– А вот теперь точно не ждала, – сказали у нее за спиной. Резко обернувшись, Сабрина увидела Натали. Во рту у нее не хватало переднего зуба. Из тени выступил еще один человек, и сердце Сабрины сжалось от боли. Белла, единственный во всей школе человек, с которым она могла бы подружиться. Белла обняла Натали за плечи и ухмыльнулась. – Так ты тоже с ними? – растерянно спросила Сабрина. Вместо ответа Белла подпрыгнула вверх – так высоко, как было бы не под силу ни одному человеку. Ее ладони и ступни удивительным образом приклеились к потолку, а тело начало меняться. Кожа набрякла, словно напитавшись водой. На руках и на ногах проступили темные пятна. Гадко выпучившиеся глаза уползли на макушку. Туфли разлетелись в клочья, обнажив длинные зеленые пальцы с перепонками. Несколько секунд – и перед Сабриной оказалась та самая девочка-лягушка, от которой они так стремительно улепетывали в автомобиле. Быстрый как молния язык бросился вперед, обвил лопату и выдернул ее у Сабрины из рук. – Зачем же ты тогда притворялась, что хочешь дружить? – Потому что я плохая, – ответила Белла. Троица страхолюдных детишек расхохоталась. – Ты не плохая! – возразила Сабрина. – Тебе заморочил голову Румпельштильцхен. Он внушал вам, что вы должны чувствовать, и заставлял вас делать ужасные вещи. – Например, убить мистера Ворчела? – спросил Тоби. – И Чарли, – вторила ему Белла, дружески похлопав по спине Натали. – Они все время мешали папе, – сказала Натали и приняла свой истинный облик, обернувшись лохматым чудовищем. – Папу? Вы считаете его папой? – переспросила Сабрина. – Да он просто безумец! Когда он пробьет в барьере дыру, в туннель хлынет река и все здесь затопит. Все погибнут, все дети – и вы тоже! – Вообще-то дети уже наверху, силятся понять, что же это такое с ними произошло, – сообщил чей-то голос, и из тени вышел мистер Шипшенк. – Мистер Шипшенк! – вскричала Сабрина. – Выведите нас отсюда! Здесь будет огромный взрыв! – Ух ты! – расхохотался паук Тоби. – Да ты, Сабрина, еще глупее, чем я думал! – Помолчи, Тоби, – велел методист, повернулся к Сабрине и на глазах у нее стал меняться. В отличие от остальных он не рос, а, напротив, уменьшался. Когда превращение завершилось, в методисте не осталось и метра роста. Голова, спина и руки до запястий покрылись курчавой бурой шерстью, однако лицо и заостренные уши остались розовыми, как у свиньи. Картину дополнял короткий, похожий на обрубок хвост, увенчанные копытами ноги и бритвенно-острые зубы в два ряда. – Взрыв будет ровно тогда, когда этого захочу я. – Румпельштильцхен! – ахнула Сабрина. – Ну, так нечестно. Ты угадала мое имя. Наверное, тебе подсказали, – ухмыльнулся карлик. – Боюсь, мой сын прав: ты вовсе не так умна, как написано в твоем личном деле. А впрочем, не важно. У меня много имен, нетрудно и попасть случайно. Для справки: больше всего мне нравится, когда меня зовут папой. Шипшенк протянул руки, Натали, Белла и Тоби кинулись к нему. – Папой? Папы не сходят с ума и не крадут детей! – закричала Сабрина. – А разве я краду детей? – картинно обиделся карлик. – Я о них забочусь. От меня они видят лишь любовь и приятие. Я даю им все, чего они пожелают. – А вам это зачем? – спросила Сабрина. – А я получаю взамен их любовь, и радость, и грусть, и горечь, и надежду, а самое главное – гнев, – скрипуче рассмеялся Румпельштильцхен. – Я получаю их чувства, дитя, такие сладкие, до последней капли. Они идут от души, их невозможно сдержать. Не понимаешь, да? Ладно, скажу прямо: я питаюсь их чувствами. – Так вот откуда вы черпаете силу, – прошептала Сабрина, и тут ей вспомнилось, как методист советовал ей не держать в себе гнев. Ну еще бы! Он ведь этим гневом питался! – Начинаешь