– Стандартный сюжет для байопика, – Армитидж хохотнул. – Ничего оригинального. Время идёт, а ничего не меняется. – А так и есть. Самая мякотка как раз кроется в том, что парню натурально изменили память. Да, полностью. И так бы он и жил, если бы, как мне рассказали, его девушка не помогла ему найти его родителей и вспомнить всё. – Охренеть... – Армитидж нервно сглотнул. – А потом? – Что потом? – переспросил Сойер. – А что потом с ним стало? – Тут след теряется, – вздохнул актёр, – хотя бы потому, что я уже перестал следить за историей. Одни говорят, что он сошёл с ума, и теперь сидит в дурке – разум, дескать, не вынес; другие – что он покончил с собой, всё по той же причине. – М-да... Жаль, конечно, этого добряка, – Блондин поднял голову, глядя в небо, где неспешно пролетали ласточки. – А что ещё ты узнал? – Достаточно будет сказать, что «Арасака» вчера утвердила покупку китайской ЧВК «Лин Куэй». Сделка состоится через две недели, после чего, вероятнее, корпы вновь схлестнутся, но на сей раз за «Арасаку» будут и киберниндзя из Китая. – Я б посмотрел на такое... Армитидж оглянулся и прошёл в павильюн заправки. Внутри эхом разносились хлёсткие щелчки клавиш пишущей машинки – Настенька уже успела водрузить её на стойку прилавка и сосредоточенно продолжала писать своё очередное эссе, подсвечивая бумагу портативной настольной лампой на аккумуляторах. Услыхав шаги вошедшего товарища по несчастью, девушка оторвалась от писанины и, глядя рокербою в глаза, вздохнула. – Арми, – сказала Настя, – прости, что накричала на тебя и опозорила перед твоим другом... – Неловко потупив взгляд, она вышла из-за прилавка. – Да всё нормально, Насть, не парься, – усмехнулся кареглазый. – Нет, правда, прости меня... Я и сама не знаю, что на меня нашло. Может, я и правда больна? Больна этим фелицитарным синдромом? Я ведь не умру? Не сойду с ума, как те несчастные любовники, что... – Не знаю, Настенька. Не знаю, – тяжело выдохнул пепельноволосый и сел на пол, опершись на стену. – Я не эксперт в этом. Калинина промолчала и только продолжила строчить на машинке своё очередное эссе. Когда она закончила, солнце уже успело ещё плотнее прижаться к горизонту, а небо из кремового стало иссиня-фиолетовым, лишь у самой кромки окрашиваясь в розовое золото. Сойер, стоя около Армитиджева «Делориана», курил, глядя в никуда. Где-то вдали над тундрой прошумел самолёт – самый обычный пассажирский авиалайнер сверкнул в лучах закатного солнца и, прочертив над стоянкой друзей след, скрылся на востоке. Сам рокербой дремал, сидя на асфальте и опираясь спиной на колонну автозаправки. «Интересно, – пронеслось у него в голове, – как скоро цепные псы «Арасаки» достанут нас здесь, около богом забытой заправки?» С этой мыслью он подошёл к автомобилю и, плюхнувшись в водительское кресло, потянулся к панели управления аудиосистемой. Своеобразный бивуак тут же огласила Алёна Свиридова, певшая из колонок про розового фламинго. Настя тут же вышла на дорогу и стала кружиться в танце, подставляя то грудь, то спину лучам заката. Армитидж только усмехнулся – Настя в своём танце действительно стала напоминать розового фламинго. Вскоре песня сменилась, и Свиридова уступила место в колонках другому призраку не такого далёкого прошлого – Анжелике Варум. – Ты знаешь, всё в твоих руках, всё в твоих руках, и даже я, – не останавливая танца, пропела зеленоглазка. – Всё в твоих руках… – Народ умирает, а она танцует, – закатил глаза Сойер. – Корпорации душат нас, а она танцует. – Успокойся, чумба. Должна же девочка сбросить стресс, накопившийся за последние два дня, – похлопал его по плечу музыкант. – Ага, как