В целях конспирации передавать координаты конвоя по сети не стали, встречу назначили в пустошах. И премше пришлось долго проторчать в одиночестве посреди ничего. — Были причины, — отмахиваюсь я. — Причины у него… — Что с конвоем? — Увидишь. Быстрее долететь, чем рассказать. Это она, разумеется, из вредности. За то, что мы её заставили ждать. Ну да ладно, лететь действительно недалеко. К найденному каравану подтянулся уже весь её бродячий клан. Расположившиеся вокруг машины присосались, как комары к голой жопе, к передвижной электростанции. Заряжаются, значит. — Садитесь прямо на неё! — командует Костлявая. — Там сверху площадка есть. Заодно заряд доберёте. Действительно, многоосная платформа имеет размеченную посадочную точку на крыше, и Лендик даже ухитряется посадить нас точно в центр. Учится парень, глядишь, и выйдет толк. Железный кожух электростанции дрожит от работающего внутри генератора, воняет незнакомым и неприятным запахом выхлопа. Кери сноровисто подключает зарядный порт. — Не похоже, что тут был бой, — отмечаю я вслух. Машин, навскидку, столько же, сколько мы видели на видеозаписи с камер. Они выглядят неповреждёнными, просто запылились. — Боя не было, — отвечает Костлявая мрачно. — Пойдём. — Рефрижератор? — удивляюсь я. — Зачем им? Машина выглядит незнакомо, но догадаться о предназначении несложно по термокузову и тарахтящему компрессору холодильной установки. — Там были продукты, — сообщает премша. — Но их пришлось выгрузить. Смотри. Она с усилием потянула на себя толстую термоизолированную дверь, в проёме заклубился холодный пар, а когда он развеялся, я увидел много-много ботинок. Они обращены к нам ребристыми подошвами и надеты на ноги. Кузов-холодильник плотно, доверху набит телами. — И сколько их тут? — Все. Когда мы их нашли, они уже были… Несвежими. У меня нет крематория, чтобы их сжечь, и лишних людей, чтобы копать такую большую могилу. — Что с ними случилось? — Они умерли. — Я догадался. — Похоже, что застрелили друг друга. Аккуратно, по очереди. Тела лежали очень компактно. Мы собрали оружие, оно никогда не лишнее, остальное осталось при них. — А груз? — Пойдём. Кузов этой машины похож внутри на железнодорожный вагон без окон. И без дверей. И без полок. Проход посередине, остальное пространство заполнено прямоугольными горизонтальными ячейками. Каждая закрыта прозрачной дверцей, и за каждой дверцей — детская макушка. Ячейки небольшие, дети маленькие. Я было дёргаюсь вытащить ближайшего, но вижу, что он подключён шлангами, проводам и трубками к какой-то сложной системе жизнеобеспечения. Все это тихо гудит и, похоже, функционирует штатно. Пожалуй, лучше не трогать, не разобравшись. — Вот-вот, — заметила наблюдающая за мной Костявая. — Я тоже решила не лезть. Даже если бы знала, как их отключить, что мне делать с такой кучей младенцев? — Это не совсем младенцы, — говорю я задумчиво, проверяя пульс на шее. — Скорее годовалые. Пульс в норме, температура тоже. Обтираю о штаны руку, которая теперь вся в чёрном экссудате. Им пропиталась подушка и матрасик под ней, волосы снизу влажные. — Как по мне, один хрен. Нянчиться некому. Эта штука, вроде, работает, — она обвела рукой набитый оборудованием кузов, — но я понятия не имею, что с ними делать дальше. Их же тут сотни! — Сто сорок, если все ячейки заняты, — уточнил я, сосчитав. — Не придирайся! В общем, забирай их отсюда. — Как? — Машина на ходу. Если тебе некого посадить за руль, я найду водителя. Двигай в город, пусть их вернут туда, откуда взяли. Дети — большая ценность в пустошах, но сейчас не детское время. Я всё время боюсь, что на нас кто-нибудь наткнётся и решит, что ему нужен такой приз, а у меня бойцов полторы калеки. — Костлявая, у меня нет ни одной идеи, что с ними делать. Они подключены весьма плотно, нельзя просто выдернуть трубки и устроить ясли-сад. Скорее всего, это их убьёт. — У меня тем более, — пожимает она плечами. — Но где-то в городе есть место, где их подключили. Там, наверное, знают, как их отключить. Напиши своему брату, пусть пороется в сети. — Не могу. Подключаться стало очень опасно. Особенно для тех, у кого импланты. — Уверен? — Спроси у тех ребят в холодильнике. — Значит, хорошо, что я первым делом вырубила их ретранслятор. Боялась, что нас по нему найдут. У меня есть несколько имплантированных, не хотелось бы чтобы они слетели с катушек и начали палить друг в друга. — Так клановые все же имплантируются? — Да, чёрт побери. Это типа большая тайна, хотя все знают. Впрочем, какая уже разница, всё равно как раньше уже не будет… — О, что я слышу! — Да, проклятый мелкий прем, ты выиграл. Можешь меня трахнуть, или что ты там собирался сделать. Я всегда отдаю долги. — Не та обстановка, — хмыкнул я. — Приберегу пока своё желание. Но не забуду о нём, не надейся. — Не сомневаюсь, ты для своего возраста редкий зануда. На улице нас окружили дети. Чёрные дорожки слез под синими глазами, и диссонансом к ним — улыбающиеся рты. — Спасибо! — говорят они мне нестройным хором. — За что, детишки? — я непроизвольно улыбаюсь им в ответ. — За то, что разрешил Нагме! — Что разрешил? — Доиграть игру! — Какую игру? Но они уже разбежались в разные стороны. — Иногда у меня от них мурашки, — призналась Костлявая. * * * — Почему это наша проблема? — недовольно спрашивает Шоня. — А чья? — Тех, кто снарядил грузовик детьми, как магазин патронами, и отправил чёрт те куда? — Ты видишь здесь этих замечательных людей? И я не вижу. А значит, прекращаем ныть и делаем, что можем. — Неужели больше некому? — Твои предложения? Кандидатуры? — Ну… Не знаю. Может, клан? — У Костлявой не клан, а инвалидная команда, кроме того, на ней уже дети из сбитого коптера. Они постарше, а этих она просто не вывезет. Они погибнут. — Вот блин. Просто меня достало, что мы крайние. — Такова цена, Шонь. Чем ты взрослее, тем чаще крайний. Ваш мир бесконечного детства рухнул, рыжая. Привыкай. — Хоть бы раз ты хорошего чего сказал, прем. Удивительный зануда! — К нам кто-то едет, — сообщает Костлявая, пробегая мимо. — Готовимся к обороне!