понимать, да, юная Гримм? Дети питают меня. Взрослые люди умеют держать себя в руках, а вот дети… Их чувства – как шведский стол, ешь не хочу. Ну так где же существу с моими вкусами следует искать работу? Разумеется, в школе! Знала бы ты, какую прекрасную атмосферу я в ней создал. Сколько лет я сидел сложа руки и смаковал драки и гадости, на которые так скоры наши детишки. Бессмысленная травля, обида на тех, кто не хочет с тобой играть, бесконечные дразнилки за прическу или за одежду – о, дети умеют быть такими гадкими, что тебе и не снилось. Они были моими шеф-поварами, ну а я наслаждался каждым глотком. Румпельштильцхен продолжал: – Но там, за барьером, лежит целый мир, полный злобы, войн и боли, и, когда Гамельн предложил мне пробить барьер из-под земли, я сразу согласился. Конечно, работа была не из легких. Гамельн играл свою музыку, и школьники каждую ночь брели копать для нас подземный ход. Поначалу мы заставляли копать всех, но малыши оказались слишком слабы, так что пришлось довольствоваться пятиклассниками и шестиклассниками. К сожалению, тут возникла другая проблема. После бессонной ночи дети – те самые дети, которые давали мне больше всего сил, – клевали носом и совсем не ссорились друг с другом. Неистовый поток злобы превратился в подтекающий кран, который роняет редкие капли. Я стал бояться, что не смогу сделать свое дело, когда мы достигнем барьера. И тут в школу явилась ты. – А я-то тут при чем? – спросила Сабрина, стараясь выгадать время и лихорадочно пытаясь придумать план. – Сабрина, из тебя злоба бьет, как Ниагарский водопад, ею можно залить все вокруг. Когда ты злишься, для меня это словно обед из четырех блюд с десертом и компотом. Твоя подозрительность, твои бесконечные предубеждения, неуверенность в себе и, конечно же, слепая злоба на тех, кто заставил тебя столько пережить, – о, это настоящие деликатесы, – произнес Румпельштильцхен, и из пальцев у него с треском выскочили голубые молнии. – Распробовав твои чувства, я стал подбрасывать дровишек, и ты не подкачала. Я едва поспевал за тобой, – продолжал он. – По правде говоря, Ворчела убивать было не обязательно, но я понял, что тебя его смерть приведет в ярость. И я был прав! И вот теперь, благодаря тебе, я накопил достаточно сил, чтобы пробить барьер. А когда он рухнет, я выйду на свободу, и «Алая рука» пронесется над миром, уничтожая всех, кто встанет на ее пути. – Так это вы «Алая рука»? – спросила Сабрина, против воли ощутив поднимающийся гнев. – Это вы украли моих родителей! – «Алая рука» – это не человек. Это движение, или даже учение. Это нечто неизмеримо огромное, и я – лишь винтик в этом механизме. О, да ты злишься! – Где мой сын? – вскричал вбежавший в зал директор Гамельн. От неожиданности Румпельштильцхен взвизгнул и спрятался за могучую Натали. Директор Гамельн был изможден, избит, почти безумен. Его рубаха была запятнана кровью, нога подгибалась. В руках он держал волынку. – Скажи, где мой сын, или я сыграю такую музыку, что тебя разорвет на кусочки. – Венделл нам мешал! – закричал страшный карлик, скаля зубы и грозно глядя на многократно превосходившего его ростом соперника. – Я же велел тебе не спускать с него глаз. Румпельштильцхен ткнул пальцем вверх. Высоко на потолке, в стороне от других висел толстый кокон. Кокон не шевелился; могло показаться, что он пуст. Гамельн упал на колени и спрятал лицо в ладонях. – Как я был глуп! – Сними его, Тоби, – приказал Румпельштильцхен. – Ну па-ап, он уже почти готов, а я есть хочу, – заныл паук. – Снимай, сынок, – повторил Румпельштильцхен. Тоби неохотно вскарабкался на потолок, перерезал когтями паутину и спустил кокон с мальчиком на землю. Потом паук