же. Я успокоюсь, а потом ублюдки из кризис-контроля придут по наши головы! – раздражённо отмахнулся Сойер. – Стресс она сбрасывает у него… И доставляет стресса мне! – Ой, да ладно, не парься. Мы на нейтральной территории, тут никто почти не ездит… – Зато летают дохрена, – осадил рокера бывший комик. – Сойер, ты, кажись, забыл нашу миссию – бороться с корпорациями за право на счастье. Разве нет? Разве не для этого мы устраиваем провокации? – Ага, а потом они рейдить нас приедут сюда, – так же мрачно ответил старик. – А знаешь, пошёл ты! Я иду спать. – Ладно, чумба, ты прав. Пора нам ложиться. – Арми выключил музыку, и через полчаса товарищи уже спали. Настя – за прилавком заброшенной заправки, Сойер – на траве чуть поодаль от дороги, Армитидж же спал в машине. …Когда музыкант проснулся, в лобовое стекло светила полная луна. Из сна его выдернуло дробное постукивание слева от него. Это была Настенька. – Армитидж, – шёпотом позвала девушка. – Выйди… Тот без слов вышел. Настя стояла чуть поодаль, прижав руки к груди. В лунном свете и с распущенными волосами (обыкновенно она собирала их в косу) она напоминала персонажа старого приключенческого аниме – одного из тех, что молодой Армитидж смотрел вместе со школьными друзьями в видеосалоне недалеко от дома. – Чего ты хочешь? – с недоверием косясь на новообретённую подругу, спросил он. – Я хочу, чтобы ты знал правду, – Настя виновато опустила голову. – Ни ты, ни я на самом деле не свободны. Никогда не были. – Что ты имеешь в виду? – Да ты и сам, наверное, уже догадался. – Настя вздохнула. – Нет никакого фелицитарного синдрома, Армитидж. И я не упоротая истеричка… надеюсь. Я на самом деле – всего лишь продюсерский проект «Три-Оптимум». Они заставили меня притворяться сумасшедшей Офелией, и всё ради дискредитации «Арасаки». – Что-то я выпал, – пожал плечами Армитидж. – Я нихрена не понял из того, что ты сказала. – Всё гораздо проще, Арми. Я, ты, Сойер, Юна – мы все лишь пешки в чужой войне. Первая корпоративная война не заканчивалась ни в 2053 году, ни ещё когда-то. Она не закончилась поглощением и разделом остатков «ВерсаЛайф». Да и… – Настя перевела дух. – Никакая это не война вовсе, а так – имитация. Борьба нанайских мальчиков, не больше и не меньше. Что «Арасака», что «Три-Оптимум» – это всё две части одного целого. Дискредитация и криминализация любви и счастья корпоратам нужны лишь затем, чтобы закрутить людям гайки. – И что ты предлагаешь? – Армитидж поднял бровь. – Мы пойдём против «Арасаки», а потом – будь что будет, – решительно проговорила зеленоглазая. – После этого мы станем легендами, вернувшими людям право на счастье. 11. Все завтрашние вечеринки Слова Настеньки о том, что фелицитарный синдром – лишь фикция, образ угрозы, пущенный в массы корпорациями с целью банального извлечения наживы, ещё долго не отпускали Армитиджа. Даже играя свой красноярский концерт, он всё думал о том, что теперь его творчество, как и писанина Насти, приобрело какой-то иной смысл. Теперь у Армитиджа появилась миссия – сакральная, высокая миссия вернуть людям их право быть счастливыми. И ради этой великой цели, считал он, не страшно и умереть. Шоу в Красноярске собрало ещё больше людей, чем концерт в нео-норильском баре «Райская ночь» неделю назад. Если там аудитории набился целый двор нескольких хрущёвок, то теперь для того, чтоб вместить всех зрителей, не хватило и стадиона. Едва сорокалетний рокербой ступил на сцену, за заранее разложенный перед ним синтезатор, трибуны взорвались овациями. «Ты лучший!» – орали домохозяйки с задних рядов, «Женись на мне, Армитидж!» – вторили им шестнадцатилетние