— Это предложение? Как неожиданно. — Комарова уставилась на меня со значением. Даже сложила руки и прижала их к груди. Издевается, наверное. — Действительно…Нам с Вами только осталось создать ячейку общества, и тогдв вообще все будет отлично. Я — агент, Вы — дочь агентов. Я — тут. Ваши родители — там. Деда чуть не расстреляли. А еще Вами можно пользоваться, как маленькой личной армией. Вон, бедолага, который в ночи посягал на Вашу честь и жизнь. Лежит под березками, земельку удобряет. Да и меня, хочу напомнить… — Слушайте! — Комарова моего тонкого юмора очевидно не оценила. — Хватит вспоминать ту ночь. Ясно? Не было цели Вам навредить. Сколько раз это нужно повторить? Планировала только поговорить. И все. — Ну, знаете, Александра Сергеевна, если бы я всех, с кем планирую поговорить, поил мутными зельями… Комарова психанула, отвернулась к окну и демонстративно замолчала. К счастью, наша склока заглохла на начальном этапе. Мы въехали в деревню. Причем, деревня началась как-то неожиданно. Сначала было очередное поле, а потом — раз! И мы уже едем по улице. Естественно, асфальт или любой другой вид насыпи, отсутствовал, как явление. Зато в избытке имелись куры. Они ходили по дороге с таким видом, словно не куры вовсе, а как минимум — павлины. Я заметил несколько коз, привязанных прямо неподалеку от дворов. Еще были собаки, которые даже не кидались на проезжающую мимо них машину. Они смотрели вслед с таким удивлением, будто кроме телеги, запряжённой в лошадь, ничего и не видели. Я остановился возле двора, где на лавочке сидели две пожилые женщины. Назвать их старушками не поворачивается язык. Хотя, по возрасту, так и есть. А вот по состоянию души, уверен, они любым молодухам дадут жару. Это было понятно по насмешливым, живым взглядам, которыми тетки смотрели на «Волгу». Старушки-веселушки про таких говорят. Они слаженно щелкали семечки, которые конвейером с одной стороны рта заходили, а потом, таким же конвейером, с другой стороны выползали шелухой. Процесс шел без перерыва. — Здравствуйте. — Я выбрался из машины и пошел к теткам, улыбаясь им своей самой обаятельной улыбкой. — Женька, ирод! Смотри — осторожно! А то опять упадёшь, лестницу сломаешь! — Заорала вдруг одна из них. Я от неожиданности вздрогнул. Просто смотрела она прямо на меня. Так показалось сначала. Но потом сообразил, за моей спиной — палисадник, в котором имелось несколько яблонь. Вот на одной из этих яблонь лазил пацан лет двенадцати. Рядом, опираясь о дерево, стояла лестница. — И тебе не болеть, коль не шутишь. — Сказала вторая тетка. И это уже точно предназначалось мне. — Чего испужался? Никитишна пацану своему сказала. Помогает ей, видишь? Да дюже парень шебутной. Три раза после его помощи лестницу чинили. Внуков-то у Никитишны четверо, а лестница одна. — Аааа…– Я с умным видом покивал. Отличная логика. Действительно. Если этот пацан себе шею свернет, есть запасные. То ли дело лестница. Это тебе не абы что. — Сначала не понял. Думаю, почему Женя, когда меня зовут Максим. Подошел ближе к теткам и протянул им руку. Понятия не имею, как сейчас принято в деревне, но думаю, точно не запястье целовать. В городе все друг другу по-товарищески жмут ладонь. Наверное, в селе тоже. Ну, не кланяться же, в конце концов. Не шаркать ножкой. А уважение выказать надо. Мне так-то необходима информация. Подобные особы всегда в курсе дел. Они знают все про соседей и вообще про каждого жителя села. Именно от таких теток появилось те самые старухи, которые сидят во дворах, оценивая проходящих мимо жильцов на предмет проституции или наркомании. — Я — Степановна. А это — Никитишна. — Вторая тетка, которая рассказала про внуков подруги, кивнула на соседку. Будто можно ошибиться, когда их тут двое. — А ты, погляжу, из города. — Никитишна отвлеклась от Женьки, который мог сломать ее лестницу, и посмотрела с интересом на меня. Потом — на Комарову. Александра Сергеевна, кстати, из машины вышла, но скромно стояла рядом с автомобилем. К нашей беседе присоединиться точно