— Нет, правда, это реально ценный секрет! — Откуда тебе знать какие-то секреты? В говне ведром начерпал? — Да нет же, это ещё тогда, ну… — Когда ты нас сдал? — Ну да. Я тебе говорил — мне женщина одна предложила быть пилотом, ну я и не выдержал. Вы мне, в общем, были никто, а тут — мечта жизни! Кто бы устоял? — Любой немудак? — Может быть, — не стал спорить Лендик. — Да, я мудак. Но я знаю, где у них хранится леталка! Мне её показали, чтобы я поверил. Мне даже дали на ней взлететь и сесть обратно, и у меня получилось. На самом деле, на виртуальном тренажёре даже сложнее было. — Да её там, может, давно уже нет… — засомневался я. — Почему это нет? Место удобное, скрытое, есть зарядный порт, а вот пилота у них как раз нету. Я это потом понял, когда всё обдумал. Когда говно черпаешь, много времени на раздумья… Если бы у них был хоть какой пилот, пусть даже кибер, они бы его на дублирующий штурвал посадили — мало ли, вдруг я не справлюсь? А я один летал! Так что они не могут переместить леталку, это просто некому сделать! А я могу! Если ты меня отвезёшь в город, я её для вас угоню! — И мы будем обречены на провонявшего говном пилота, — вздохнул я. — Потому что никакого другого у нас нет… — Так что, сделка? — спросил с надеждой Лендик. — Чёрт с тобой… Сейчас напишу Костлявой… * * * «Ты слишком добрый», — ответила Костлявая, и я счёл это за согласие. — Зачем нам этот говнюк?! — возопила Шоня. — Прем, надеюсь ты не засунешь его к нам в машину? — спросила брезгливо Колбочка. — Пусть едет снаружи! — поддержал Зоник. — Можно на трос привязать, и волоком… Но я их не слушаю. Ко мне неровной стайкой идут дети. — Где Нагма? — спрашивает синеглазое дитя, улыбаясь кривоватым ртом. — Мы хотим играть с Нагмой! — сообщает другая синеглазка. Их лица полны грустного обаяния больных котиков, самый рослый едва достаёт мне макушкой до плеча, но мне почему-то становится не по себе. — Извините, ребятки, — говорю я, — может быть, однажды. * * * — Так, всем заткнуться, — командую я своим, — на ходу запах сдует. Если невмоготу, обращайтесь, отключу нюх планшетом! Отряд немедленно признал моё командирское право брать на борт «вонючий балласт из никчёмных предателей», и мы поехали в город. Догнали нас уже почти у самой городской черты. Какой именно клан — не понять, подсветка техники не видна в пыли, да и не разбираюсь я в их цветовых схемах. Четыре мота и две машины, так что огневое преимущество на их стороне. Скорость у них тоже выше, потому что нас в машине больше. Ах, ещё у нас «вонючий балласт». Я давлю педаль в пол, но быстрее не едем. Здешние машины не очень мощные, потому что аккумулятор. А вот у мотов отношение мощности к весу гораздо лучше, они догоняют нас первыми. — Чего ждём, отряд? — командую я. — Огонь, чёрт побери! Клановые отвечают моментально, но им надо рулить мотами. Одной рукой из дробанов стрелять можно, и они стреляют, но точность при этом так себе. Мои бойцы работают из штурмовых винтовок, пользуясь помощью сервоброни и баллистического автомата, который компенсирует прыжки машины и отдачу оружия. Моты летят кувырком один за другим, командую перевести огонь на машины, и вот тут нас ждёт сюрприз — они кустарно бронированы при помощи листов металла с прорезями, установленными перед лобовиками, и у них есть что-то «тяжёлое». Пулемёт с передней машины звучит подозрительно знакомо, и я начинаю подозревать, что Берана подкинула кланам не только ПЗРК. Если это не «Утёс», то я прямо даже и не знаю. Стрелять из него, клановые, к счастью, не умеют. На ходу, по пересечёнке, с лёгкой скачущей машины и опытный человек не в раз попадёт, а эти вообще лупят в белый свет. — Огонь на первую машину! — командую я. — Шоня, Тоха — колёса и моторный отсек. Дженадин, Мерсана, Зоник — пулемётчика берём! Несмотря на неудобные условия для стрельбы и прикрывающий нас пылевой хвост, статистика неумолима — знакомые звуки попаданий крупняка по кузову всё чаще. Наша противопулевая символическая бронька рассчитана на дробовики клановых, а не на патрон двенадцать и семь, который шьёт её, как бумагу. — Есть колесо! — азартно кричит Тоха. Я вижу в зеркалах, как передняя машина теряет скорость и отворачивает, подставляя под наш обстрел небронированный борт. Ребята в азарте моментально сделали из него дуршлаг, но пулемёт успел-таки