Если же они не будут удовлетворены, мы оставляем за собой право обратиться в международные судебные инстанции. Вот теперь посол все-таки удержал на лице невозмутимую мину, но зато цвет кожи у него стал оливковым. Орлов мысленно поздравил себя с небольшой победой. Это ведь не зря китаезу так плющит: с международными инстанциями они не хотят связываться. Скорее всего, протесты будут приняты, пусть и с оговорками, и не в полной мере. Что, в общем-то, и требуется на данный момент, чтобы избежать существенных проблем в упомянутых регионах. Конечно, Орлов никогда не скажет Ким Ючжэню, что эти протесты были инициированы его администрацией, которая лично связалась с дирекциями каждого предприятия, отмеченного в протесте, и попросила помощи. Китаец аккуратно положил документы на столик к остальным, а Николай Ильич между тем думал, что он воспринимает посла скорее как потенциального противника, чем как дипломатического представителя государства, которое фактически является одним из важнейших союзников России. Это было паршиво, потому что казалось своего рода мрачным предчувствием. Орлов не любил таких предчувствий: они имели свойство сбываться. Глава 4 С самого утра в Чадане зарядил мелкий дождик. Тучи висели так низко, что казалось, только подпрыгни — и можно будет сорвать лохматое мокрое одеяло с неба. Правда, не очень понятно, что с ним делать потом. Громадное оно, замучишься выкручивать. Ну хоть чистое небо можно будет получить в результате процедуры! Скобелев сидел на крыльце барака с кружкой чая. Прямо перед ним расстилалась местная экзотика окраины тувинского городка. Впечатление было такое, что просто сводило скулы! Сама мысль о том, что здесь кто-то живет, казалась противоестественной. Начать с того, что Чадан с населением в сорок тысяч человек выглядел так, как будто у творца закончились все яркие краски и он дорисовывал город исключительно серой, коричневой, черной и тем, что удалось соскрести с палитры, но что было непоправимо грязным. Серым и грязным было буквально все — одноэтажные и двухэтажные дома, дороги, люди и животные. Ярких пятен в городском колорите майор Скобелев насчитал очень мало — это были вывески магазинов и салонов сотовой связи. Да и то их не миновала чаша всех прочих предметов Чадана: вывески были безнадежно запыленными. Когда самолет сел на военном аэродроме, за группой прибыл автобус и отвез их в единственную городскую гостиницу, где были зарезервированы места для геологической группы. Хотя, что может в такое время года делать геологическая экспедиция в этих краях, решительно непонятно. Но за неимением хорошо проработанной легенды эта вполне годилась. Да и местные жители не казались людьми, которых сильно волнует, что здесь делают приезжие. Людям в Чадане были присущи характерные черты населения небольшого города. Непреложный закон жизни: чем меньше населенный пункт, тем в большей степени он холоден по отношению к чужакам. Даже на лице пожилой администраторши читалась неприязнь. Наверное, будь ее воля, она бы обязательно сказала, что свободных мест нет и не предвидится в обозримом будущем. Кстати, для этого и врать бы не пришлось. Раз уж гостиница здесь одна, то выходит, здесь должны обитать все кочующие люди окрестностей. Командированные, шоферы, прочие представители разъездных профессий. Ничего удивительного, если тут никогда нет мест. Номера пахли старыми обоями, прачечной и еще чем-то непонятным, но очень характерным для гостиниц. Комнаты были рассчитаны на четверых, так что группа как раз уместилась в два номера, расположенных по соседству. Один из номеров был крайним по коридору, и туда бойцы отправили командира, мигом прикинув, что компашка, которая тащит по коридору пакеты с выпивкой и закуской, вряд ли будет вести себя тихо и примерно. — Вы только ни с кем не цепляйтесь, если что! — сказал майор перед тем, как лечь спать. — Не переживай, командир! — ответил Коля Шишкин. — Мы люди терпеливые. Если они нам двери не вынесут, то не полезем. Двери не вынесли, хотя кутеж народ устроил такой, что Скобелев даже хотел нарушить собственный запрет, постучаться в номер к чрезмерно бодрым тувинцам, а когда откроют — вломить первому же. Да так, чтобы бедняга в прямом смысле слова накрылся ногами. Практика показывает, что просьба вести себя по-человечески, подкрепленная подобным действием, работает гораздо лучше, чем просто слова. Тем не менее Ярослав себя сдержал. Тренированный организм, несмотря на шум, послушался команды «отбой» и погрузился в чуткий, неглубокий сон. Это было не совсем то, что надо, и поутру у Скобелева болела голова, но в целом состояние