не рвалась. При этом поглядывала по сторонам, изучая место, где мы оказались. Я бы мог польстить себе, решив, что Комарова сильно верит в мои способности к общению, но думаю, дело в другом. Пока что она просто не считает нужным встревать в разговор. — Как Вы поняли? — Я одарил теток еще более обаятельной улыбкой. Они обе в ответ продолжали смотреть с той же насмешкой. Есть подозрение, мой природный шарм им глубоко по хрену. — Тю-ю-ю-ю…– Степановна даже семечки перестала грызть. — Да когда у нас на таких автомобилях народ ездил? Вон, у Аннинского главы сельсовета и то «Запорожец». А он, чтоб ты понимал, человек сурьёзный. Дык и все. Машин то больше и нет во всем районе. На кой ляд они нам? В райцентр можно на велосипеде, если уж потребуется. Или вон, у Федьки Струкова лошадь резвая. Он баб возит при необходимости. Автобус, опять же. Три дня в неделю, по расписанию. — Как нет! — Никитишна со всей силы поддала подруге локтем в бок. — А колхозные? Зерно возют. — Вот ты, дура-баба…Я про такие. Никчемные. — Степановна ткнула пальцем в «Волгу». — Что с ней делать то? Козу не посадишь. Вон, у Митяя — мотоцикл с люлькой. Так он люльку снял, две доски вместо нее пристроил. И как что надо, Нюрку свою на доски ставит, да едет к зоотехнику. — Класс…Нюрка это…кто? — Я спросил чисто ради интереса. Просто воображение сразу нарисовало картину, как неизвестный мне Митяй, ставит свою жену на доски и мчит с ветерком, на мотоцикле. А несчастная женщина стоит, вцепившись в шлем Митяя. Больше там цепляться точно не за что. — Нюрка, это — коза. — Пояснила Степановна, при этом взглядом намекнув мне на мою же тупость. — Аааа…ну, да. — Я опять покивал, выражая полное согласие с каждым словом теток. — Скажите пожалуйста, вы давно тут живете? Всех знаете, наверное? Пора было переходить к делу. Потому что слушать про коз очень интересно, но точно не мне. У меня еще дел херова куча, Фидель Кастро на подлёте и Комарова. И вообще, я — чисто городской житель. Был… — Дык с рождения. — Никитишна сунула руку в карман своего цветастого платья и достала оттуда горсть семечек. Конвейер заработал снова. — Здо́рово. Значит, точно всех знаете… Мне бы… Договорить я не успел. Калитка с грохотом распахнулась, чуть не слетев с петель, и на улицу выскочил мужик. Возраст у него был под стать обеим теткам, как и резвая прыть, с которой он появился. На голове у мужика чуть криво сидел картуз. Причем, раньше, я понятия не имел, как выглядит данный головной убор. Но сейчас, после явления этого гражданина, точно понял. Вот он — картуз. Даже не думал, что мне когда-нибудь вообще пригодится это слово. На ногах — почему-то сапоги. Хотя на улице под тридцать градусов. Лето выдалось удивительно жаркое. Кроме сапог имелся еще пиджак, из-под которого была видна цветастая рубаха. Ну, и естественно, темные штаны, заправленные в сапоги. Штаны тоже были. К счастью. — Бабы! — Заорал он. Но потом увидел меня, Комарову и «Волгу». Осекся. Сделал важный вид и продолжил уже спокойно. — Бабы это…Вы б в палисадник зашли, что ли. Судя по тому, с каким лицом выбежал этот мужик, думаю, в палисадник надо не идти. Туда надо бежать. Даже его голос выдавал сильное волнение. Но после первой же фразы он постарался себя взять в руки, и закончил с видом, мол, не прогуляться ли вам, дорогие женщины. — Ты чего, Иван? Головою тюкнулся? — Степановна посмотрела на мужика, как на полного идиота. — На кой черт нам в палисадник? Иван ответить не успел. Но зато сразу всем стало понятно, «на кой». Ворота дрогнули от охренительного удара. Сначала, я даже не понял, что происходит. Просто не мог представить, кто их пинает с той стороны. Сила должна быть нехилая. А вот тетки, похоже, сообразили моментально. Они с такой скоростью вскочили с лавки и рванули в палисадник, что мы с мужиком только глазом успели моргнуть. Тут же последовал второй удар. Палка, которой ворота заперли изнутри, переломилась и створки распахнулись. — Ох, ё! — Успел крикнуть я, одним прыжком перелетев через забор