Груда железа, к которой привела нас Костлявая, когда-то была большим летательным аппаратом. Сейчас это огромная мятая коробка с подпалинами. Судя по оставшимся следам, летела эта штука со стороны города и приземлялась жёстко — пустошь вспахана на протяжении метров трёхсот. — Изрядная вещь, — сказал я, вылезая из машины, — но я-то тебе зачем? — Есть выжившие, — коротко ответила бывшая премша. — Ребята за ними присматривают, но нужен лечила. — Но у меня нет… — Я забрала. За упавшим летательным аппаратом стоит целый караван — полдесятка машин, пяток мотов и три здоровенных трейлера, на которых стоят стандартные жилые модули. Жилые — и медицинский, тот самый, который был в посёлке. — Да у тебя целый клан! — удивился я. — Кланчик, — отмахнулась она. — Бродячий и нищий. После того, как кланы вернулись со Средки, многих отпустило, и они задумались, а нахрена мы всё это устроили? Некоторые поняли, что нас тупо столкнули лбами с городскими, некоторые из некоторых решили свалить, и часть из них — ко мне. В кланах сейчас нельзя не кричать «Нагнём город!», потому что сразу спросят, не за городских ли ты случайно. Но кричать по команде нравится не всем, кое-кто ещё помнит, что клан — это свобода. Пока нас никто не трогает, но… — Понимаю, — кивнул я, — кто не с нами, тот против нас. Если не будет успехов в войне с городом, но нужно будет кого-то срочно победить, то про вас вспомнят. — Именно, — согласилась премша нового микроклана. — Они там, в медотсеке. Пока я шёл к трейлеру, из жилых модулей высыпали синеглазые дети. Увидев меня, внезапно разулыбались своими странными лицами. — Лечила Док! — крикнул кто из них. — Лечила Док, лечила Док! — закричали вразнобой остальные. — Привет! Привет, лечила Док! Я помахал им рукой. Не думал, что они меня запомнят, а поди ж ты. — А где Нагма? — спросила синеволосая девочка. — В городе, — ответил я, не припомнив, как её зовут. — Жалко! — сказала другая. — Хотим Нагму! Нагму! — забормотали дети. — Она умеет играть, — сказала синеволосая. — С ней весело! — Верю, — согласился я. — Она такая. Может быть, однажды ещё поиграете. — В клане теперь не до детей, они бы там пропали, — вздохнула Костлявая. — У тебя действительно не клан, а бродячий детский сад, — улыбаюсь я детям. Им сложно не улыбнуться, они, при всех своих проблемах, хорошие. — Ты даже не представляешь, как ты прав, — отзывается премша. В медмодуле пол застелен разномастными и в основном не очень чистыми тряпками, и на них лежат вповалку дети. Совсем маленькие, года по два-три. Многие без сознания, некоторые смотрят в потолок отрытыми, но бессмысленными глазами, некоторые тихо плачут. Пахнет кровью, нечистотами, рвотой, болью и смертью. Я, даже стоя на пороге, вижу среди них как минимум двух мёртвых. — Откуда? — спрашиваю я ошарашенно. — Это груз. Экипаж и охрана погибли, но дети спали в небольших мягких отсеках, видимо, под снотворным, поэтому те, что были в хвосте, выжили. Некоторые из них. — Мне нужно много воды и помощь. — С водой проблема. — Не волнует. Тащите всё, что есть. Электричество подключено? — В этой мегалеталке огромный аккумулятор. Мы подключили всё к нему. Вы свою машину тоже подзарядите, а то до города не дотянете. * * * Зарядкой машины я озаботил Кери, а остальные посменно включились в работу младшего медперсонала — помогают в первичной сортировке раненых, подают на стол сканера для обследования, отмывают от крови и прочего, выносят и складывают рядком тех, кто помощи не дождался. Таких много. Клановые вытащили из упавшего аппарата всех, кто ещё дышал, но для многих это были предсмертные вдохи. Много черепно-мозговых травм, тяжёлых переломов, внутренних кровотечений, септических шоков. Много респираторных отравлений — видимо, повреждённые аккумуляторы выделяли какой-то токсичный газ, вызвавший ингаляционную интоксикацию. Многие, к сожалению, умерли от простого обезвоживания — слишком много времени провели в железной коробке в пустошах. Мой отряд ужасается, плачет, некоторых тошнит, некоторым дурно от вида