было бодрым. А голова вылечилась стаканом кофе. В семь тридцать «геологи» выписались из гостиницы и отправились на окраину Чадана, где для них было подготовлено все необходимое снаряжение, оружие и автомобили. Все это было заперто в большом дощатом сарае в местном «Шанхае» — криминальном трущобном районе. Отличное место — здесь нет никакого серьезного контроля со стороны органов, постоянно какая-то непонятная и незаконная «движуха», так что профессионалы, которые тихонько зайдут, возьмут что надо и уйдут, могут быть засечены только в том случае, если их кто-то специально «слил». До выхода на задание оставалось еще часов пять — «окно» пограничники организовывали в два часа ночи. Скобелев решил, что, наверное, можно дать ребятам часа три свободного времени. Пусть, если хотят, выберутся в город. Да и сам Ярослав был бы не прочь прогуляться. Он одним глотком допил чай и пошел в барак. Изнутри это длинное бревенчатое сооружение выглядело гораздо лучше, чем снаружи. Создавалось такое ощущение, что здесь совсем недавно жили люди. Впрочем, может быть, так оно и было. Судя по состоянию здешних квартир, обитатели не были ни алкоголиками, ни наркоманами. Наверное, поразъезжались кто куда, потому что окраина эта для нормальной жизни была не слишком-то приспособлена. А вообще, если посмотреть по сторонам, то обитатели здесь были очень даже живенькими и бодрыми. В окрестностях барака сновали самые разнообразные личности, начиная от бомжей, волокущих куда-то большие мешки со вторсырьем, и заканчивая грязными крикливыми цыганятами. Ярослав поневоле чувствовал к этой братии отвращение. Цыган он недолюбливал, хотя среди знакомых было человека три этой национальности. Впрочем, люди эти были сплошь степенные, честные, жившие с нормальных заработков. То есть выгодно отличавшиеся от подавляющего большинства соплеменников, не видящих разницы между тем, как именно зарабатывать себе на кусок хлеба: работой на стройке или продажей плохого афганского героина. Товарищи сидели в большой комнате на втором этаже и тоже помаленьку заканчивали пить чай. Скобелев махнул рукой, пресекая попытку дружно вскочить. — Спокойно, ребята. Мы сейчас, по сути, в режиме корсаров, так что давайте с субординацией поосторожней. Ладно, сейчас никто ничего не видит. А прикиньте: сидим в кабаке, я захожу — и вы в струнку вытягиваетесь. Вопрос: что подумают о нас окружающие? Бойцы смутились. — Командир, чайку глотнешь? — спросил Костя Мартьянов. — Да я только что почти пол-литра в себя залил. Нет, Костя, пока не хочу. Короче, ребята: вы видите, в каком городе мы с вами оказались? Ну вот отсюда вопрос: кто хочет прогуляться? У нас есть еще довольно много времени. Часа на три я могу дать свободного времени. Кто хочет — может познакомиться с местной экзотикой поближе. Бойцы переглянулись. На лицах у каждого на секунду отразилось сомнение и вместе с тем — явный энтузиазм. Для военного человека свободное время — очень ценный подарок. С другой стороны, конечно, город Чадан не вызывал большого желания к совершению променада. Так что Ярослав предположил, что не все бойцы согласятся на эту прогулку. Так и оказалось. Вначале отвлекся от своего чая рассудительный Иван Потупа. — Командир, а ты сам как, хочешь прогуляться? — спросил он. — А черт его знает, — пожал плечами Скобелев. — Наверное, прогулялся бы. Хочется размяться перед тем, как выходить на дело. Вроде как воздухом подышать. — Ну, я тогда с вами прогуляюсь, — сказал Потупа. Кроме него, вызвались пойти в город Коля Шишкин, Максим Кухарев и Эдуард Галицкий. Остальные решили остаться, и это было кстати, потому что оставлять пустой дом в этом районе Скобелеву категорически не хотелось. Если бы вся группа единодушно выбрала прогулку, то Скобелеву пришлось бы как-то отбирать тех, кто остался бы сторожить. А так — все решилось само собой. В город поехали на легковом автомобиле. Две «газели», снаряженные для выезда, ждали своего часа в дощатом сарае, исполнявшем роль гаража. А потрепанная «нива» бледно-зеленого цвета, предполагавшаяся в качестве транспортного средства «на всякий пожарный случай», совершенно неожиданно оказалась востребованной, хотя изначально Скобелев даже не хотел снимать с нее чехол. В центре города нашлась охраняемая стоянка — небольшая квадратная площадка, обнесенная сеткой-рабицей с колючей спиралью «егоза» поверху. У перекошенных ворот, сваренных из металлических труб, горделиво стояла жестяная будка с мутными стеклами. Сверху будки торчала труба, из которой лениво клубился коричневый дымок. Видимо, охранник применял для отопления торфяной брикет. Когда «нива» пришвартовалась возле ворот стоянки, охранник выбрался наружу. Это был коренастый, почти квадратный дядька, одетый в линялый камуфляжный бушлат, большую собачью шапку и кирзовые сапоги. Лицо охранника было изрядно помятым, как будто перед выходом на работу он активно недосыпал и при этом так же активно потреблял крепкие спиртные напитки плохого качества. Ну, впрочем, скорее всего, так и было. — На три часа поставиться! — сказал Ярослав. — Сто пятьдесят рублей. Ну и на чай сколько не жалко, — сипло заявил охранник. Скобелев протянул триста рублей. «Чаевых» хватало аккурат на бутылку обыкновенной водки. Охранник, увидев сумму, отразил на лице вполне серьезный энтузиазм. — Вон туда подгоните, на серединку, чтоб видно было хорошо. А то у нас там в дальнем углу сетку кусачками продырявили, так теперь лазят цыганята, магнитолы с тачек снимают. Ну что же, кажется, лишние деньги, выданные охраннику, действительно имели смысл. С другой стороны, умиляла бесхитростность, с которой этот тип заявлял о беспорядке в своем хозяйстве. Наверняка у него имеется джентльменский договор с этими самыми цыганами, и они башляют охраннику долю с проданной добычи. Ну или еще как-то обеспечивают себе оперативный простор. Ярослав невесело усмехнулся — ясно было как божий день, что при таком подходе к жизни Россия еще очень не скоро выберется из того непростого положения, в котором она сейчас находится. Как говорил в «Собачьем сердце» профессор Преображенский: «Разруха — она в головах!» — Ну что, мужики, — сказал Скобелев. — Я предлагаю выпить по кружечке пива. — Командир, теперь я всерьез понимаю, что мы работаем в режиме, как ты выразился, корсарском, — улыбнулся лейтенант Галицкий. — Пиво перед заданием — это мощно. — Ой, ну не городи ты огород, — махнул рукой Ярослав. — Что такое для здорового мужика две кружки пива? Я так вообще одну выпью, потому что потом за руль. Раз уж мы корсары, так будем и вести себя соответственно. — Хорошо. Теперь возникает вопрос: где именно мы будем потреблять заветное пиво? Потому что лично я не вижу ничего похожего на питейное заведение. Или мы будем, как вон те красавцы, просто под забором пить? — спросил Шишкин. «Те красавцы», числом трое, сидели на вросшей в землю лавочке у обшарпанного дощатого забора и пили что-то совершенно непонятное из бутылок объемом ноль семь литра. Раньше в такой таре продавали дешевые плодово-ягодные вина, называвшиеся в просторечии «чернилами», «бормотухой» и прочими нелицеприятными словами. По виду эта троица была законченными алконавтами с многолетним стажем. В поле зрения действительно не было ни единого питейного заведения. Только гастроном с пыльными витринами. — Будем надеяться, что здесь вообще есть что-то похожее, — пробурчал Кухарев. — Обязательно будет, — покачал головой майор Скобелев. — Вот без чего ни один наш город немыслим, так это без какого-нибудь «развлекательного центра». Потому что с некоторых пор в краях вроде этих ничего больше не остается, кроме как развлекаться. Слова командира оказались пророческими — пройдя до большого перекрестка, группа свернула и вышла, судя по всему, на главную площадь города Чадан. С одной стороны они увидели унылое серое здание с обвисшим российским триколором на крыше. Перед зданием стояла статуя Ленина — тусклосиняя и пузырящаяся плохой краской. С другой стороны располагался универмаг. А с третьей красовалась здоровенная фанерная вывеска: «Молодежный центр “Тува”». Там и нашелся бар, в который зашли спецназовцы. Помещение было даже слишком большим для питейного заведения в таком небольшом городе. При условии наличия одного подобного можно было вообще не волноваться о постройке второго бара. Здесь можно было на потоке поить одновременно сотни три жаждущих. И самое интересное, что сейчас этих жаждущих было как раз на половину бара. Когда Ярослав и остальная компания зашли внутрь, опустилось стекло в старом черном «мерседесе», стоявшем на другом конце площади. За рулем сидел человек азиатской внешности. Он пристально смотрел на двери молодежного центра. Никакого сомнения в том, что азиата интересовали именно Скобелев и его группа, не возникало. Поднеся к уху мобильный телефон, азиат сказал на китайском языке: — Они в городе. Буду вести слежку, оставаясь на дистанции. Спецназовцы сели за большой столик в углу, ловя на себе взгляды местных. Не то чтобы агрессивные, скорее оценивающие. Людей, достаточно пьяных для того, чтобы с места в карьер попробовать на прочность пятерых крепких мужиков, пока не нашлось. И слава богу, потому что драка с местным населением в планы Скобелева не входила.