Часть комнаты занимали тонкие и гибкие прутья, из которых Шароша вместе с мужем плели различные предметы, а затем продавали или выменивали на что-нибудь другое. Перед очагом на другой лежанке, приподнятой над землей настеленными под низ ветками и травой, уже сгнившей, лежала женщина, укрытая старым дырявым льняником. Матушка Нанетта, похоже, пребывала в бессознательном состоянии и ее лихорадило. В комнате стоял спертый воздух, а от женщины разило нечистотами. Юлиан подскочил к матери, потрогал ее лицо: бледное, худое, но почему-то одутлое. Он одернул одеяло и увидел сбоку и внизу на бедрах и спине пролежни, которые пахли гнилью. Похоже, что женщина была лежачей уже долгое время. — Малик, почему ты не обрабатывал тело матушки! — схватился за голову Юлиан, видя, что женщина при смерти и вот-вот готова отдать Ямесу душу. — Я обрабатывал, пока были деньги на мази… — пробубнел с дрожью в голосе Малик, опасливо поглядывающий на вошедших женщину с белоснежными волосами и странного мужчину с желтыми глазами. — Но мне тяжело прокормить три рта. — Отойдите, Юлиан, — мягко сказал Пацель, снимая с плеч сумку. Он размотал шерстяной шарф, снял с себя накидку, остался лишь в платье и теплом шерстяном табарде. Юлиан послушно отошел, уступив место магу. Присев на колени, лекарь из Детхая потрогал тыльной стороной ладони лоб женщины, взял ее почти безжизненную руку в свою, помял пальцами, затем прислушался к тяжелому дыханию, которое давалось Нанетте с большим трудом. — Вовремя успели. Еще неделя-две, и она бы умерла, — улыбнулся Пацель. Маг снял с рук перчатки, достал из кожаной сумки на боку странный нож с очень длинным и тонким лезвием. Приложив острие к одной стороне груди, он надавил, и клинок вошел в легкое женщины. Шароша истошно закричала, прижимая к себе младенца, тот завопил еще пуще, вторя матери писклявым голосом. Малик, бледный на ватных ногах, покачнулся, глядя как нож вошел почти полностью в грудную клетку Нанетты. С распахнутыми от ужаса глазами Юлиан посмотрел на мага, но тот был так спокоен и сконцентрирован, что он полностью доверился столь опытному человеку, лишь сжал трясущиеся ладони в кулаки. — Дайте какой-нибудь сосуд или посуду, — приказал маг. Малик продолжал вращать выпученными глазами и ничего не делал. Вздохнув, младший брат взял со стола миску и подал ее Пацелю. Тот поставил ее на грудь и поводил пальцами у пробитой дыры. Юлиану вспомнились движения Вериатель, когда она выманивала воду из тела Леонардо. Здесь было что-то подобное. И действительно, спустя мгновение белая и дурно-пахнущая жидкость стала выползать из разреза, оставленного ножом, и, переползая через края тарелки, плюхаться туда. Она текла медленно, и несколько минут Малик, Шароша и Юлиан завороженно наблюдали за целебной магией. Наконец, вся гнойная жидкость покинула легкие, а вслед за ней, извиваясь, показалось белесое тело. Это был червь с узким телом, длиною с мужскую ладонь. — Что? Червь? — воскликнул пораженный Юлиан, не веря собственным глазам. — Да. — победоносно ухмыльнулся Пацель. — Летом он спит, а зимой активизируется, жрет носителя и откладывает яйца, которые зреют до лета. Насильно волоча свое тело к миске, червь пытался вернуться в носивший его годами организм, но проигрывал в схватке с магией. В конце концов сплетясь в клубок, он лег посреди белоснежной гнойной жидкости. Пацель со спокойным лицом поднес руку к тарелке и всё содержимое вспыхнуло зловещим пламенем. — Миску спалить до конца, — приказал Пацель. Он приложил к груди старой женщины руки и прикрыл глаза. Его веки дергались и, казалось, что маг мысленно что-то нащупывает. Пробитая рана на груди стала на глазах затягиваться, как и пролежни на боку. — Как думаете, почему зимняя аспея так называется? — довольно улыбнулся Пацель, убирая руки от груди женщины. — Не знаю, — прошептал изумленно Юлиан и сел на колени рядом с