Вадим если и не знал, то однозначно догадывался, но информации пока было очень мало, в этом кузнец был прав на сто процентов. Внезапно резкий порыв ветра сорвал с крыши пук соломы и бросил его в лицо Петра. Тот вздрогнул и невольно заорал от неожиданности. Его не слабый крик пронёсся по деревне, заглядывая в открытые двери и пробитые окна. — Шуметь нельзя, — негромко изрёк Вадим. — Они не любят шума, как услышат, так сразу бредут на звук и ищут жертву. — Откуда знаешь? — накинулся на него отец Анисим. — Из опыта своего печального, — поэтически ответил Вадим. — Просто я умею думать и запоминать. Запоминать и сравнивать, а потом анализировать. — Чаго сказал? Анали… тьфу ты… Господи, откуда у тебя эти поганые словечки, отрок? — сплюнул отец Анисим, так и не разобрав последнее слово Вадима. — Сами в голову приходят. Я их не зову, а они всё равно приходят. — Блаженный што ли? — осведомился Пётр. Вадим промолчал, зачем с дураком спорить? Тем временем отряд подошел к крайней избе. Изба и в лучшие времена ничем не выделялась из похожих, а сейчас и подавно ничем не могла обратить на себя чьё-либо внимание. Рябиновый куст, покрытый сплошь гроздьями ещё зелёных ягод, скрывал за собой небольшое крыльцо. За этим домом можно было рассмотреть и следующие избы, утопающие в зелени кустарников и фруктовых деревьев. Дом был пуст, только следы разорения и человеческой беды незримо присутствовали в нём. Лежала битая глиняная посуда, да трепыхался на дереве домотканый лоскуток, но людей видно не было. Ни живых, ни мёртвых. — Никого! — констатировал Сергей. — Никого! — подтвердил и Елизар, внимательно осматривая окрестности. — Здесь никого, а что дальше — неизвестно. Здесь явно побывала чья-то шайка. Добро всё забрали, людишек то ли увели, то ли побили. — То пока неясно, — отозвался отец Анисим. — А ты, Вадим, вон видишь, вишня растёт. Дуй до неё и сгребай всю смолу, какую найдёшь. Вадим взглянул в указанном направлении и действительно заметил уже старую вишню. Пожав плечами, он направился к ней. Сорвав лист лопуха, начал счищать с коры слюдяные потоки вишневой смолы. Было её тут не очень много и требовалось дополнительно найти ещё с пяток деревьев. «Будем искать!» — сам себе сказал Вадим и потопал вслед за остальными, что снова вышли на дорогу. Да это было объяснимо. Никто не хотел рисковать и бродить по огородам, выискивая врагов или выживших. Может то и правильно было, а может и нет. Огороды, в основном, не имели высокого бурьяна. Только заросли малины, крыжовника и смородины изредка привносили сумятицу в ряды грядок огурцов, тыкв или репы. Но между домами иногда попадались места, заросшие то крапивой, то коноплёй. Всё было спокойно, поднявшийся было ветер внезапно стих и еле шевелил верхушки деревьев, не желая спускаться вниз. Вадим усиленно принюхивался, но странное дело, он не чувствовал тошнотворного запаха тлена. Они шли дальше, осматривая дом за домом, находя иногда либо еду, либо что-то из утвари или одежды. Оружия или чего-то подобного пока не находилось. Грядки оказались нетронутыми и Вадим, нисколько не сомневаясь, обобрал пару рядков с огурцами, смачно хрустя ими и поглядывая при этом, что ещё можно сожрать. Крыжовник и смородина только наливались соком и сладостью и кроме поноса ничего ему не сулили. И Вадим милостиво оставил их дозревать до своего следующего посещения села. Странно, но не было видно ни одной животины, совсем ни одной. Не блеяли козы, не визжали от голода свиньи, не мычала недоенная корова. Следы животных были видны повсюду, особенно смачные и уже высохшие лепёшки коровьего навоза, а вот самих животных нигде не наблюдалось. И Вадим стал догадываться, почему, но пока не спешил делиться своими мыслями с остальными. * * * Владислав Зенжинский не помнил себя. Иногда в его расстроенном болезнью мозгу проплывали какие-то виденья, которых он не только не понимал, но и вообще не осознавал. Их сборный отряд