палисадника. Калитку, которая туда вела, тетки уже закрыли на крючок. Сами резво по лестнице забрались к Женьке, который сидел на яблоне. Комарова пискнула, а потом так же быстро оказалась внутри машины. Хотя, всего лишь секунду назад, стояла снаружи. Дышала воздухом и прислушивалась к нашему разговору. Не думаю, только, что решение спрятаться в тачке, было в данном случае удачным. Боюсь, совсем наоборот. А еще боюсь, что в случае осложнений, спасть Александру Сергеевну придётся мне. Иван был самым умным, похоже. Он сделал ход конем. Когда ворота распахнулись, мужик резво забежал во двор через дверцу, расположенную сбоку от ворот. Причиной всей суеты стал выскочивший на улицу бык. То, что это — именно бык, я понял сразу, даже будучи на сто процентов городским человеком. Во-первых, он выглядел огромным. Поосто каким-то монстром. Во-вторых, на его примере можно было наглядно понять смысл выражения «бычьи яйца». Отличить вымя от других органов я в состоянии. В-третьих, у него на башке мотылялась огромная бочка. Насколько я понимаю, корова вряд ли бы стала исполнять что-то подобное. Коровы — они милые. Наверное. — Ты что, скотина сделал? — Заорала Никитишна в сторону двора. Думаю, ее слова предназначались точно не быку. Иван в это время тусовался сзади разъяренного животного и выглядел уже гораздо спокойнее. А вот бык ни хрена спокойным не выглядел. Он мотылял башкой, которая, по моим предположениям, совсем немаленькая. А значит, имеются такие же немаленькие рога. Вряд ли при здоровом теле у него скромная морда со скромными рожками. Да и характер у скотины явно не самый добродушный. Хотя, может, дело в бочке. Есть ощущение, она нервирует быка. — Ничего я не делал. — В ответ проорал Иван. Бык при этом начал еще активнее крутиться на месте и трясти башкой. Он слышал голоса, они его, похоже, сильно бесили,– Кормил я Миколку. Посто кормил. Ясно? Все, как обычно. Стояла бочка с зерном. Та, у которой вырез квадратный посредине. Ну, из которой всегда кормим. Миколка подъел зерно, а нового я не успел подсыпать. Там осталось на самом дне. Он голову засунул поглубже, да, видимо, чуть развернул и рогами-то расшаперился! Тряхнул головой — не слезает! Он с перепугу-то как взревел! А в бочке-то рев еще страшней слышится. Он и оглох от своего рёва. Вскинул голову и вылетел из хлева. Вынес загородку к чертям собачьим. Встал, а куда идти не видит. А потом просто рванул вперед. Впереди — ворота. Вот и все. — Вот и все⁈ — Возмутилась Степановна. — Это ты называешь «вот и все»⁈ Я щас спущусь, рога то тебе поотшибаю. Это точно тады получится «вот и все». — Ты не путай! Рогов не имеем. — Иван вынырнул откуда-то из-за быка и погрозил тетке пальцем. Потом вдруг задумался буквально минуту, а затем крикнул. — Или я чего не знаю, Никитишна⁈ А? То-то Васька Милованов вечно к нам за косой ходил. Главное, я еще думал, чего он все ходит. Своя коса есть. А чуть отвернешься, вот он уже… Я охренел, если честно, в этот момент. От их простоты. Тут бык бесится, а они семейные разборки устроили. Бык, похоже, был со мной согласен. Он стал башкой трясти еще сильнее. Наверное, дабы злую, страшную бочку сбросить. Уж не знаю, каким чутьем эта скотина определила, что рядом находится столб. Он вдруг со всей дури долбанул бочкой об него, а потом затрубил, как паровоз, развернулся и снова рванул во двор. Иван, что вполне понятно, так же шустро, через дверцу, выскочил со двора. Ворота были распахнуты настежь, но мужик, видимо, опасался попасть под копыта быка. Или под бочку. Иван вытащил из кармана самокрутку, чиркнул спичками, быстро выкурил, в несколько затяжек, а потом, глядя, как по двору носится очумевший бык, сказал весомо. — Всё, мандец хозяйству. В это время ошалевшее животное налетело на еще одну яблоню, которая росла во дворе. Бочка сместилась и бык, наконец, ее сбросил. Он вдруг увидел солнце, зелень, птички поют. Понял, наверное, что его никто не обижает, даже никто над ним не смеется. И резко успокоившись, пошел в сторону развороченного забора, за которым