В третий раз они зашли в туалет вдвоем, закрыли за собой дверь, включили вентилятор. Лицо Бобби посерело, напоминало точный портрет, сделанный карандашом, даже веснушки утратили цвет. И в его всегда веселых глазах веселья не осталось. – Ты сошла с ума? Ты сказала ему, что мы беремся за это дело. Джулия в удивлении уставилась на него: – Разве ты этого не хотел? – Нет. – Ага. Тогда, наверное, я плохо расслышала твои слова. Должно быть, слишком много серы в ушах. Плотной, как застывший цемент. – Он, наверное, лунатик, он опасен. – Пожалуй, пора обращаться к врачу, пусть промоет мне уши. – Эта безумная история, которую он выдумал только для того… Джулия подняла руку, прерывая его: – Спустись на землю, Бобби. Он же не мог придумать этого жука. Что это такое? Я даже на картинках никогда ничего подобного не видела. – А деньги? Он наверняка их украл. – Фрэнк не вор. – Откуда… Тебе шепнул об этом Господь Бог? Потому что другого способа узнать нет. Ты впервые увидела Полларда чуть больше часа назад. – Ты прав, – кивнула она. – Мне шепнул Господь Бог. И я всегда слушаю Бога, потому что, если Его не слушать, Он пошлет тебе в гости полчища саранчи или молнией подожжет волосы. Послушай, Фрэнк совершенно сбит с толку, растерян, и мне его жалко. Понятно? Какое-то время он лишь смотрел на нее, пожевывая бледную нижнюю губу, потом заговорил: – Мы хорошо работаем вместе, потому что дополняем друг друга. Ты сильна там, где слаб я, и наоборот. Во многом мы не похожи, но составляем единое целое, потому что мы подходим друг другу, как элементы картинки-головоломки. – К чему ты клонишь? – В частности, у нас разная мотивация, хотя и в этом мы дополняем друг друга. Меня устраивает эта работа, потому что мне нравится помогать людям, которые попали в беду не по своей вине. Мне нравится добиваться побед. В этом я где-то похож на героев комиксов, но уж такой я человек. С другой стороны, твой главный мотив – желание наказать плохишей. Да, конечно, я тоже радуюсь, когда плохиши получают по заслугам, но для меня это не столь важно, как для тебя. И разумеется, ты тоже рада и счастлива, помогая невинным, но для тебя это вторично. Главное – раздавить, растоптать злодеев. Возможно, потому, что в тебе еще кипит ярость, вызванная убийством матери. – Бобби, если мне понадобится психоанализ, я найду комнату, где единственный предмет обстановки – кушетка, не унитаз. Ее мать взяли в заложницы при ограблении банка, когда Джулии было двенадцать лет. Два грабителя накачались амфетаминами[15] и забыли про сострадание и здравый смысл. Прежде чем все закончилось, пятеро из шести заложников погибли, не повезло и матери Джулии. Повернувшись к зеркалу, Бобби посмотрел на ее отражение, – похоже, не мог встретиться с ней взглядом. – Я клоню вот к чему. Внезапно ты ведешь себя как я, а это нехорошо, нарушает баланс, уничтожает гармонию наших взаимоотношений, а именно эта гармония позволяла нам до сих пор выживать, выживать и добиваться успеха. Ты хочешь взяться за это дело, потому что зачарована услышанной историей, она распаляет твое воображение, да еще ты хочешь помочь Фрэнку, он такой жалкий и несчастный. А где твоя привычная ярость? Я тебе скажу. Ее нет, потому что на данный момент вызвать ее некому, нет ни одного плохиша. Да, конечно, какой-то тип преследовал его в одну из ночей, но мы пока не знаем, реальный это человек или плод фантазии Фрэнка. Поскольку плохиша не было, мне приходилось тащить тебя за собой, что я и делал, но теперь тащишь ты, и меня это тревожит. Я чувствую, что-то здесь не так. Пока он говорил, их взгляды скрещивались в зеркале. Когда закончил, она покачала головой: – Нет, тебя волнует не это. – Ты о чем? – Все, что ты сейчас сказал, – дымовая завеса. Что действительно тебя тревожит, Роберт? Его отражение пыталось переглядеть ее отражение. Джулия улыбнулась: – Давай. Говори. У нас нет секретов. Отражение Бобби в зеркале очень уж разнилось с настоящим Бобби Дакотой. Настоящий Бобби, ее Бобби, кипел весельем, жизнью, энергией. Бобби-в-зеркале был с землистым лицом, мрачный, тревога высосала из него всю жизненную силу. – Роберт? – повторила она. – Ты помнишь прошлый четверг, когда мы проснулись? – спросил он. – Дул сильный ветер. Мы занимались любовью. – Я помню. – А ночью, с четверга на пятницу, мне приснился кошмар, самый живой, реальный кошмар, который только можно себе представить. – Он рассказал ей о маленьком доме на берегу океана, музыкальном автомате на песке, гремящем внутреннем голосе: «ПЛОХОЙ ИДЕТ, ПЛОХОЙ, ПЛОХОЙ!» – и