– Тогда не будем терять время, – говорит посланница. Через две минуты она готова, полностью одета: толстая зимняя тельба, сапоги. Там, куда мы направляемся, холодно. За оконными ставнями ночное небо уже посветлело. Извилистые силуэты морских драконов и кракенов вырисовываются на фоне проблесков зари. Когда мы добираемся до парковки, уже достаточно светло, чтобы ехать. На отмелях шумят гуси, кормятся, спариваются. Так много дел, так мало времени. Я забрасываю Шодмер в большой шестиколесный вездеход. Когда сажусь за руль и прижимаю палец к чипу стартера, меня словно переносит в другую машину: в окна льется послеполуденный солнечный свет, руль нагрелся под ладонями, в замкнутом пространстве душно. Крепко зажмуриваюсь, прогоняю воспоминания. Мое дыхание замерзает, превращаясь в облачка пара; двигатель пару раз чихает, потом заводится. – Ты в порядке? Шодмер кивает. – Один момент. – Она роется в своей сумке у ног, вытаскивает мобиль и вешает его на поручень. * * * Мы поднимаемся к подножию ледника по старой главной дороге на запад. Край долины в лучах раннего солнца ослепительно сияет; здесь, наверху, земля лишена растительности и усеяна камнями, разрушенными влагой. Молочная, набухшая от талой воды река бушует в пугающей близости от дороги. Наш путь ведет к краю ледяного плато, на запад к перевалу и вниз в долину Гарвад и государство Трайн. Машина послушная, дорога старая и изрытая ямами, каждый сезон таяния съедает несколько сантиметров с обочин и прогрызает новые выбоины, но, по крайней мере, снега нет. Ветер здесь постоянно дует с высоких ледяных полей Хундры. Он расчищает дорогу, осушает талую воду и слякоть. Хорошо. Надо спешить. Скоро кто-то заметит, что посланница исчезла, и я хочу к тому времени быть вблизи от границы Трайна. Конвертоплан сможет найти меня и остановить в любом месте на перевале; они могут даже вызвать подмогу с базы в Навандере. Это потребует некоторых объяснений, но у них уже есть легенда, и так далеко на юге можно не опасаться свидетелей. Вот почему это место называют тайным. Шодмер то засыпает, то просыпается. Я включила обогрев на максимум, и от тепла тянет в сон. Затеваю разговор, скорее ради того, чтобы самой не задремать. Этот поток перевернет нас и сметет в одно мгновение. Спрашиваю Шодмер про ее воспоминания о Науле. – Ты же понимаешь, что они ненастоящие, – говорит она. – Они необходимы для формирования устойчивой личности, но я никогда там не жила. И опять это мерзкое слово «необходимо». – Что ты помнишь? – Помню жизнь на планете под названием Эмвраер. Это четвертый мир от солнца, он заселен очень давно, пару тысяч лет назад, но так и остался бедным и холодным, далеким от светила, как Фанад. Первый мир, которого достиг мой народ. Прекрасная, неумолимая планета. Там живут очень серьезные, мрачные и кроткие люди. Они не смуглые, как фанадцы; они бледные – по крайней мере, на Эмвраере так. И конечно, каждый из них – соло. Зимы кошмарные, как и здешние. Города строят так, чтобы прятаться от непогоды, и все они похожи на Тайное место. Я помню, как была в доме где-то в высокогорье, где от холода замерзает диоксид углерода. Я открыла дверь, а на нее намерзло столько льда, что получилось целое оконное стекло. Еще я помню, как каталась на лыжах по лесу и старалась вернуться до темноты, потому что после захода солнца там можно замерзнуть насмерть. – Как думаешь, чьи это воспоминания? – осторожно спрашиваю я. – Мужчины, – отвечает Шодмер. – Я помню, что какое-то время была мужчиной. Он был одним из генетиков проекта «Контакт с Фанадом». Наверное, справедливо, что он поделился со мной некоторыми наномерами памяти. Дорога превратилась в серпантин на склоне долины. Проезжаем по старому бетонному мосту, который едва держится под натиском шоколадной пенистой воды, еще несколько минут назад бывшей ледниковым льдом. Уровень заметно вырос. Хорошо. Так наземным преследователям будет сложнее, и к тому же я забрала лучшую машину. Переключаю вездеход на полный привод. Проверяю уровень топлива. Хватит, чтобы перебраться через перевал в Гарвад и попасть в полицейский участок Трайна. – Но это была не я, – продолжает пребендарий. – Это просто воспоминание. Меня не существовало, пока я не родилась. Мои настоящие воспоминания связаны