– Нет, ты точно не доживешь до сорока, – покачала головой Лиля, ограничившаяся овощным салатом и рыбой на гриле. – А ты не каркай! – весело отозвался Ваня. – Рассказывай лучше, что там у тебя за идея. Лиля посмотрела на его тарелку, в которой лежала уже только половина стейка, и усмехнулась. – Да, пожалуй, теперь можно. В общем, мне кажется, раз этот псих не стал разговаривать ни со следователем, ни с врачами, то и с людьми со стороны он говорить не будет, тут ты прав. Надо внедриться к нему в доверие и тогда уже пробовать разговорить. А как можно внедриться в доверие? Ваня аккуратно положил вилку в тарелку и, чуть прищурившись, посмотрел на сестру. Он уже начал подозревать, в какую сторону она клонит. – Ты что, хочешь, чтобы кто-то из нас изобразил психа и лег в ту больничку? – недоверчиво переспросил он. Лиля улыбнулась. – Думаю, с врачом мы договоримся. Как я поняла, он с самого начала был заинтересован в том, чтобы понять, что случилось. Так что да, кому-то из нас придется туда лечь. И под кем-то я подразумеваю, конечно, тебя. – С дуба рухнула?! Почему я? – Ну а кто? Вызывать кого-то из Питера бессмысленно, лишняя потеря времени. Я не смогу уже хотя бы в силу пола. Выживший – мужчина, женщину не положат с ним в одну палату. А ты как раз подходишь. – Я что, на психа похож? – вызверился Ваня, но на Лилю это не произвело впечатления, она слишком давно знала своего брата. – Войтех как-то рассказывал, что ты очень успешно изображал припадок, – усмехнулась она. – Когда это? – Когда им с Сашкой нужно было проникнуть в больницу, чтобы найти гипнотизера-коматозника, а ты отвлекал персонал. По лицу Вани пробежала волна негодования. Он вспомнил тот эпизод, когда Дворжак, скотина иностранная, действительно уговорил его изобразить припадок. Будь в тот момент ситуация не настолько критическая, он бы ни за что не согласился, но могла погибнуть юная девушка, и возмущаться не было времени. – Войтех твой трепло, – проворчал он, снова берясь за вилку. Холодный стейк уже не так вкусен, а Ваня намеревался его доесть. – Я не буду изображать психа, и не уговаривай. – А я и не уговариваю. Я как назначенная Анной старшая в группе раздаю задания. Теперь Ваня откровенно зарычал. Как он с упрямством осла пытался добиться Аниного расположения, так и она с таким же упрямством не назначала его старшим. Кого угодно – Дементьева, Нева, вон даже Лилю – только не его. За почти девять месяцев существования Института он ни разу не руководил расследованием. – Я тебе за это отомщу, – пообещал он. – Главное, не забудь, – рассмеялась Лиля. – А теперь ешь давай, завтра пойдем сдаваться в психушку, а там едва ли на ужин подают стейки. Ваня не выдержал, схватил длинную картофелину и кинул в Лилю. – Ну вот, а говоришь, на психа не похож, – заметила та, вынимая соленую палочку из волос. 17 апреля 2016 года, 20.05 г. Санкт-Петербург Саша уже не помнила, когда в последний раз уезжала из Питера на целых две недели, а потому страшно соскучилась. И по мерзкой погоде, и по маленькой квартирке, и по каменным серым домам, и еще больше – по работе. Они с Войтехом вернулись ближе к обеду и собирались остаток дня посвятить неотложным делам вроде поездки в магазин, поскольку за две недели их отсутствия остатки продуктов в холодильнике пришли в негодность, но планы пришлось немного скорректировать после звонка Сашиной мамы. Вера Николаевна еще в прошлый понедельник уехала на курсы повышения квалификации в Берлин, собиралась вернуться через две недели, а за это время успел заболеть Сашин отец. Ничего серьезного, обычная простуда, но, как и все мужчины – если, конечно, их зовут не Войтех Дворжак, который даже с бронхитом как-то собирался пойти на пробежку, и только угрожающий Сашин вид заставил его вернуться в постель, – увидев на градуснике 37,3 °C, Андрей Владимирович принялся составлять завещание. – Съезди к нему, пожалуйста, – попросила мама, узнав, что Саша уже дома, – отвези каких-нибудь продуктов, да просто проверь, как он там. Войтех из вежливости предложил поехать вместе, но Саша отказалась, сославшись на то, что наверняка проведет у отца не один час, а дома тоже есть дела. Она прекрасно знала, что Войтех чувствует себя в присутствии ее отца неловко. Нет, папа