крови и экстренных медицинских процедур. Я не фокусируюсь, кому именно. Для меня они сейчас просто фигуры в броне, подающие мне новых и новых пациентов. Сначала самых тяжёлых, потом просто тяжёлых — лёгких почти нет. Медицинские препараты расходуются с ужасающей скоростью, и если бы не сильнейшие альтерионские регенераторы, выжили бы единицы. Но я вытащил почти всех, кто попал ко мне на стол живым. Не знаю, сколько именно, на втором десятке считать бросил. — Это был последний, — ответила бледная Шоня на мой вопросительный взгляд, и я буквально рухнул у стола. Сел на грязный пол, прислонился затылком к стене и застыл, не в силах шевельнуться. Рыжая тихо вышла, оставив меня одного. Я осознал, что понятия не имею, сколько прошло времени, а достать из кармана коммуникатор нет сил. — Сам-то живой? — спросила заглянувшая в дверь Костлявая. — Не уверен, — признался я. — Ещё бы, — кивнула она понимающе, — на тебя смотреть страшно. Думала, ты так у стола и помрёшь. Надорвёшься и сдохнешь. Вид у тебя такой, как будто ты каждому стакан своей крови перелил. Я пару раз пыталась тебя остановить, но… — Не помню. — Не удивительно. Ты меня и не заметил, по-моему. Жрать хочешь? — Ничего не хочу. Но, наверное, надо. Много умерло? — Дохрена. Но каждый, кто выжил, — благодаря тебе. Пойдём, покормим тебя чем-нибудь. — Не могу подняться, прикинь? — признался я. — Вот блин, так и знала, что однажды этим кончится! Ладно, цепляйся за шею… Костлявая буквально вынесла меня из медмодуля. На руках, как ребёнка. Сильная женщина. — Эй, вы, вояки! Я вашего према нянчить не нанималась! — сказала она моим ребятам. — Этак он однажды сиську попросит! — Ой, а тебе прям сиськи для нашего према жалко? — устало улыбнулась Шоня. Она в броне, и сервоусилители позволяют поднять меня без особых проблем, но росту маловато. К ней присоединяется Тоха, и они вдвоём аккуратно спускают меня по трапу трейлера. Зоник откуда-то притаскивает кресло и столик, меня усаживают и вознаграждают стаканом приторно-сладкого витаминного напитка. То, что нужно сейчас. Вымотался я, и правда, нечеловечески. Приходя в себя, начинаю понимать, что в отчаянии пытался бессознательно раз за разом брать референсы, но ни черта, разумеется, не получалось, и я черпал что-то внутри себя. Начерпал или нет, не понять, но если из-за этого выжило хотя бы на одного ребёнка больше, так тому и быть. А если нет — я попытался. — Сейчас принесут пожрать, — Костлявая притаскивает стул и садится рядом. — Ты уже оклемался? — Сложно сказать. — Не делай так больше. Хорошо, что тут зеркала нет, ты бы сам себя испугался. Выглядишь чуть живее покойника. А теперь скажи мне, почему в этом летающем гробу было столько мелких засранцев? Знаешь, пока не началась вся эта херня с городом, клан считался тем богаче, чем больше у него детей. Если бы не война, то сейчас мой блудный караванчик был бы в топе. За мной бегали бы премы и предлагали что угодно за то, чтобы я поделилась. На коленях бы умоляли. — А сейчас не будут? — Сейчас меня, скорее всего, просто убьют. Но речь не о том. Что это за дети? — Продукция городских инкубаторов. — Почему их отправили куда-то? И кто их сбил? Мы осмотрели леталку, это не случайная авария. — Сбили клановые. — Чем? — удивилась Костлявая. — Этакую хрень из дробана не ссадишь. — Им дали подходящее оружие. — Ни один клановый, даже самый больной на башку, не убьёт детей. Не верю. — Думаю, они понятия не имели о грузе. В этой войне кланы с самого начала используют втёмную. Выдали ПЗРК, показали, как пользоваться, сказали, где и когда пролетит аппарат. Поскольку пилоты не ждали атаки, то сбить их, я думаю, проблемы не было. — Ладно, допустим. Но почему дети? — Не знаю. Точнее не знаю, почему именно в обмен идут дети. — В обмен на что? — На энергию, Костлявая. Думаю, у меня возникли новые вопросы к Верховной… И вот ещё что — если продлить в пустоши прямую, лежащую между этой упавшей хернёй и городом, может найтись ещё одна железная коробка, набитая детьми. Если у тебя есть кому разведать…