с Фанадом. Я полностью принадлежу этому миру. Мы добираемся до начала перевала, ощущаем дыхание ледника Хундра. Пейзаж потрясающий, все кажется таким первозданным, и бетонный шрам дороги – единственное свидетельство человеческого присутствия. Почему те ландшафты, которые наиболее освоены людьми, выглядят самыми старыми и усталыми? Шодмер просит остановиться. – Надо ехать, мы тут как на ладони, – ворчу я, но мы выходим из машины и идем к небольшому каменистому холму рядом с дорогой. Мы видим Шибну, что течет по дну долины и впадает в море, а над нею – ледник Хардрисаг. От сияния льда линзы Шодмер темнеют, и глаза на лице, обрамленном меховым капюшоном тельбы, становятся черными очами умного зверя. Холод просто чудовищный. – Где? – спрашивает она, и я указываю на ярко-зеленые заросли у воды: над кронами деревьев едва видны шпили и резные фронтоны Тайного места. – Как думаешь, что произойдет? – говорит Шодмер. – Трайн предоставит нам убежище. Ан-Шаба потребует нас вернуть. Трайн откажется. Он примет предложение Клады, остальная часть Союза Наций сделает все возможное, чтобы последовать его примеру, и Ан-Шаба в конце концов уступит. Я, конечно, больше никогда не попаду домой. – Мне не верится, что они могли… – Они бы обставили это как катастрофу. Провели расследование, обвинили Трайн, Венжет или кто там сейчас числится врагом. По ходу дела отправили бы флот своих челноков, чтобы «защитить» аднот. Другие государства бы протестовали, но ни у кого нет таких космических технологий, как у Ан-Шабы. – Это не принесло бы им никакой пользы. – Почему? – Помнишь, как я однажды назвала себя продолжением аднота? Точно так же аднот – мое продолжение. Если я умру, он тоже умрет. Самоуничтожится, и наульцам придется начинать контакт с Фанадом с нуля. Может быть, они решат, что достаточно потратили средств, и захолустный мир, пусть и с уникальной социологией, того не стоит. – Мне бы этого не хотелось, – говорю я через некоторое время, щурясь от ледяного блеска. – Я тоже думаю, что это стоящая инвестиция, – соглашается Шодмер. – Нам пора? – Да. – Мы возвращаемся к машине, но я приостанавливаюсь у двери. – Шодмер, почему сейчас? Что ты им сказала такого, что они решили убить тебя раньше, чем ты выступишь перед Союзом Наций? – Я объяснила, что такое аднот. – А-а… Воспоминания: крики, раздающиеся посреди толпы встревоженных гостей. Собранное знание. – Это то, что я все время пыталась сказать, но толком не могла вспомнить. Аднот – не космический корабль. И не устройство связи с Кладой. Он и есть Клада целиком, какой ее знает Наул. Аднот хранит в себе четверть миллиона лет истории всех тридцати тысяч сообществ Клады. Но он не просто библиотека, а способ посетить другие миры. Любую его часть можно запустить в виде виртуальной симуляции. Информационные технологии Клады достаточно развиты, чтобы вы не смогли отличить иллюзию от реальности. Даже если вы так и не отправитесь к другим мирам, они придут к вам сами. – А с ними – четверть миллиона лет знаний, науки и технологии, – говорю я. – Ради такого преимущества Ан-Шаба пошла бы на любое преступление. Бросаю последний взгляд на лед, до которого всего лишь пара десятков метров. Я рада, что покидаю полярный край. Трайнский климат зависит от западных ветров, он более прохладный и влажный, чем в великой Ан-Шабе, но мы с Шодмер привыкнем. И все же, говорит мне лед, я всегда здесь. Буду ждать тебя на дне мира. Я знаю. Подхватываю Шодмер, заставив ее взвизгнуть от восторга, сажаю на сиденье и забираюсь рядом. Нажимаю на стартер большим пальцем, мощный полноприводный вездеход рычит, и мы едем к перевалу, за которым простирается другая страна, где кто-то будет нам рад. Кольцо Верданди Спустя тринадцать субъективных минут и пятьсот двадцать восемь лет линкор Клады «Вечно благоухающий аромат божественности» вернулся в умирающую звездную систему. Паутина облака Оорта вытащила экипаж; сам линкор, обогнув гравитационные колодцы горячих газовых толстяков и разбухающее светило, выскочил из системы на тридцати процентах от скорости света и понесся в глубокую тьму. Такие корабли, маленькие, быстрые и недорогие, были одноразовыми: любой из них представлял собой мячик из строительных нанопроцессоров с п-загруженным экипажем из трех