ляхов, казаков и местного разбойного люда кочевал от села к селу, пробавляясь грабежом встречных и разоряя сёла. Оставалось их немного, человек двадцать, но зато половина конных, а уж оружными были все. Народ подобрался лихой и не любящий задарма рисковать своей шкурой, да ещё в открытом бою. Царевич Димитрий, что оказался Гришкой Отрепьевым, нанял их ещё в Путивле, и они не с честью, и не с правдой служили ему. То бежали из-под Кром, то снова возвращались в месяцы затишья. А после его позорной смерти и вовсе покинули Москву и разбрелись в поисках добычи и пропитанья насущного. Сначала их отряд был большим, но в один нехороший момент они нарвались на боевых холопов местного боярина. Удача отвернулась от разбойников, и они трусливо бежали, потеряв убитыми и ранеными половину своих товарищей. После этого их отряд превратился в обыкновенную шайку разбойников и постепенно стал уменьшаться, пока не сократился до двадцати человек. Но и этого количества вполне хватало, чтобы грабить беззащитных крестьян. Вот и последние виденья в наполовину мёртвом мозгу Зенжинского говорили о том же. Впятером они ворвались в село, отсекая тех, кто попытался бежать по дороге в монастырь. Остальные быстро перекрыли другой путь и бросились грабить, врываясь в избы. Кто оказывал сопротивление, того сразу полосовали саблями, остальных пощадили. Юрко и ещё один из ретивых запорожских казаков сразу стали задирать юбки понравившимся бабам и девкам, остальные рыскали по домам в поисках наживы. Несколько человек местных ушло из села, остальные не смогли. Весь вечер и всю ночь разбойники беспробудно пьянствовали и охальничали, успокоившись только под утро и никто из них не видел, как один из убитых внезапно зашевелился, заворочал головой и поднялся на том самом месте, где был убит накануне мертвяк. Того уже сожгли чуть поодаль, а обгорелые кости упокоили здесь же, вырыв глубокую яму. Но судьбе было угодно наказать грабителей, ведь одного из крестьян они убили совсем недалеко от этого места, и он, смертельно раненый, на последнем издыхании дополз до места упокоения мертвяка, где и испустил дух. И вот теперь тело крестьянина получило вторую жизнь. Грудная клетка приподнялась и сделала попытку вдоха, но мёртвые лёгкие не нуждались в воздухе, а мёртвая кровь, ставшая чёрной, в кислороде. Та нечистая сила, что поднимала мёртвых, могла это сделать только два раза: первый — после проведения соответствующего ритуала, а для второго раза должны совпасть ряд условий. И это случилось. Свежая кровь легла на пепел мёртвого, и он вновь восстал, теперь уже в другом теле. После двух попыток тело дёрнулось, смогло приподняться на локтях и привстать над поверхностью. Голова трупа задёргалась, глаза в орбитах шевельнулись и, покрутившись в разные стороны, зафиксировались на недалеко стоявших избах. На беду, там промчалась девка, ревущая белугой. Голова мертвяка скособочилась и, уловив направление движения, дала команду ногам. Тело трупа выпрямилось, послушно развернулось в нужную сторону и зашагало в сторону домов. Из одной избы в это время вывалился пьяный лях и, закачавшись на пороге, громко испортил воздух. Неверная поступь выдавала в нём мертвецки пьяного человека. Шагнув в сторону сарая, он на полпути остановился, распустил шнурок своих штанин и начал мочиться. Закончив своё дело, он развернулся и попытался войти обратно в дом, но природный компас его тела временно сбился. Качнувшись, лях изменил направление, споткнулся об лежащий деревянный чурбан и полетел оземь, громко ругаясь. — Пся крев! Курва! Пока он барахтался на земле, пытаясь вернуться в вертикальное положение, мертвяк успел подойти вплотную, незаметный в ночной темноте. Почувствовав запах живого тела, он напал, вгрызаясь прямо в шею застигнутого врасплох ляха. Высшая ирония Созидателя оказалась в том, что убийцы были достойно наказаны своей же жертвой. Лях пытался дать отпор, он и дал его, довольно быстро