— Я их найду. * * * — Хочется налить на простыню кетчупа, — ворчит Дмитрий. Мы вместе с ним закрепляем полотно белой ткани на ограждении балкона. — Зачем? — В качестве консумации. Я таки поимел этот информационный массив. — Слишком сложная аллегория, — смеюсь я. — Не поймут-с! — Да плевать. Просто чувствую себя так глупо, как будто подаю сигналы Бэтману. — Бэтвуман, будем толерантными. Так что ты там такого нашёл? — Давай дождёмся визита Верховной, у неё как-никак право первой ночи на эту инфу. — Что за ассоциации у тебя сегодня? Если что, я как врач сообщаю, что на таком маленьком сроке ничто не препятствует… — Тьфу на тебя! — смеётся Дима. — С этим у меня всё нормально. Более чем. Твоя рыжулька могла бы и не трясти так сиськами. Измены — это пошло. — Так скажи ей это. — Неа. Пусть старается. Меня это забавляет, а Альку держит в тонусе. — Вот ты говнюк. — Это наследственное. Кстати, о тебе. Что ты опять с собой натворил? — Просто переутомился. Пройдёт. — Уверен? На вид ты потерял килограммов десять. — Всего семь. Это много, но в шестнадцать лет не фатально. Нагма зря перепугалась. — Она подумала, что ты опять начал стареть. А ей так понравилось иметь тебя братиком! Папаша-то из тебя говённый, я всегда говорил. — Нет, к сожалению. Не начал. Все анатомические признаки соответствуют возрасту от пятнадцати до семнадцати, включая всю эту гормональную дрянь. Пубертат в разгаре. Я не повзрослел, просто херово выгляжу. Выспаться и отожраться — буду как новенький. — Так вали спать. Я тебя позову, когда наш Карлсон вернётся. * * * — Братец, с тобой точно всё хорошо? — Нагма суетится вокруг меня, она растеряна и испугана. — Уймись, колбаса. Просто устал. — Нет, не просто! Не просто! Я же вижу! И видела! И чувствовала! — Чего ты там чувствовала? — Ты как будто пытался раскачать мир! Тебя не было, ты уехал, а потом началось дёрг, дёрг, дёрг… Я сначала испугалась, а потом поняла и испугалась ещё больше! — Что ты поняла? — Что ты пытаешься сделать референс. Но здесь нет Аллаха, который мог бы посмотреть твоими глазами. — Ничего, обойдусь своими. Только отдохну. — Что ты там делал? — Пытался спасать детей. — Спас? — Некоторых. Не всех. Совсем не всех. — Бедный! — Нагма обняла меня и расстроенно шмыгнула носом. — Что сделать? Хочешь, чаю принесу? Сладкого! С печенькой! — Нет, стрекоза, не надо. Я лучше посплю. — Агась. Я тогда полежу с тобой. Я лёг, она пристроилась рядом — на боку, ввинтившись мне под мышку, пристроив голову на плечо, положив руку на грудь и закинув колено на бедра. Стараясь прижаться как можно плотнее. Стать частью меня. Нагма так ложится, когда ей тревожно. Единственный признак того, что не всё в порядке. Девочка никогда не ноет и не жалуется, наоборот, старается меня поддержать и никогда не сомневается, что я справлюсь. Кто бы ни был её настоящим отцом, он полный кретин. Отказаться от такого ребёнка? — Люблю тебя, дочка, — прошептал я ей на ухо. — И я тебя, пап. Больше всего на свете. * * * Дима разбудил меня ночью. Нагма во сне отползла, раскинула руки и ноги, заняв большую часть кровати, и безмятежно сопит. — Тсс, — сказал он, осторожно коснувшись моего плеча. — Калидия объявилась. Подойдёшь? — Да, — прошептал я, косясь на спящую девочку, — умоюсь только. — В моей комнате. Я пойду, а то она там с Алькой, боюсь их вдвоём оставлять. — Я скоро. Калидия с Алианой сидят в креслах и мирно беседуют, как две подружки. Верховная закутана в махровый халат и выглядит на удивление уютно. И не скажешь, что недавно угробила несколько десятков детей. Дмитрий выглядит несколько озадаченным. — Прикинь, что нашлось, — говорит он. За его спиной приоткрытая дверь, которой, могу поклясться, раньше не было. Внутри небольшое помещение, где в стеклянном цилиндре плавает оболочка. — Это же башня Дома, — поясняет Калидия. — Тут при каждой спальне есть хранилище. Просто надо знать где. Я попросила разрешения воспользоваться, потому что у себя опасаюсь снимать. Никому нельзя доверять. — А нам, значит, можно? — мрачно спросил я. — Вы хотя бы не претендуете на моё место. И не хотите уничтожить город. И не раскручиваете войну. И не… — Понял, понял, — сказал я. — Но знаешь, есть ведь и другие веские причины не желать тебе добра. — Какие? — спросила она грустно. — Я нашёл твой суперкоптер. Ну, не совсем я… Впрочем, неважно. Ты была права, он словил две ракеты и рухнул в пустошах. — А груз? — Почти все погибли. Я смог спасти немногих. Было слишком поздно. Если бы ты сказала, если бы упавшую машину сразу начали искать, скорее всего, почти все бы выжили. Они были в хвостовом отсеке, который пострадал меньше других. — Мне очень жаль, — сказала она спокойно. — Но у меня не было выбора. Я узнала, что коптер сбит, но у меня не было ни времени, ни ресурсов на его поиски. Кроме того, я была уверена, что никто не выжил. Поэтому все силы были брошены на формирование наземного конвоя.