единиц, вложенный в сердце кометы, которую он неторопливо поглощал в течение пятисотлетнего полета. Суденышко было такой отвратительной дешевкой, что имя ему дали лишь потому, что экипаж заскучал уже через три (субъективные) минуты медленно-временной симуляции пустынной обители Софринди, предпочитаемого боевого интерфейса. Паутина облака Оорта поймала экипаж, швырнула на строительные верфи, разбросанные по длинным, холодным орбитам внутри кометного гало; те переслали их световым телеграфом на ретранслятор Газового Толстяка, объятого восемьюстами обиталищами нового дочернего флота Клады, словно талия танцовщицы – бусами; оттуда экипаж отправили к Сердцемиру Клады, который купался в корональных выбросах алчного и опухшего солнца-маразматика – и, наконец, они попали в новенькие тела. – Всем привет, а вот и мы! – сказал экипаж «Вечно благоухающего аромата божественности», выйдя из бронзовых врат Душедома и спускаясь по мраморной лестнице на многолюдную Площадь сияющих страстей. На внутреннем уровне Сердцемира, состоящего из сотни вложенных сфер, все еще знали толк в иронии, пусть никто из женщин, мужчин или звериков даже не посмотрел на вновь прибывших. Экипажи линкоров понимали, что не стоит ожидать лавров и почестей после новодушевления вслед за сотней, тысячью или десятью тысячами лет на передовой. Весть о победе «Вечно благоухающего аромата божественности» опередила их почти на три века. Знаменательная победа; триумф, который будут изучать и разбирать в военных колледжах и академиях оборонного искусства на протяжении тысячелетий. Классическая стратегия Иерихонской Розы[250]. Семена системы раннего оповещения, разбросанные, точно сорняки, в радиусе половины светового тысячелетия, ощутили удар Врага хилыми медленно-временными сенсорами и проснулись. Коммуникационные мазеры, наспех собранные из реголитов холодных лун, передали результаты анализа на Сердцемир, вот уже много веков занятый спасением биосферы: надо было запустить восемьдесят тысяч обиталищ. Боевой флот Клады стартовал тотчас же. Прошло двести двадцать лет, нельзя было терять ни наносекунды. Тридцать пять кораблей погибли: отказ систем; неполадки двигателей, вынудившие линкоры ускоряться вечно; незамеченные навигационные ошибки, которые за каждое десятилетие полета добавляли световые годы к отклонению курса от целевого гравитационного колодца; утрата рабочего тела, необходимого для торможения. Внезапный катастрофический коллапс. Прошло пятьсот лет, и «Вечно благоухающий аромат божественности» в одиночестве прибыл к третьей луне бродячего газового гиганта – гравитационного изгнанника, скитающегося среди звезд, – где принялся создавать мириады боеголовок с антивеществом, которые потом выходили на орбиту вокруг странствующей планеты. План был составлен поспешно, однако дал блестящий результат. Все благодаря Иерихонской Розе. Улетая прочь от яркой новой туманности, «Вечно благоухающий аромат божественности» через кормовые сенсоры наблюдал за тем, как восемьдесят тысяч Вражеских миров сталкиваются с головной ударной волной газового гиганта со скоростью в сорок процентов от световой и испаряются. Погибло двадцать триллионов разумных существ. Пространственно-временная война – дело медленное, масштабное и кровавое. Когда воюют целые виды, нет речи о милосердии. Трое убийц с «Вечно благоухающего аромата божественности» уловили вектор в затухающих отголосках цивилизационного флота. Флот не был нацелен на уничтожение Сердцемира Клады, притаившегося вместе со своими обиталищами в системе Сейдатрия и медленно переходящего на постбиологический этап развития, пока светило пыхтело и раздувалось от собственного газа. Вектор и шепот: «Кольцо Верданди[251]». А теперь они вернулись домой, ура! Урожайная Луна, Ароматная Кулаба[252] и Иерихонская Роза, величайший тактик своего плоть-поколения. Только вот стоило им обернуться на ступенях Душедома, чтобы поспорить (они препирались все медленно-временные двадцать шесть минут межзвездного полета и ускоренно-временные двести лет миссии к черному страннику) о том, куда идти, чем заняться, кем стать и как бы для начала развлечься… – А где же Роза? – спросила Урожайная Луна, чей ранг был ближе всего к исторически привычной роли капитана. – Куда подевалась Роза? Только