— Ну уж нет, пацан, ищи дураков. Завтра приду, может, её уже вылечат. Ты, если токов наскребёшь, тоже к ней зайди, рекомендую! — мужчина развернулся и ушёл. — Вот урод! — возмущается Дженадин. — Говорит так, как будто она вещь. — Она и есть вещь. — Я знаю. Всё равно урод. А если бы он не послушался? — Вырубил бы и оттащил в кусты. — Ты крутой. — Я не этого хотел от жизни, Джен. — А чего? — Лечить детей. Всего лишь. — Понимаю, — вздохнула она. — То-то ты с клановой мелочью возился. Я бы тоже хотела стать лечилой, но это пустые мечты. — Не спеши от них отказываться. Иногда в жизни всё внезапно меняется. — Правда? — Меняется, ещё как! «Но почти никогда к лучшему», — подумал я про себя. * * * К вечеру стало холодать, и мы сидим под моей курткой, обнявшись. Средку затягивает туман, в тумане загорается неон. К матери Колбочки намыливались ещё три клиента, двое купились на историю об «экстренной дезинфекции», один оказался не то слишком тупой, не то слишком удолбанный, и я поступил с ним грубо. Впрочем, оклемавшись, он даже не вспомнил, куда шёл, и задумчиво убрёл куда-то по Средке. — Как ты думаешь, она обрадуется? — в очередной раз спрашивает Дженадин. Мне хочется сказать, что об этом стоило подумать до того, как мы выкупили её контракт, но я отвечаю бодро и позитивно: — Конечно. Ведь она получит полную выплату, не доработав весь срок. Чистый профит. А если будет чем-то недовольна, то мы всегда можем вернуть её в этот шалман. — Фу, не говори так! — Ладно, не буду говорить, — соглашаюсь я. — Один чёрт скоро узнаем. — Я почему-то очень боюсь, аж руки трясутся. — Давай их сюда, — я беру ладони Дженадин, складываю их вместе и зажимаю в своих. Они ледяные и немного подрагивают. — Вот, так лучше. Сейчас согреются, перестанут дрожать. — Почему мне так страшно, Док? — Родители имеют над нами странную власть. — Ты думаешь, нам с ней будет плохо? «Женщина, которая живёт, не приходя в себя, с семнадцати лет, и её дочь, с болезненной зависимостью, в те же семнадцать? Да что вообще может пойти не так?» — думаю я мрачно, но вслух говорю лишь: — Я думаю, будет как будет. В отношениях всегда всё непросто. Но знаешь, я бы на твоём месте ей не рассказывал. — Про то, что я… — Да. Про то, что ты пользовалась её профессиональными услугами. Это определённо не то, что хочет услышать мать от дочери. — Я постараюсь. — Во всяком случае, не вываливай это на неё сразу. Для начала ей и так эмоций хватит. — Хорошо. Страшно. Не могу дождаться. Боюсь, как никогда в жизни не боялась. Меня просто рвёт на кучу маленьких колбочек! Слу-у-ушай, а когда я сиськи вставлю, я ведь уже не буду как колбочка? — Нет, будешь как песочные часы, — смеюсь я, но она не знает, что это такое, приходится объяснять. Потом мы обсуждаем, какая грудь лучше, и Дженадин не без сопротивления соглашается, что идея «переплюнуть Шоньку» при её комплекции не самая удачная. Но я подозреваю, что она закажет максимально возможный калибр, её мама тому пример. Мы смеёмся и болтаем, время идёт, полночь уже скоро, а потом я краем глаза замечаю нечто странное. — Дженадин, посмотри, это же клановые, так? — Да, это их моты. Странно, подсветки разные, как будто не один клан. — Удивительно, что они вообще на Средку припёрлись, когда в городе их так не любят. — Да, точно, — удивляется девушка. — Я и не сообразила сразу. А ведь действительно, с тех пор, как мы вернулись, ни одного кланового не видела. — Надеюсь, они просто решили показать, что у них есть яйца… — начинаю