виднелись хозяйственные постройки. Перепад настроения был столь резкий, что я только рот открыл, наблюдая за всем этим представлением. Стоял в палисаднике, если честно, забыв про все на свете. Из моей головы вылетели и Филатова, и Ведерников, и даже Комарова. Просто за каких-то пять минут произошло событий — на час. А главное, все так же быстро успокоилось. Тетки спустились с яблони. Женька принялся ковыряться там дальше. Иван закрыл ворота, а потом вообще исчез во дворе. Тишь и благодать. Будто только что, пару минут назад, по улице не скакало бешеное животное. И мне все привиделось. — Это что вообще было? — Спросил я сам себя. — Это? — Никитишна махнула рукой. — Не обращай внимания. Это муж мой, Иван. Хороший мужик. Не пьет. Но с хозяйством — вечно беда. Сколько живу, столько мучаюсь. Вроде наш, деревенский, но руки, знаешь… — Да из жопы руки. Говори уж как есть. — Заявила Степановна, а потом снова уселась на лавочку. — Ты смотри, парень, барышня твоя вон, зеленого цвета. Не на сносях? Да вроде худая какая-то сильно… Я обернулся. Комарова снова выбралась из машины и на самом деле выглядела не очень хорошо. Увидеть Александру Сергеевну напуганной по-настоящему… Впервые…Эта поездка стоила того. — А ты чего спрашивал? — Вспомнила окончание нашего неудавшегося разговора Никитишна. — Вроде, интересовался кем-то. Или путаю? — Не путаете. — Ответила вместо меня Комарова. Она все-таки решила принять участие. Быстро подошла ближе к нам с тетками и стояла теперь рядом со мной. — У вас тут семья жила… Наверное, лет семь назад. Может, меньше. Мать, отец и дочь. Они приезжие, не местные. Курочкины. Может, вспомните? — Курочкины, говоришь… — Никитишна вдруг нахмурилась и пристально посмотрела на Комарову. — Ну, да. Знаем таких. Дочка у них — Нинка. Красивая была, зараза. Но стервь редкая. По ней все парни у нас сохли. Да и не только у нас. И правда, приезжие они. Курочкины. Появились, главное, как-то внезапно. Дом на окраине стоял пустой. Ну, вот туда их председатель и определил. Нинка ещё маленькая была, когда они приехали. Лет, может шесть-семь. Сейчас точно не скажу. Отец ее — Иван. Как и мой. Имя такое же. Он в нашем доме культуры стал работать. Все норовил организовать… Эти… Кружки́! Так ладно дельное что-то. Нет. То стихи читали, то танцы разучивали. Да… А мать… Учительницей некоторое время числилась. Странные они… Мало того, городские, так еще… Никитишна вдруг замолчала. Потом покосилась на подругу, которая тоже выглядела сурово. Обоих теток, как подменили. — А вы зачем спрашиваете? А? — Степановна решила вмешаться. Хотя, мне показалось, это больше было похоже на сигнал для разговорчивой Никитишны, чтоб та замолчала. — Вы не волнуйтесь. Мы просто на заводе работаем вместе. С Ниной. Она в отпуске была, а почему-то не вышла к нужной дате. — Комарова улыбнулась и развела руками. — Вот ищем теперь. Нина вроде собиралась на малую Родину. Так говорила. Хотела по местам здешним побродить. Детство, юность, память о родителях. Сами понимаете… В милицию пока обращаться не стали. Сегодня она должна была явиться. Но вот начальник отправил. Велел проверить. Мало ли. — Нинка⁈ — Переспросила Никитишна, а затем вдруг громко рассмеялась. Правда, смех у нее был вообще невеселый. Потом еще раз повторила. — Нинка — по местам здешним? Да вы что-то путаете. Быть того не может. — Почему? — Комарова пожала плечами. При этом, выглядела она очень даже достоверно. Коллега, которая волнуется за Филатову. То бишь, Курочкину. Такая ведь была фамилия раньше у Нины Ивановны. — Здесь Нина детство провела. Родители жили. Мне кажется, естественное желание. — Александра Сергеевна снова улыбнулась. Надо признать, от ее улыбки толку было больше. — Слухайте… А я вот не пойму… — Никитишна сложила руки на груди, уставившись прямо на нас с Комаровой. Сначала тетка посмотрела в глаза Александре Сергеевне, а потом — мне. — Почему вы о родителях говорите, будто нет их уже? Отец, да. Помер. Нинка уехала, он в тот же год и прибрался. А мать-то… Мать живая.