двое новодушевленных стояли на мраморных ступенях и взирали на Площадь сияющих страстей. – Вот дерьмо, – сказала Ароматная Кулаба, чья должность соответствовала бортинженеру. Душепоиск по всему уровню ничего не прояснил относительно местоположения их соратницы. На этом самом сокровенном уровне, в сердце сердца, сфере квантовых нанопроцессоров диаметром десять километров, поиск был тщательным – ни одна виртуальная мышиная нора и ни одно домашнее святилище не прошли незамеченными – и мгновенным. А также бестолковым. Два оставшихся члена экипажа «Вечно благоухающего аромата божественности» отлично понимали, что это значит. – Придется нам с тобой воплотиться. Свежевоплощенные Урожайная Луна и Ароматная Кулаба стояли на Небесной равнине Хой. Вогнутый горизонт испятнали тучи, черные, словно тоска. По краю мира метались молнии. От непривычных ощущений Урожайная Луна вздрогнула; она не назвала бы отчетливую нервную дрожь неприятной, однако новая плоть подсказывала, что в усиленном виде та сделается не только болезненной, но и опасной для здоровья. – Как это понимать? – заметила она, наблюдая за пупырышками, выступающими на черной, как космос, коже. Ее тело почти не отличалось от видового стандарта: женское в этом воплощении, изящное, безволосое, очень худое – выбор эстета-минималиста. – Думаю, это из-за ветра, – сказала Ароматная Кулаба. Она всегда выбирала облик, противоположный капитанскому, и теперь обрела плоть дукхимки. Дукхимы были необычной разновидностью людей, возникшей после глобальной катастрофы на планете Кетрем, почти затерянной в исторических хрониках Клады. Кулаба была коренастой, вся состояла из выпуклостей и складок, а еще у нее имелась роскошная, богато украшенная грива, растущая до поясницы и локтей. Экипаж «Вечно благоухающего аромата божественности» всего пару минут как воплотился, а Урожайной Луне уже хотелось погладить, потеребить, поиграть с чудесной шевелюрой бортинженера. – Возможно, тебе стоит что-то надеть, – прибавила Ароматная Кулаба. Гром прозвучал над чашей мира, вынудив маленькую каменную ступу Воплотителя содрогнуться. – Кажется, надо приступать к поискам. Дукхимы всегда были суровыми, прагматичными ребятами. Урожайная Луна и Ароматная Кулаба переночевали в юрте из живокожи, которая выросла из земли Хой, словно волдырь. Гремел гром, юрта полоскалась и гудела на ветру, равнина Хой полнилась криками испуганных бурей травоядных звериков. И все же самыми громкими и настойчивыми звуками были стоны и вопли Урожайной Луны: ее длинные черные руки и ноги ныли, болели; она умирала, о да, умирала! – В первые часы после воплощения некоторая мышечная боль – ожидаемый эффект, – пожурила юрта. – По мере развития мышечного тонуса эти боли обычно проходят в течение нескольких дней. – Дней! – взвыла Урожайная Луна. – П-загрузи меня обратно прямо сейчас. – Я умею секретировать анальгетики общего действия, – сообщила юрта. Итак, пока на небесной крыше в десяти километрах над миром не зажглись огни, Урожайная Луна в свое удовольствие поглощала обезболивающее молоко из выращенной юртой груди; утром же они с Ароматной Кулабой отправились на поиски Иерихонской Розы, благодаря низкой силе тяжести перемещаясь по Небесной равнине Хой огромными скачками. Этот самый глубочайший из плоть-уровней Сердцемира долгое время был уделом аскетов и пилигримов; равнина с изогнутыми кверху краями символизировала, быть может, стремление души к проявлению врожденного духовного потенциала. А еще не исключено, что мир находился поблизости от виртуальных сфер – над небесной крышей п-загруженные конструировали вселенные внутри вселенных, и каждая вложенная оказывалась больше той, в которую ее вложили. И все же эта поросшая травой земля была достаточно велика, чтобы вместить десятки тысяч паломников и столпников, киновитов и садху – все они затерялись в зеленом океане. – Уверена, мы тут уже были, – сказала Ароматная Кулаба. Наступила третья монада поисков. Восемьдесят дней назад Урожайная Луна совершила открытие: мышцы могут быть причиной не только боли от усилий, но и радости, даже в этой прерии с низкой силой тяжести, и теперь в любой момент отдыха ее можно было застать за восхищенным изучением собственных матово-черных изгибов. – Так ведь в этом суть.