— Да не могу я его описать! — Марина чуть не плакала от пережитого волнения. Голос ее дрожал. — Средний рост, незаметное лицо, темные очки. Разговаривает грубо. — Гражданка Белецкая, Марина, вы слышите меня? Алло! — забеспокоился Егоров. — Мы не можем поставить у вас охрану. Людей не хватает. Но я советую вам как следует запираться и ставить рядом с собой телефон. — Я сыта по горло вашими советами! Будьте здоровы, приятного аппетита. — Марина бросила трубку. Она уедет, это решено. Завтра отдаст паспорт, получит визу и уедет. Целых десять дней она будет отдыхать от бандитских угроз и чужих секретов. Десять спокойных дней. А дальше видно будет. А если она решила уехать, то незачем откладывать на завтра еще один телефонный звонок. Человека, чей телефон был записан на бумажной ленте, звали Залесский Алексей Алексеевич, и Марина уже встречалась с ним прежде. Она знала, что старик не ложится спать раньше рассвета. Глава 5 Залесский был не очень близким, но достаточно старым знакомым отца Марины. Художником по металлу очень высокого класса, работающим на дому. Он реставрировал старинное серебро. Марина вспомнила, что последний раз встречалась с ним около пяти лет назад, еще до гибели отца. Просила починить лопнувший серебряный браслет на часиках. Но Алексей Алексеевич отказал. «Если бы ваши часы были напольными или настенными — пожалуйста, — сказал он тогда, покачав головой. — Мои старые глаза уже не различают таких мелочей, как застежки на дамских часиках». На этот раз Марина не стала ему объяснять что-то по телефону, а тем более сочинять. Просто попросила принять ее по очень важному делу. Не задумываясь ни на минуту, старик пригласил ее приехать прямо сейчас. Марина покинула темное и пустое здание Дома прессы, взяла такси и уже через двадцать минут поднималась по лестнице старого дома без лифта. Задыхаясь скорее от волнения, чем от быстрого восхождения по крутым и узким лестничным пролетам, Марина едва не пропустила нужную квартиру. Ей пришлось спуститься на этаж вниз, прежде чем она очутилась перед той дверью, которую искала. Дверь была необычной и очень отличалась от трех остальных дверей на лестничной площадке, пропахшей бездомными животными. На двери не было ни традиционного номера, ни таблички с фамилией жильца. Таблички на своих дверях помещают обычно люди очень тщеславные или те, в ком по-настоящему нуждаются. Стоматологи, антиквары. Или колдуны и светила разных парапсихологических наук. Художник по металлу Алексей Алексеевич Залесский в силу своей квалификации мог быть отнесен ко второму разряду. Некоторым тщеславием он тоже страдал. Дверь Алексея Алексеевича, хоть и не имела таблички, была оформлена так причудливо, что никто из ищущих мастера Залесского в этом доме просто не мог ошибиться квартирой. То есть сама дверь, возможно, была обычной, но на нее была насажена чугунная литая решетка. Однако Марина увидела не симметричные кружевные узоры, украшающие садовые решетки в старинных русских усадьбах. Нет, это скорее были какие-то чугунные джунгли, бешеное сплетение металлических прутьев. Болезненная изобретательность художника заставляла выискивать в этих джунглях морды каких-то чугунных чудовищ. «Замок старой колдуньи», — подумала Марина и поежилась. Она не ожидала от старика-реставратора такого темперамента и фантазии. А ведь пять лет назад этой решетки еще не было. Марина поискала кнопку звонка и нашла ее в одной из глазниц ощетинившейся тупыми иглами горгульи. Вторая глазница была пустой. Раздался хрустальной чистоты перезвон — и сейчас же стремительные шаги за дверью. А ведь старику уже за восемьдесят, успела подумать Марина. Раздался лязг отпираемых замков, а затем дверь неожиданно легко и беззвучно распахнулась. Появившийся за ней Алексей Алексеевич Залесский улыбнулся широкой, полной здоровых и крепких зубов, улыбкой. — Нас посетила Марина Белецкая, — торжественно произнес он и плавно, будто в танце, скользнул вбок, пропуская Марину в квартиру. — Будьте добры, проходите, деточка. — Здравствуйте, Алексей Алексеевич, — сказала Марина и вошла. — Что же на этот раз? — улыбаясь, как постаревший Петрушка, спросил Залесский. Жестом он направил Марину в одну из звенящих, тикающих, наполненных металлическими изделиями комнат. — Я, знаете ли, сделал себе наконец очки, — похвастался он, догоняя Марину. — Да?