ни разу ничего такого себе не позволил: ни резких высказываний, ни красноречивых взглядов, напротив, был подчеркнуто вежлив, но от вежливости этой даже у менее проницательного человека сводило зубы. Если мама довольно быстро примирилась с Сашиным разводом с мужем, то папа ей этого так и не простил и всячески демонстрировал свою любовь к Максиму, когда они все бывали в одной компании. Такое, правда, пока случилось один раз, осенью, на годовщине свадьбы родителей, но Саше этого хватило. К Войтеху он обращался исключительно на «вы», в то время как Максима называл чуть ли не сыном. Что, кстати, ставило в неловкое положение всех, в том числе и самого Максима, который тоже давно смирился с разводом, поддерживал дружеские отношения с Сашей и ровные – с самим Войтехом. Им порой приходилось общаться по работе, поскольку Максим владел небольшой фирмой по продаже медицинского оборудования, и для своих лабораторий ИИН закупал необходимое именно у него. Папа действительно был болен, и, как и говорила мама, гораздо сильнее внешне, чем на самом деле. В квартире стоял ни с чем не сравнимый запах непроветриваемого помещения и горьких лекарств, а сам Андрей Владимирович лежал на широкой кровати, укрывшись двумя одеялами и замотав вокруг шеи шарф. В комнате пахло спиртом, и Саша догадалась, что папа сделал себе компресс. – Ну как ты? – поинтересовалась она, первым делом открывая окно. – С ума сошла? – тут же возмутился отец. – Я же еще сильнее простужусь! – Иди на кухне посиди, я там привезла продукты. А здесь надо проветрить, иначе ты никогда не выздоровеешь. Развел микробную ферму. Отец с видом умирающего вылез из постели и, шаркая ногами, будто ему семьдесят, поплелся на кухню. На аппетит его несчастная ОРВИ никак не повлияла, потому что он за один присест слопал целую порцию картофельного пюре с тремя котлетами, которые Саша купила в ближайшей кулинарии, а в раковине она заметила несколько грязных тарелок и кастрюлю с остатками куриного супа. – Это Наташа вчера принесла, – сказал отец, кивнув на входную дверь. Тетя Наташа – мама Максима. Его родители въехали в соседнюю квартиру двадцать один год назад, и семьи сразу же сдружились, поэтому не было ничего удивительного в том, что в момент смертельной болезни тетя Наташа принесла соседу супчик. Но папа сказал это с таким видом, что Саша сразу прочитала между строк все, что он имел в виду. Вот как он так умудряется? Всего лишь упомянул соседку, а Саша сразу же услышала и его вечное «Как ты могла бросить Максима?». – Хорошо, я помою кастрюлю и отнесу ей, – покорно кивнула Саша. – А пока сварю тебе имбирный чай. Лучшее средство от простуды. – Боюсь, мне уже пора пить антибиотики, – вздохнул отец. – При температуре не выше тридцати семи с половиной? – хмыкнула Саша. – Но уже третий день поднимается! – Потому что ты ее сбиваешь. Дай организму бороться с болезнью своими силами. Отец с шумом отодвинул от себя тарелку, и Саша физически почувствовала его взгляд на своем затылке. – Я врач, я знаю, что лучше. – Ты прекрасный стоматолог, – улыбнулась Саша, на мгновение обернувшись. – Ты лечишь зубы лучше всех. Даже если отбросить тот факт, что я твоя дочь и могу быть необъективна, то количество твоих постоянных клиентов говорит само за себя. Но вот лечить ОРВИ антибиотиками… – Я хоть и стоматолог, но все же врач. В отличие от тебя. Саша выдохнула сквозь стиснутые зубы и принялась вытаскивать из пакета корень имбиря и лимоны, которые принесла с собой. Как она могла вывести разговор на вторую «любимую» тему отца после ее развода: нынешнюю работу? Андрей Владимирович был врачом в третьем поколении, женился на враче, и перед Сашей никогда не стоял выбор профессии. Он был чрезвычайно горд, что дочь выбрала для себя такую сложную специализацию – анестезиология-реаниматология, помог с хорошей работой. И был крайне разочарован, когда Саша ушла из больницы, чтобы работать в Институте исследований необъяснимого. Естественно, виноват в этом тоже был Войтех. Сделав отцу чай с имбирем, лимоном и медом по рецепту мамы Войтеха и, конечно же, умолчав об этом, не то отец точно отправит ее за антибиотиками, Саша немного прибралась на кухне, отнесла тете Наташе кастрюлю и засобиралась домой. Шел