спихнув с себя тело монстра и трезвея на глазах. Но его покусанная шея, плечо и предплечье начали обильно кровоточить. Смертельный яд неизвестного вируса быстро проникал в кровь, туманя сознание. Движения жертвы, сначала излишне резкие и испуганные, всё больше замедлялись и замедлялись, пока и вовсе не прекратились. Лях, успев достать широкий нож, полоснул труп, отрубив тому правую руку, что тут же повисла на разбитой лучевой кости. Другим взмахом он почти перерубил шею мертвяку. На этом жизненная энергия поляка угасла, и он свалился на землю, потеряв сознание. Мертвяк же, потерзав для порядка ухо ляха и откусив его, отстал. Громко урча и пережёвывая ухо, он отправился искать новую жертву. Ею оказалась женщина, которая спала на сеновале, вся в слезах, прижимая к себе горемык детей. Дети, напуганные видом монстра, успели сбежать, а вот женщина — нет, став очередной жертвой мертвяка. По селу вновь стала подниматься тревога. Хватая детей, крестьяне принялись убегать в лес. Спаслась большая часть села, остальные не смогли этого сделать по разным причинам. Услышав шум, на крыльцо вышел Зенжинский и тут же нарвался на мертвяка. На этот раз всё получилось не так, как с другими. Мертвяк напал, но просчитался. Увидев ходячий труп, Зенжинский не растерялся и, выхватив саблю, мигом развалил тело пополам, но оно продолжало ещё дёргаться и ползти вперёд, пока лях не отсёк трупу голову. С других домов сбежались остальные разбойники. — Это что за пся крев⁈ — Зенжинский пнул покатившуюся голову трупа. — Это вроде тот, кого мы сегодня убили в селе, — подсказал гайдук Сеноп. — Ммм, — Зенжинский, будучи под алкогольными парами, сотворил вопиющую глупость. Он подхватил левой рукой отрубленную голову за волосы, как всегда любил делать с поверженным врагом и поднёс её к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Голова мертвяка сразу же воспользовалась этой оплошностью ляха и, клацнув зубами, грызанула его за большой палец. — Ааа! — поляк бросил голову и ещё в воздухе ударил по ней саблей, разрубив почти полностью. Выпустив из себя чернильного цвета кровь, смешанную с мозгом, голова затихла. По руке Зенжинского потекла кровь из прокушенного пальца. Очень громко ругаясь, он пошёл к бочке с водой, чтобы промыть рану, но было уже слишком поздно. На этом воспоминания Зенжинскогоне обрывались, они просто перетекали в бессвязные видения. Временами наступало просветление, и он снова становился самим собою, но только до тех пор, пока не одолевало непрерывное чувство голода. Он всё время хотел жрать, и только насытившись, вновь обретал разум. Он мог бы себя поздравить с новым статусом бесноватого, если бы мог. На его менталитет солдата удачи и обыкновенного бандита наложилось нынешнее состояние, и он обрёл животную сущность, причем животного бешеного. К вечеру следующего дня село полностью опустело, спасшиеся от напасти крестьяне бежали из него без оглядки, частью выбрав направление, прямо противоположное монастырю. Спаслось их всё же много, в основном дети и несколько женщин и мужчин. А вот разбойники полегли почти все, а кто не погиб, тот в ужасе бежал из села. Остальные, переродившись в бесноватых, гонялись какое-то время за оставшейся живностью, пока всю её не сожрали. Больше в селе делать было нечего. Петрушку и укроп переродившиеся не жаловали, репу не копали, а потому отправились в лес. Но лесные звери им не обрадовались и убегали от незваных гостей. Несколько бесноватых разбрелись в разные стороны, остальные, подчиняясь стадному инстинкту, пошли вслед за Зенжинским к реке. Здесь они и стояли, молча пялясь на воду и пытаясь схватить плещущуюся в ней рыбу. Один из них, не в силах сдержать мук голода, бросился в воду за рыбой, но вода быстро выбила у него почву из-под ног и унесла вместе с собой. Его то ли мычание, то ли рычание ещё некоторое время оглашало берега реки, пока вода окончательно не унесла тело вниз по течению. Зенжинский