… — растерянно пробормотала она, обескураженная бодростью восьмидесятилетнего старика. — А взгляните, — старик запустил узкую морщинистую ладонь со следами давних ожогов в карман рабочего коричневого фартука, такого же подпаленного. Оттуда он извлек очки в металлической оправе. Вместо стекол в очках была частая решетка. Марина повертела очки в руках, все еще не решаясь приступить к своим расспросам. — Дифракция, — пояснил старик. — Вы в школе изучали, не так ли, деточка? Марина рассеянно кивала, а старик как будто давал ей время освоиться. — Я вижу в этих очках все. — И старик водрузил очки на длинный нос, спрятав пронзительно голубые улыбающиеся глаза, обрамленные морщинами. Догадавшись, что выглядит очень уж странно, Залесский снял очки, спрятал их в карман фартука и снова улыбнулся. «Старик будет улыбаться после любого количества инсультов», — некстати подумала Марина. Не так уж хорошо она знала Залесского, чтобы не ожидать от него каких-нибудь пугающих сюрпризов. Если Гоша имел с ним общие интересы, то как далеко эти интересы простирались за рамки закона? Марина слышала от отца разные забавные полукриминальные истории о Залесском. Он брался за работу, если она была ему интересна, и обладал фантастической работоспособностью и бесстрашием. Однажды он взялся выполнить копию серебряного яйца Фаберже для какого-то контрабандиста-толстосума. Копия была великолепна и не отличалась от оригинала ничем, кроме клейма. Только пара его друзей знает, что Залесский сделал две копии и обе отдал заказчику, а оригинал вернул в Оружейную палату. Он наотрез оказался называть милиции имя заказчика. Залесский тем временем скрылся в кухне, зазвенел там фарфором и серебром и вернулся с двумя большими чашками. Комната наполнилась ароматами жасмина, южно-китайского чая и еще чего-то восхитительного. Марина пила свежий, крепко заваренный чай, сидя в мягком кресле с высокой спинкой. Она сразу же вспомнила этот китайский чай с привкусом жасмина, и антикварное кресло, и легкий приятный запах канифоли. И свою беззаботную юность, когда самой серьезной проблемой был лопнувший браслет на часиках. Напротив нее, сидя в таком же кресле, прихлебывал чай Залесский. Можно было предположить, что у Залесского натянутые отношения с блюстителями закона. Но неужели старик так же далеко зашел, как и Гоша? — Так что у вас за важное дело, деточка? — спросил старик слабым голосом, будто горячий чай подействовал на него как снотворное. Он и выглядел очень ослабевшим с момента их последней встречи, теперь Марина заметила это. Лампа под зеленым абажуром освещала его дряхлую фигуру и морщинистое лицо. Но Марина видела, как еще тверды его руки, как уверенно он держит чашку с чаем. Старики в его возрасте не пускаются в сомнительные авантюры и скорее всего не врут. Марина не знала, с чего начать, и потому спросила без всяких вступлений, что его связывает с Игорем Всеволодовичем. — А вы знакомы с этим молодым человеком? — удивился Залесский. — Это мой институтский преподаватель, — уклончиво ответила Марина. Старик хитро улыбнулся. — Преподаватель, и только? Хотите узнать, для кого он заказывает такие симпатичные подарки? — Алексей Алексеевич! — вскипела Марина. — Я ничего не знаю о подарках. Довольный собой и своей отчасти верной догадкой, старик вернулся к предмету Марининого интереса. — Я действительно делал для него одну очень интересную копию. Правда, она оказалась лучше оригинала. Я сохранил пропорции, но деталям уделил больше внимания, чем автор оригинала. Ведь Игорь Всеволодович и не настаивал на полном сходстве. Марина испытала разочарование и облегчение одновременно. Значит, телефон Залесского в ящике письменного стола у Гоши — просто случайность и старик ни при чем. — Он остался очень доволен, — продолжал Залесский. Это такая оригинальная позолоченная шкатулка. Крышка — в виде чернильницы с пером. Марина прислушалась. — Чернильница? На подставке в виде книги? — Верно, — кивнул Залесский. — У меня есть фотография этой работы. Я веду каталог, делаю снимки и описания всего, что реставрирую или копирую. Старик поднялся с кресла и на время скрылся в другой комнате. Он вернулся с большим альбомом в руках и нашел для Марины нужную страницу. — Вот эта шкатулка. Подставка-книга отвинчивается, в ней можно хранить письма от возлюбленных и разные дорогие сердцу мелочи. Вцепившись руками в альбом, Марина разглядывала столь знакомый ей приз «Золотое перо». А старик, не обращая внимания на ее замешательство, продолжал нахваливать свою работу. — Когда-нибудь, — говорил он, — этот каталог будет стоить дороже, чем любое из изделий, зафиксированных в нем. Здесь описаны все мои приемы, которыми не владеет никто в мире. Хотите еще чаю? Но Марина, сославшись на позднее время и поблагодарив старика, распрощалась с ним и пошла к двери. Ее потрясла новость, что между убийством Гоши и «Золотым пером» есть какая-то загадочная связь. В дверях Залесский огорошил ее. — Знаете, деточка, вы ведь не первая, кто расспрашивает меня об этой копии.