девочки, непонятно зачем притащившие на концерт огромный плакат с нарисованным в анимешной стилистике артистом. Пара мокрощёлок будто нарочно нарядились настолько вызывающе, насколько вообще могли – и им неведомо было, что на них, выбившихся в первый ряд, Армитидж глядел с презрением, которое они могли бы с лёгкостью прочитать, не надень он свои любимые зеркальные солнечные очки. Всё по моде девяностолетней давности. Когда, наконец, он закончил выступать, солнце уже окончательно закатилось за изрезанный городскими пейзажами горизонт, и Красноярск уже готовился к переходу в ночную фазу. От заката до рассвета в горящем неоном и белыми светодиодными фонарями нутре сибирского мегалополиса кипела не менее интересная, хоть и местами полная опасностей жизнь. Ночные клубы открывали свои двери для тусовщиков всех мастей, и центральные улицы просто превращались в коридоры, соединявшие одну танцплощадку с другой, перегоняя людские массы от одного рейва к другому; компьютерные клубы и видеосалоны устраивали ночные кибертурниры и показы фильмов для взрослых; выползали из норок на окраинах торговцы чёрными имплантами, палёными видеоиграми, пиратским софтом и синтетической дурью. В тёмных дворах иногда слышались перестрелки банд – специально выращенных и подготовленных корпорациями для искусственного поддержания преступности в городе. «Три-Оптимум», курировавшая всю инфраструктуру и администрацию Красноярска, в своё время предложила революционно новый способ контроля преступности – в 2064 году совет директоров корпорации решил полностью выкупить весь преступный мир города. Замысел состоял в следующем: купленным корпорацией главарям местных ОПГ предлагалось освобождение от уголовного преследования взамен на их переход в корпоративную собственность, а кроме того на них налагались и финансовые обязательства перед пиджаками. По условиям договора, заключённого с главами местных преступных синдикатов, доход от всякой преступной деятельности – от торговли наркотиками и проституции до заказных убийств и квартирных краж – теперь облагался корпоративной комиссией, и раз в месяц короли красноярского преступного мира обязаны были выплачивать «Три-Оптимум» четверть от всей своей грязной прибыли. Чего совет главарей не знал, и о чём корпоративные шишки умолчали – это то, что на всё те же двадцать пять процентов финансировались частные отряды полиции, которые затем устраивали охоту на криминальных дельцов поменьше. Так «Три-Оптимум» и поддерживала искусственный уровень преступности в городе. Разумеется, никто не смел сопротивляться или просто выражать недовольство – несогласных быстро затыкали, обрезая финансирование и обнуляя социальный рейтинг. Будто стремясь сепарироваться от основного города, жил своей жизнью Новый Коулун – крупный китайский квартал, отгороженный от остального Красноярска железобетонной стеной. В этом городе внутри города царила своя атмосфера, понять которую не мог практически никто и которая сочетала в себе одновременно постсоветские реалии России девяностых годов прошлого века и визуальную эстетику Гонконга, в которой смешались Восток и Запад. Новый Коулун не подчинялся распоряжением держащей Красноярск в железном кулаке «Три-Оптимум», им руководил совет пяти китайских семей, в конце двадцатого века сформировавших диаспору в Красноярске. Под их контролем в этом напоминавшем средневековую крепость районе было всё – от торговли, в том числе подпольной, до силовых структур и медиа. Триада Белого Дракона выполняла здесь одновременно функции армии, полиции, спасательных и карательных бригад. Руководил триадой тридцатипятилетний мужчина Арсений