о море кислоты, которое поглотило их, растворило плоть, а кости утащило в черные глубины. – Меня этот кошмар потряс. Ты и представить себе не можешь, каким он показался мне реальным. Звучит безумно… Но кошмар этот был более реальным, чем сама жизнь. Я проснулся испуганный, как никогда. Ты спала, и я не стал тебя будить. Ничего не рассказал и потом, не хотелось тебя волновать… да и вообще, это как-то по-детски, обращать внимание на кошмарные сны. Больше мне ничего такого не снилось. Но в последние дни, в пятницу, субботу, воскресенье, у меня случались странные приступы озабоченности, я думал, а вдруг что-то плохое действительно идет, чтобы забрать тебя. И вот теперь, прямо здесь, в кабинете, Фрэнк сказал, что впутался во что-то плохое, действительно плохое, и, как только он произнес эти слова, я тут же связал их с моим кошмаром. Джулия, может, это дело – то самое плохое, что мне приснилось. Может, нам не стоит браться за него. Она несколько мгновений смотрела на Бобби-в-зеркале, гадая, как же его подбодрить. Наконец решила, поскольку их роли поменялись, вести себя с ним так, как повел бы Бобби в аналогичной ситуации. Бобби не стал бы взывать к логике или здравомыслию (это были ее инструменты), но привлек бы обаяние и юмор. И она не стала напрямую реагировать на его тревоги. – Раз уж мы решили облегчить душу, знаешь, что волнует меня? Твоя привычка садиться на стол, когда мы беседуем с потенциальным клиентом. С некоторыми клиентами такой прием мог бы сработать, если бы на стол садилась я, в короткой юбке, чтобы продемонстрировать свои ножки, благо ноги у меня красивые, пусть я сама говорю об этом. Но ты никогда не носишь юбку, короткую или длинную, да и демонстрировать тебе нечего. – Кто говорит о столах? – Я. – Джулия отвернулась от зеркала и теперь смотрела на мужа. – Мы арендовали семь комнат вместо восьми, чтобы сэкономить деньги, и к тому времени, когда рассадили всех сотрудников, нам на двоих остался только один кабинет, что вроде бы нас устроило. Там хватало места для двух столов, но ты заявил, что тебе стол не нужен. Стол для тебя слишком официально. Тебя вполне устроит диван, на котором можно лежать, разговаривая по телефону. Однако, когда приходят клиенты, ты садишься не на диван, а на мой стол. – Джулия. – Пластик, из которого сделана его поверхность, очень прочный, но рано или поздно ты проведешь на моем столе достаточно времени, чтобы на нем остался отпечаток твоего зада. Поскольку она более не смотрела в зеркало, ему пришлось перевести взгляд на ее лицо. – Ты слышала, что я тебе сказал о моем сне? – Нет, пойми меня правильно, Бобби. У тебя аккуратный зад, но я все равно не хочу, чтобы он оставил след на моем столе. В углубление будут скатываться карандаши. Там будет скапливаться пыль. – Что здесь происходит? – Я хочу предупредить тебя, что собираюсь положить на поверхность стола металлическую сетку и подвести к ней электрический ток. Ты сядешь на стол, я поверну рубильник, и ты узнаешь, что чувствует муха, попадая в одну из этих электрических ловушек для насекомых. – С тобой очень трудно, Джулия. Почему ты так ведешь себя? – Раздражение, знаешь ли. В последнее время не удавалось потоптаться на плохишах. Вот настроение и портится. – Эй, постой-ка. Кажется, я понимаю, в чем дело. – Естественно, понимаешь. – Ты ведешь себя как я! – Именно. – Она поцеловала его в правую щеку, похлопала по левой. – А теперь пора возвращаться в кабинет и брать это дело. Она открыла дверь и первой вышла из туалета. – Будь я проклят, – не без удивления пробормотал Бобби и последовал за ней. Фрэнк Поллард о чем-то говорил с Клинтом, но замолчал, как только открылась дверь туалета, и с надеждой посмотрел на них. Тени по углам еще более сгустились, а вокруг всех трех ламп возникло загадочное янтарное сияние. Кучка алых камней по-прежнему поблескивала на столе. Насекомое все так же лежало на дне стеклянной банки. – Клинт объяснил вам принятую у нас схему оплаты? – спросила она Полларда. – Да. – Хорошо. Дополнительно нам потребуется десять тысяч долларов на расходы. Снаружи засверкали молнии. Облака не выдержали, пробитые их ударами, и по окнам забарабанил холодный дождь. Глава 26 Виолет проснулась более часа назад и все это время пробыла ястребом, парящим в вышине и время от времени камнем падающим вниз, чтобы ухватить когтями и сожрать добычу. Небо было для нее практически таким же реальным, как и для птицы, разум которой она захватила. Она скользила, рассекая воздух, между серыми облаками и землей.