уже девятый час, а еще надо было самой собраться на работу. Может быть, она теперь и не занималась врачебной практикой в полном смысле этого слова, но рабочий день по-прежнему оставался ненормированным, а командировки часто возникали внезапно и планировались надолго. Следовало всегда быть к ним готовой. Домой она добралась почти в девять. Странно, но в окнах квартиры не горел свет. Войтех едва ли так рано лег бы спать, тем более без нее, обычно он засиживался минимум до полуночи. Открыв входную дверь, Саша сразу поняла, что он действительно не спит, просто в ванной. Из-под двери выбивалась узкая полоска света, а за ней слышался шум льющейся воды. Это Саша могла надолго уйти в душ, оставив свет включенным во всех комнатах, Войтех же всегда все выключал. Из маленькой прихожей она видела несколько кастрюлек на плите, в которых наверняка ждал ужин. Саша постаралась как можно тише раздеться и скользнула в ванную комнату. В этой квартире не было ванны, а душевую кабину заменял поддон со шторкой, и Войтех не мог ее увидеть, только услышать, поэтому она и старалась вести себя как можно тише. Ванная, как и вся остальная квартира, за исключением кухни, давно требовала ремонта. Кухне повезло: еще осенью у соседа сверху прорвало трубу, она вся была залита водой, поэтому в ней ремонт сделали. Послав хитрую ухмылку своему отражению в зеркале, Саша быстро сбросила с себя остатки одежды, на цыпочках подошла к шторке и аккуратно приоткрыла ее, намереваясь незаметно скользнуть в душ. Хорошо бы еще Войтех стоял к ней спиной и ничего бы не заметил. Надежда не оправдалась. Едва только отодвинув шторку, Саша сразу же увидела насмешливую улыбку на его лице и сложенные на груди руки. Вся его поза говорила о том, что он разгадал ее маневр и ждал его. – Глупо было надеяться, что я смогу сделать сюрприз экстрасенсу, – вздохнула Саша, залезая внутрь. – Экстрасенсорика тут ни при чем, – усмехнулся Войтех. – Глупо было хлопать входной дверью. А дальше я и так знал, что ты сделаешь. Саша рассмеялась: – Я такая предсказуемая? – Ты такая постоянная. Как отец? – Как Карлсон: самый больной в мире человек. Но давай сейчас не будем о нем, я сюда не за этим пришла. Бр-р-р, сделай воду потеплее, как можно мыться в такой холодной воде? Я же околею! Войтех хмыкнул, отвернулся от нее, чтобы поменять температуру воды, и Саша внезапно замолчала, увидев его спину. Она обнаружила на его правой лопатке замысловатую татуировку еще в самую первую их поездку, когда они все знали друг друга всего пару дней. Войтех умудрился упасть и оцарапать спину, Саше пришлось обрабатывать его ссадины. Тогда-то она и увидела ее: сомкнутая в круг змея, кусающая собственный хвост, внутри круга – шестиугольная звезда, и еще куча самых разных символов, смысл которых Войтех открыл ей немного позже, когда она решилась спросить. С тех пор как они стали встречаться, Саша любила рассматривать эту татуировку, обводить пальцами темные линии. Сейчас же на обнаженной спине, покрытой капельками воды, ничего подобного не было. Ни намека на татуировку! – Что? – Вопрос Войтеха вывел Сашу из ступора. Оказалось, он уже повернулся к ней и теперь с тревогой разглядывает ее лицо. – Твоя татуировка… – Что с ней? – Ее нет. Войтех нахмурился, отдернул шторку и вышел из душа. Благодаря его прохладной воде зеркало не запотело, поэтому он повернулся к нему спиной, разглядывая себя. Саша вышла следом, не обращая внимания на льющиеся на пол потоки воды с обоих. – Nerozumím nic[2]… – пробормотал Войтех. – Когда ты видел ее в последний раз? – Я? – Войтех посмотрел на нее в отражении зеркала. – Давно. Не имею привычки ее разглядывать. А ты? Саша задумалась: – Ну на море она точно была. А потом, в пансионате… не знаю. Не помню. Наверное, если бы она исчезла, я бы увидела. На то, что привычно глазу, часто не обращаешь внимания, но, когда оно исчезает, замечаешь сразу. Хотя там мы с тобой в душ вместе не ходили, и я вообще не помню, видела ли твою спину. – Значит, на море она была, а теперь нет. Не важно, когда именно исчезла, но факт остается фактом: произошло это в пансионате, – чуть волнуясь, что было заметно по обострившемуся чешскому акценту, подвел итог Войтех. – А как твоя рука? Так и не болит больше?