Лэй-Брянцев, которого все местные звали просто Сенька Лэй. Он был сыном китаянки, приехавшей в Красноярск на учёбу ещё в конце 2020-х, и сына местного бизнесмена Брянцева, бывшего к тому же одним из тех, кого именовали ворами в законе. Брянцев был крупным криминальным авторитетом, вёл свои тёмные дела в том числе с триадами, но в 2055 году был убит – его в джипе подорвали арасаковские диверсанты, пока армия «Три-Оптимум» окончательно не выбила вражескую корпорацию из города. Нетрудно догадаться, зная это, почему Сенька Лэй в подростковом возрасте и возглавил триаду Белого Дракона. Армитидж на прощание помахал со сцены рукой красноярцам, пришедшим на концерт и, небрежным движением отбросив прилетевший в него лифчик, запущенный какой-то безумной фанаткой, ушёл за «кулисы», представленные массивным светодиодно-голографическим экраном. – Это было волшебно, Армитидж! – с придыханием, закатив глаза, воскликнула Настенька. – Я всегда знала, что тебя благословил сам Аполлон, что ныне льёт неоновые слёзы, страдая о потере искусством своей цели и ценности. Не выносит он корпоративного… – Настя, прекращай, – отмахнулся от неё рокер. – Ты мне льстишь. – Нисколько, нисколько я не льщу тебе, о великий Армитидж! – продолжала отнекиваться Настя. – Ты заворожил меня своей музыкой, ты… – Кончайте уже трепаться, голубки хреновы, – прервал их Сойер. – Давайте, собирайтесь. Мы отчаливаем. – Ну ладно, – немного раздражённо, но уже без надрыва вздохнула девушка. – А куда? – Есть тут в городе один важный человечек, – ответил комик. – Сейчас метнёмся к нему кабанчиком, надо бы вопросики кое-какие обкашлять. Армитидж опешил. – Погоди, ты сейчас про Сеньку? Сеньку Лэя? Сойер кивнул. – Он тоже из наших. Из Антикорпоративного сопротивления. Новый Коулун неспроста представляет из себя автономию. – Что за Новый Коулун? – испуганно спросила актёра Настя. – Это какое-то гетто? Крепость? – Скоро сами всё увидите, чумбы. По коням. Не прошло и получаса, как старый мотоцикл, а вслед за ним – и величаво следовавший по улицам Красноярска белый «Делориан» пересекли границу Нового Коулуна. Снайперы на стенах чинно встали по стойке смирно, система автоматического оповещения сперва на русском, а после – на китайском поприветствовала гостей. До главного здания – особняка Сеньки Лэя – пролегала прямая дорога от западных ворот. И Армитидж, и Сойер понимали одно: отступать уже поздно. …Укутавшись в пальто и одним движением руки поправив непослушные волосы, Юна шагнула на аэродром. Над Сайлент-Хиллом уже взошло солнце, вдалеке начали кричать ласточки. Шум ветра смешивался с рёвом прогревающихся двигателей частного самолёта, аренду которого заранее оплатил её верный Армитидж, находящийся сейчас по ту сторону Атлантики. Юна всегда любила летать, но, если того не требовали обстоятельства, отдавала предпочтение трансокеанским лайнерам или поездам. Между Нью-Йорком и Лиссабоном уже давно была проложена первая в истории человечества Трансатлантическая железнодорожная магистраль. Её строительством занимался Панъевропейский железнодорожный консорциум, спонсируемый «Арасакой». Сейчас обстоятельство, однако, были весьма отличными от обыкновенных, потому Юна была вынуждена лететь. Рёв двигателей бизнес-джета навевал на шатенку не самые приятные мысли – перелёт обещал быть долгим, а десятилетнюю дочку Клару оставить ей пришлось только с близкой подругой и её молодым человеком – верней сказать, уже мужем. Они дружили семьями, и хоть у последних детей не было, это не мешало Юне доверить им дочь – друзья не раз выручали их с Армитиджем, и они платили им тем же. Ступив на борт частного лайнера, Юна