и сейчас стоял в полукоматозном состоянии, бездумно пялясь в бегущие волны реки. Чувство голода медленно разъедало его внутренности, временами пробуждая в голове человеческие чувства, что иногда даже брали вверх над животным началом. Рядом также застыли его пятеро подельников, экономя энергию в отсутствии пищи. Они могли стоять так очень долго. Всё же они являлись полуживыми, а не мёртвыми и существовали благодаря несколько другим законам. Внезапно со стороны села послышался человеческий вскрик. Зенжинский встрепенулся, его глаза загорелись адовым огнём, и он повернулся в сторону села. Некоторое время ничего не было слышно, но потом ветер донёс приглушённые расстоянием звуки человеческой речи. Медленно поворачиваясь и делая первые шаги, вся шестёрка мертвяков целенаправленно двинулась в сторону села. С каждым шагом их движения становились всё более уверенными и быстрыми. Скованность одеревеневших от долгого стояния мышц уходила, и вот уже вся свора полумертвецов, жадно вслушиваясь и внюхиваясь, устремилась в село. Глава 10 Бой Вадим, немного осмотревшись и поняв, что явная опасность отсутствует, уже более смело шагал вперёд, выискивая среди изб вишнёвые деревья. Найдя нужное, он с удовольствием содрал с его коры смолу и пошлёпал дальше, стараясь не наступать на острые ветки ногами в лаптях. Они, кстати, были хоть и не сильно удобными, но всё же это оказалось лучше, чем шагать босиком. Нужно ещё научиться их вязать, потому как купить кожаную обувь здесь практически невозможно. А уж сколько она стоит⁈ Хорошо, что стёкла на земле не попадались, металлические гвозди или пластины тоже, но шишки, сучковатые ветки, камешки и острая трава изрядно ранили ноги. Вадим спокойно набивал маленький мешочек вишнёвой смолой, когда услышал испуганный вскрик. Кажется, это был Сергей, а может быть и Пётр. Перехватив удобнее сулицу, Вадим поспешил к товарищам. Основная группа монахов обшаривала ближнее подворье, в отличие от него, возившегося среди фруктовых деревьев в соседнем доме. И теперь оттуда слышался непонятный шум. Вадим выскочил из-за угла дома и застыл от страха, попав сразу в разгар развернувшегося сражения. Пётр в ужасе беспорядочно бил копьём по воздуху, а в его шею впился зубами здоровый,нет, не мертвяк, по виду вроде бы живой, а вроде и нет, судя по его поступкам. Послушник Сергей медленно отступал, весь белый от ужаса, время от времени тыкая копьём в напавшего на него бесноватого. Чуть в стороне от них находились кузнец и отец Анисим. Отец Анисим молился, видимо, надеясь на чудо или святость, но чуда не происходило. Елизар усилено крутил бердышом, отбиваясь сразу от четверых бесноватых, и только длина его грозного оружия не давала им возможность напасть и сожрать глупого монаха. У мертвецов в руках имелось оружие: у кого сабля, у кого кинжал и даже копьё. У одного из нихоказалась отрублена левая рука, но он сражался, как ни в чём не бывало. Культя даже затянулась почерневшей и запёкшейся, словно от жара, кровью. Да и все напавшие мертвяки мало походили на те трупы, что шагали, как пресловутые зомби. Эти, пусть и с пустым взглядом, как на подбор, чёрных глаз, но были значительно бодрее и «живее». И это шокировало Вадима, он просто не знал, что предпринять. Да и вообще, зомби ли это? Всё же в его сознании бесноватые пока не укладывались: он не знал, чего от них ожидать, и на что они способны. Мертвяки мертвяками, но это точно не они. А нападавшие казались неутомимыми. Не издавая ни одного звука, они продолжали нападать всей толпой. Страшный животный ужас накрыл Вадима с головой. Он взглянул на свою сулицу. Короткое древко с таким же маленьким наконечником не внушало никаких надежд. Это против зомби-мертвяков оно могло помочь, а против полуживых бесноватыхналичие такого оружия казалось очень спорным противовесом. Один из трёх мертвяков, что нападали на кузнеца, заметил новую мишень и одним прыжком оказался почти рядом.