говорить я, когда звучит первый выстрел. Стреляют где-то вдали, но я сразу опрокидываю Дженадин со скамейки на землю. — Ты чего… — успевает удивиться она, но пальба раскатывается по Средке волной, над головой стрижёт кусты картечь, а я достаю пистолет, проклиная себя за то, что в нём всего пять патронов. Какого чёрта я не озаботился найти другое оружие? Сунул в карман и пошёл. Расслабился на Димкиных харчах… Клановых на Средке внезапно оказывается море. Машины, моты, просто люди в грубой броне, раскрашенной в разные цвета. Они катаются взад и вперёд, паля во все стороны и, вроде бы, ни в кого специально не целясь, но народу вокруг полно, люди мечутся в панике — и падают, заливая кровью неоновую подсветку своей одежды. — Лежи! Лежи! — прижимаю я к земле рвущуюся куда-то Дженадин. — Да лежи ты, дура! — Там мама! — Стекло толстое, антивандальное, картечь издали не пробьёт. А вот ты случайную пулю словишь как нечего делать. — Что они творят, Док? Зачем? — Без понятия. Клановые орут, хохочут и вообще ведут себя как безумные, на глазах опьяняясь кровью и разрушениями. Бесшумные электромотоциклы не дают им внушительно порычать двигателями, но они гудят сигналами, визжат, матерятся — и стреляют во всё, что видят. На моих глазах осыпалась стеклянной крошкой витрина большого борделя. Стоящие там арендованные девушки несколько секунд продолжали пластично перетекать из одной соблазнительной позы в другую, но прогремели выстрелы, и они повалились, заливая толчёный хрусталь алым. — Ну и где эта чёртова полиция, когда она действительно нужна? — ругаюсь я тихо. Коммуникатор показывает, что связи нет, чего тут, кажется, вообще не бывает. Нагма, небось, с ума там сходит. Нас прикрывают кусты, место не самое бойкое, и я уже надеюсь, что пронесёт. Дури у них, очевидно, полно, но патроны же не бесконечные? Да и полиция должна наконец подтянуться, а муниципальных киберов так запросто не подстрелишь. Но полицейские что-то не спешат нам на выручку, а вот трое клановых заметили неразгромленный павильон. Подлетели на мотах, встали, один сходу шарахнул в стекло из дробовика — но не пробил. Выпуклое окно помутнело в местах попаданий и разразилось хаотичными рикошетами, один из наездников вскрикнул и выругался, схватившись за плечо. На рубашке выступила кровь. — Какого хера, Косой? Ты меня подстрелил! — заорал он на стрелка. — Так он же Косой, хрена ты хочешь? — заржал второй. — Ну, извини, Коряга, — хохочет тот, что стрелял. — Бывает! Хочешь дышки, чтоб оттянуло? — Своя есть, — злится пострадавший. Он достаёт из кармана жилетки ингалятор, делает мощный вдох. — Ух, хорошо! Но я тебе, Косой, это припомню! — Отдерёшь эту бабу первым, лады? — То-то же, — торжествующе заявляет Коряга и направляется к двери павильона. Я вжимаю в землю извивающуюся Дженадин, но безуспешно — она выкручивается и вскакивает. Я встаю рядом, и патронов остаётся два. Ах, нет — один. Уже дважды подстреленный, Коряга хватается за ружьё, приходится делать контрольный. Пистолет с последним патроном с сожалением убираю в куртку, поднимаю с земли дробовик Косого, обтираю о его куртку кровь с приклада. Патронов на удивление оказывается много — полные сумки на мотах. Откуда у клановых столько боеприпасов? Зачем? Они же между собой не воюют? Мать Дженадин всё танцует, упершись невидящим взглядом в помутневшее заляпанное кровью стекло. — Закончила? — спрашиваю я блюющую в кустах девушку. — Кажется… Да… Прости. — Ничего, бывает. — Почему ты… такой… спокойный?