высадить последнее, прежде чем заткнуться. Меня обдало красными брызгами так, что заляпало лобовик, и холодный голос военного врача в голове сразу сказал: «Без шансов». Я игнорирую горестные вопли сзади, сосредоточившись на том, чтобы удержать руль, и останавливаюсь только тогда, когда мы влетаем на Окраину, а оставшаяся машина преследователей отворачивает назад в пустоши. Меньше минуты, но медицинская помощь не нужна. Двенадцать и семь — страшный калибр, у Мерсаны почти оторвана голова прилетевшей в шею пулей. Думаю, и броня бы её не спасла, но пришло чуть выше, аккурат между воротником и шлемом. Не повезло. На меня смотрят с нелепой надеждой, но я сразу качаю головой, и Дженадин заходится в истерических рыданиях. Все перемазаны кровью, из артерии хлестало, как из крана. Нам приходится искать дом с подключённым водопроводом, чтобы отмыть себя и машину, вытащив в окно шланг. Всё это время ребята мрачно молчат, и только Колбочка безостановочно рыдает, вцепившись в труп матери. Вот и первые потери отряда «Шуздры». С неба с тихим жужжанием снижается маленький квадрокоптер, я беру его на прицел, и он тут же набирает высоту снова. Стрелять бесполезно, слишком мелкая мишень. Клановых на нас кто-то навёл? Указав на беспилотник, командую грузиться. Мало ли кого ещё чёрт принесёт? Оплачем погибших потом. * * * Пепел Мерсаны развеяли со Средки, и ветер понёс его над низами, где она выросла. Совсем неподалёку павильон, где прошла её аренда, — стекло заменили, и там танцует другая женщина. Жизнь продолжается. Вечером пьём за упокой. Дженадин, устав рыдать, только тихо всхлипывает, но глаза на мокром месте у многих. Они не привыкли терять. Раньше им было некого. В этом мире не было взрослых, а значит, не было и смерти, потому что дети в неё не верят. Теперь у них есть кого хоронить и с кем прощаться. Я принёс им этот дар и чувствую себя библейским Змием. — Если бы они арендовались на общих основаниях, то просто включились бы сейчас, ни о чём не помня, — сыплет мне соль на раны тактичная Лирания. — У всего есть цена, — отвечаю я расхожей банальностью. — Не слишком ли большая? — Походи по рынку, поторгуйся, — отвечаю я мрачно, и она затыкается. — Вас показывают, — сообщает Дмитрий, включая видеостену. По пустоши, искря вспышками дульного пламени, мчатся в пыли машины. Снято сверху, но камера хорошая, легко приближает пыльные лица с закушенными губами и объективы очков системы прицеливания. Как всегда — отличный монтаж, идеальная смена плана, проникновенный голос диктора, рассказывающего о «настоящих героях Городского фронта», которые «в бою с превосходящими силами противника, неся тяжёлые потери»… Сверху видно, что у клановых на вертлюге действительно НСВ «Утёс», штука старенькая, но надёжная и очень убойная. Судя по тому, как они азартно палят, патроны не в дефиците. Возможно, гипотетическая битва за Средку, о которой меня предупреждала Костлявая, вовсе не будет игрой в одни ворота. Зависит от того, сколько и чего ещё успели получить кланы. Может быть, «Городской фронт» ждут не менее интересные сюрпризы. — Так это был съёмочный дрон, не наводчик? — спрашивает Кери. — Одно другому не мешает, дро, — отвечаю я. ― Вплоть до того, что клановых навели просто для красивой картинки. Сколько можно крутить нарезку той ночи на Средке? Вынесли мы их — «невероятный героизм». Вынесли бы они нас — «жестокое коварное нападение». Беспроигрышный расклад. — Ты думаешь, что они это специально? — удивляется Шоня. — Не исключаю. Но гораздо интереснее, кто эти «они». Все переглядываются и пожимают плечами. Кажется, видеопропаганда тут анонимна, и кто её делает — загадка. И спросить-то некого, Калидия нас покинула и больше не объявлялась. Я подозреваю, что она и не в курсе. Верховная удивительно плохо контролирует доставшееся ей наследство. * * * — Не вини себя! — утешает меня Нагма. Город внизу заливает неоновая ночь, и мне снова кажется, что туман поднялся выше. Кто-то вообще за этим следит, или всем плевать? — Я военный врач, колбаса. Если бы я винил себя за всех, кто умер в моём присутствии… — Ты винишь себя не за Мерсану, — отвечает проницательное дитя. — Ты думаешь, что зря втянул в это ребят. — Наверное, ты права, — соглашаюсь я. — Для меня они ещё дети. — Здесь все дети, ты же сам говорил. Театр Юного Зрителя!