матерью. — Аспея образовано от Аспид. Аспидами называли летающих змей, которые жили около двух тысяч лет назад, но вымерли. То есть все южные и просвещенные лекари уже давно знают про паразитов, пока северные недоумки лечатся травками, — бахвалисто сказал маг из Детхая. — Эта женщина проскачет, как молодая кобыла, еще лет тридцать. — Спасибо вам, Пацель, — с большой благодарностью шепнул Юлиан, словно боясь нарушить царившую в лачуге магическую тишину. — Говорите спасибо Мариэльд, я проделал такой путь только ради нее, — поднял брови маг и, отряхивая колени, встал с земляного пола. — Женщина очнется завтра. Юлиан удивленно вглядывался в посветлевшее и словно ставшее моложе лет на десять лицо Нанетты. Она умиротворенно и спокойно спала, дыхание ее выровнялось, а грудь опускалась и поднималась равномерно, без резких вздохов и хрипов. Уилл нежно погладил руку Нанетты и поднял счастливые глаза. Мариэльд стояла рядом, облаченная в темно-синий плащ и ласково, с материнской любовью смотрела на сына. Встав с колен, Юлиан подошел к Мариэльд, наклонился и обнял эту хрупкую и миниатюрную пожилую женщину. Та, прикрыв глаза от радости, обвила шею сына изящными руками и погладила его по шее, волосам. — Я не знаю, как вас отблагодарить, — прошептал Юлиан. — Ты знаешь, что я хочу от тебя услышать, — произнесла Мариэльд вполголоса, продолжая гладить сына по волосам. — Матушка, — после недолгой паузы сказал Юлиан чуть смущенно. — Да-да! — рассмеялась Мариэльд, поглаживая сына по щеке. В это время Пацель подошел к Шароше, прислушался к ее дыханию, деловито постучал пальцами по груди насмерть перепуганной женщины, затем послушал притихшего голубоглазого малыша и с удовлетворенным видом отошел. Наконец, лекарь приблизился к дрожащему Малику, приложил ухо к его груди, чуть двигая пальцами, словно настраивая свой слух. — Здесь еще один паразит. Давно кашляете? — сухо поинтересовался Пацель. — С этой зимы, — перепуганно прохрипел Малик, с ужасом взирая на южанина. — Вы тоже мне будете ножом в грудак ширять? — Нет, это я делал для отвода гнойной жидкости, скопившейся за долгие годы… У тебя достаточно просто извлечь червя. Впрочем, тебе это все равно не понять, — поднял бровь маг. Он повел рукой, и Малик вытянулся, словно струна, сложил руки по бокам и замер, выпучив глаза. Он засипел от страха — маг полностью обездвижил его. — Дайте ту же миску, пожалуйста, Юлиан, — маг требовательно протянул руку. Юлиан, отодвинувшись от матери, взял с пола кончиками пальцев миску и передал ее Пацелю. Тот кивнул в знак благодарности и, держа одной рукой тарелку, другой стал водить у лица мужчины, чтобы составить в воздухе какие-то знаки. Раздался хрип, Малик задавился, закашлял, но Пацель не обращал внимания на его страдания и продолжал водить пальцами в воздухе. Неожиданно из правой ноздри Малика высунулся кончик белого хвоста. Шароша вскрикнула, а Юлиан брезгливо поморщился. Белый червь размером поменьше прошлого плюхнулся на подставленную тарелку, и маг сжег его. Малик, обмякнув, отшатнулся от колдуна, схватился за нос и горло руками. — Спасибо… — прохрипел он. Ничего не ответив, Пацель опалил нож вырвавшимся с кончиков пальцев пламенем и спрятал его в сумку. Вскинув сумку на плечо, он взял со стула шарф и снова причудливо намотал на лицо и шею, затем набросил на плечи плащ, не зашнуровывая, и вышел к ждущим снаружи слугам и воинам. — Сир’Ес Мариэльд, мы можем остаться до завтра? — спросил Юлиан. — Конечно, — кивнула женщина. — Я хочу, чтобы ты увидел эту женщину, что была тебе матерью до обращения, в полном здравии и попрощался с ней. — Малик, я завтра вернусь, — обратился к брату Юлиан. — Спасибо, — в смятении пробормотал старший брат. Юлиан, улыбнувшись Малику и Шароше, а также их малолетнему сыну, взял Мариэльд под руку и вышел с ней из лачуги, снова пригнув голову, чтобы не удариться макушкой. Смотря