положил Венделла к ногам Гамельна и шустро убежал к отцу. Гамельн разорвал нити, которыми был опутан его сын. Освободив мальчика, он приник ухом к его груди, слушая дыхание. Натали бросилась в угол зала и вернулась с банкой краски. Она окунула в банку ладонь, а когда достала ее, ладонь была ярко-красной. – Можно я его помечу? Гамельн затрясся от ярости: – Убери руки! Не троньте его! Вы с вашей «Алой рукой» убиваете невинных! Мы так не договаривались! Я всего лишь хотел выбраться из этого города, хотел, чтобы мой сын жил нормальной жизнью! – Если бы я делал все по-твоему, мы бы никогда не добрались до барьера. У тебя бы сроду духу не хватило сделать все как надо, – оскалился страшный карлик. – Что поделаешь, пришлось мне самому принимать непростые решения. – Убить моего сына тоже ты решил? – выкрикнул Гамельн. – Понимаю твои чувства, – согласился Румпельштильцхен. – Если бы я потерял кого-то из своих детей, это разбило бы мне сердце. Но Мастер ждет жертв. – Кто? – воскликнула Сабрина, но ей никто не ответил. Гамельн опустил сына наземь и, пошатываясь, встал. В руках у него снова была волынка. Он надул мех. – С этим надо покончить, – сказал он, но не успел извлечь из инструмента ни единого звука. Белла одним прыжком преодолела расстояние, отделявшее ее от Гамельна, выбросила язык и вцепилась им в волынку. Инструмент выскочил из рук Гамельна и канул в ее огромную пасть, где и был проглочен целиком. – Ты моя умница! – обрадовался Румпельштильцхен. Чудовища двинулись к Гамельну. Он вжался в стену. Сабрина бросилась к нему, но путь ей преградил Тоби. – Без волынки ты ничего не можешь, Гамельн, – сказал Румпельштильцхен. – Барьер – вот он, а значит, ты нам больше не нужен. – Не трогайте его! – заорала Сабрина, но ее никто не стал слушать. До смерти Гамельна оставались считаные мгновения, биться с чудовищами на равных она не могла, и все же она знала что-то, чего не знали они. – Вы не дети Румпельштильцхена! – закричала Сабрина. – У вас есть настоящие родители! Румпельштильцхен сыграл на их страхах, заставил поверить, что надежды нет, что они не смогут вас вырастить. Он всегда так делает! Он играет с чужими чувствами и заставляет людей делать самые дикие вещи. Он и со мной так сделал. С тех пор как мы с ним повстречались, я говорила ужасные вещи, но не потому, что на самом деле в них верила. Он врал вам всю жизнь – положите этому конец! Ваши настоящие родители ищут вас с тех самых пор, как он унес вас. Они хотят, чтобы вы вернулись. На лице Тоби проступило сомнение. – Это правда? – защелкал паук. – А ты говорил, что родители бросили меня в парке, потому что я чудовище. – Конечно, бросили, – подтвердил Румпельштильцхен. – Он врет! – закричала Сабрина. – Я сама говорила с вашими родителями. Они вас не бросали. Румпельштильцхен заморочил им головы и заплатил за вас кучу денег. Он купил тебя, Тоби, и Натали тоже купил, и Беллу, и все затем, чтобы кормиться вашими чувствами. Вы ему не дети! Вы ему еда! – Она лжет, дети мои, – сказал Румпельштильцхен. – Люди столько лжи про меня придумывают. Они хотят забрать вас у меня! Это так несправедливо. Как же нам остановить тех, кто хочет мне зла? – Мы тебе верим, папа, – сказала Белла с искаженным от ярости зеленым лицом. – Можно я ее убью? – спросила Натали, смерив Сабрину кровожадным взглядом. Румпельштильцхен улыбнулся. – Ну разве папочка может что-то запретить своим ангелам? Ступайте повеселитесь. – Нет! – вскричал Гамельн. – Хватит! Я и без волынки обойдусь! Он сунул в руку карман и извлек маленькую блестящую вещицу. На мгновение взгляд Гамельна смягчился. Это была губная гармошка Венделла. Гамельн поднес ее к губам и извлек из гармошки длинную печальную ноту.