попыталась привести мысли в порядок, сдавив руками голову и закрыв глаза. Когда же ей удалось успокоиться, ликвидировав в себе смятение, Юна села в кресло, поставив сумочку в ногах, сладко потянулась и вытащила из кармана своего бежевого пальто настоящий артефакт, оставшийся от Старого мира – белый айпод, один из тех, что выпускался ещё в нулевых, управлялся колесом прокрутки и комплектовался маленьким жёстким диском. Плеер этот ей подарил Армитидж на третью годовщину знакомства, и, по его собственному признанию, он буквально охотился за ним по всему свету, пока наконец не выкупил его в практически идеальном состоянии у какого-то норвежца, коллекционировавшего старую электронику. Жёсткий диск тут же оказался заменён блоком из нескольких карт памяти, на котором теперь и хранилась вся Юнина фонотека. В наушниках женщины тут же заиграл лёгкий мотив старенькой поп-композиции, и Юна, слегка улыбнувшись, потянулась, наблюдая за тем, как бизнес-джет разгоняется по взлётной полосе и отрывается от земли, чтобы затем унести её через Атлантику и всю Европу... Юна была на три года младше Армитиджа, и с самого детства её увлекала музыка. В восемнадцать лет она перебралась из почти вымершей деревни во Флориде в Сиэтл, где как раз и жил Армитидж, тогда ещё носивший данное при рождении имя – Станислав (он был сыном эмигрировавших из России учёных). В Сиэтле Юна отчаянно пыталась построить карьеру певицы, писала свои собственные песни и музыку к ним, одновременно с тем работая фотографом в местной газете, и ей начало казаться, что удача её оставляет, пока в глубинах даркнета она не встретила объявление от некоего хакера, известного как Мунчайлд – Дитя Луны. Этот Мунчайлд готов был взяться за любой заказ, который предложат, и при этом брал сравнительно небольшую плату за услуги. К нему-то Юна и обратилась, попросив помочь с продвижением её песен в массы. Хакер охотно согласился взять этот откровенно наивный заказ, но, видимо, почувствовав отчаяние девушки, решил сделать ей стопроцентную скидку и не взял с неё денег – даже не запросил предоплаты в четверть стоимости заказа, как обычно делал. На следующий же день одна из главных радиостанций Сиэтла легла, и весь день в эфире крутились только песни Юны – к тому моменту у неё набралось уже материала на два альбома по пятнадцать треков. «Считай это актом доброты и моей личной милостью, – написал хакер Юне, когда всё было сделано. – Я всегда там, где во мне нуждаются». Тем хакером и был Армитидж. А с того дня карьера Юны будто по волшебству пошла в гору – её приняли на один из крупных лейблов, о ней стали говорить во всём Сиэтле, и вскоре она дала свой первый концерт. Лично встретиться и познакомиться они смогли уже три года спустя – в 2061 году. Между ними симпатия возникла довольно быстро, и уже три месяца спустя они начали встречаться, через полгода – съехались, а ещё через год уже сыграли свадьбу – правда, была она довольно минималистичной, если не сказать тайной. Когда же Юна узнала, кто на самом деле был тем благодетелем из даркнета, её чувства к Армитиджу разгорелись ещё сильнее – ведь никто и никогда до этого не проявлял к ней искренней доброты. Родителей у Юны не было. Но даже тогда, в свои девятнадцать, ещё будучи маленькой и никому не известной певичкой из джаз-клуба, Юна не теряла надежду на то, что однажды она сможет преодолеть свои несчастья – и будет за это вознаграждена. Так и случилось – она обрела славу, любимого человека, также горевшего страстью к музыке и технологиям, обрела семью и цель жизни. Теперь перед уже тридцатисемилетней Юной открывались одна за одной все вечеринки завтрашнего дня.