вслед брату, Малик счастливо вздохнул, то ли от радости избавления от болезни, то ли от того, что Уильям вернулся. — Уважаемый Пацель, — негромко обратился к лекарю Юлиан, когда отряд брел по глубокому снегу к площади. — Да? — теплые янтарные глаза мага внимательно посмотрели на сына Мариэльд. — Получается, что зимняя аспея заразна? — поинтересовался мужчина. — Да. — А… Кхм… Во мне нет ли такого червя? — смутился вампир, ощупывая свою грудь. — Не переживайте! — Маг из Детхая от чего-то рассмеялся особо весело. — Если и был, то умер. Но если вы сомневаетесь, то в Ноэле я могу вас препарировать и сами взглянете. Лилле Аданы прошли в сопровождении Пацеля, а также спешившихся слуг и воинов, к площади, на которой собралась галдящая толпа. Юлиан уже спокойно смотрел на возбужденных людей — матушка Нанетта была здорова, и это самое главное. Плевать, что о нем думают или говорят — он сделал то, зачем вернулся. Чувство облегчения охватило его, а камень, который придавил душу, наконец раскололся. Этим солнечным зимним днем жители Вардов собрались на площади. Их оказалось около пятидесяти — кто-то даже побросал свои ежедневные дела, чтобы посмотреть на вернувшегося Уильяма. Толпа понимала — незнакомцы в меньшинстве, а потому уверенно зароптала, закричала гневно в сторону бывшего рыбака. Досталось злых слов и Пацелю, чье южное происхождение не давало северянам покоя. Отряд подошел к добротному постоялому двору, расположенному около харчевни с одной стороны и дома купца Осгода — с другой. В задках трехэтажного постоялого двора были денники для лошадей. И сейчас, желая отдохнуть, отряд ждал конюхов, чтобы те забрали лошадей. Однако толпа продолжала роптать, окрики становились все громче и настойчивее, а прислуги постоялого двора все не было. В конце концов, из соседнего с трактиром здания, дома Осгода, вышел сам хозяин. Следом за Осгодом вышел и Вождь Эхор в длинном и теплом платье с накинутым сверху плащом, отороченным мехом. Мужчины подошли к отряду. Осгод сжал губы, упер руки в боки и хмуро глянул на Юлиана. — Доброго дня, — недовольно произнес Кьенс и вышел вперед. В его голосе звучал сильный южный акцент. — Почему до сих пор ваши слуги не приняли лошадей и не выделили нам комнаты? — Приветствую, — сказал басом Осгод, с неприкрытым раздражением рассматривая причудливо одетых незнакомцев. — У нас нет комнат для вас. — Как это нет? — поднял брови Кьенс и нахмурился. — В такой сезон все постоялые дворы пустуют. — Вот так. Если хотите отдохнуть, то езжайте в направлении Офурта, а здесь вас не примут, — грубо ответил хозяин трактира. Чуткий слух вампиров уловил тихий скрип. Юлиан поднял голову и увидел, как створки одного из окон, обращенных в сторону постоялого двора, на последнем, третьем этаже дома господина Осгода отворились. Оттуда высунулась темноволосая головка, и Линайя, не веря своим глазам, уставилась на Юлиана. Это заметил и Осгод — он злобно зыркнул на дочь, а желваки на его челюсти заходили туда-сюда. — Это божественный город, мы поклоняемся Ямесу и находимся под его покровительством, — послышался мерзкий высокий мужской голос. Из толпы выскочил очень худой и низкий человечек с полными губами, куцей бородкой и черной чертой, проведенной краской от лба до подбородка. Это был Жрец Ямеса. Он вышел вперед, обошел прибывший отряд по кругу и встал рядом с господином Осгодом. Трясущимися от злобы руками он показал на Уильяма и закричал: — Тебя, безбожник, этот город не примет! Вали отсюда со своим иноземным сбродом! Юлиан побледнел. Толпа закричала, вторя словам жреца. — Я не сделал этому городу никакого зла! — сказал Юлиан. — Мы переночуем здесь и покинем Варды завтра. — Нет, ты уедешь сейчас! — исступленно заверещал жрец. — Я забыла спросить тебя, когда нам уезжать, человек, — произнесла гневно Мариэльд, делая шаг вперед. — Подожди, Мари, — ласково улыбнулся Пацель.