Цирюльник пригладил свои забавные усики и удовлетворенно посмотрел на свое творение. Затем чуть шепелявым голосом с акцентом произнес: — Да, госпожа! Теперь ваш сын выглядит вполне по-ноэльски. Никаких северных патл, свисающих до плеч. Хотя я бы все-таки сбрил его щетину до идеально гладкого состояния. Но, раз вы пожелали её оставить, то пусть будет так. С щетиной он выглядит старше. Уильям нахмурился и попытался коснуться привычным жестом прядей волос чуть ниже ушей, но схватил лишь воздух. Тогда он поднял руку выше и нащупал короткие волосы с прямым пробором, зачесанные назад. Впрочем, передние пряди вдоль линии волос все равно пытались опуститься на лицо, и цирюльник, нанизав на них серебряные трубочки, уложил назад. — До вечера еще целый день, так что вставай, прогуляемся по саду. Юлиан, и перестань возвращаться мыслями на суд. Это ничего не изменит. — Извините, госпожа, не могу. Воспоминания сами все время возвращаются. — Сейчас ты один из нас. Что же касается Филиппа, то просто не обращай на него внимания — он для тебя более не существует. Будь смелее, мой мальчик! — произнесла ровным голосом графиня Лилле Адан, затем обратилась уже к цирюльнику. — Пайот, позови служанку, пусть принесет мне черно-серое платье с серым плащом, а Юлиану выдаст черный комплект также с серой накидкой. Да поживее! Поклонившись, шустрый цирюльник схватил таз и быстренько ретировался из спальни со своей цветастой сумкой на плече. Улыбнувшись сыну, Мариэльд неспешно, чинным шагом прошла вслед за Пайотом и покинула комнату. Уильям остался наедине сам с собой, но, впрочем, ненадолго. Уже спустя пару минут в комнату после короткого стука залетела сероглазая стройная девушка и низко ему поклонилась. — Здравствуйте, тео Юлиан! Хозяйка сказала выдать вам черный комплект… Ага, да вот он! Произнеся это, юркая служанка подбежала к креслу и отобрала черные шаровары до голени, которую прикроет сапог, белоснежную рубаху с узким рукавом и традиционным высоким воротом-стойкой, кожаный дублет с выбитым рисунком Олеандра и серый теплый плащ, весьма простой, но без меха и с прорезями для рук, а также с высокой стоячей горловиной, закрывающей подбородок. Черные кожаные перчатки, коричневые сапоги и черные чулки — все это дополняло ансамбль традиционного ноэльского костюма для холодного времени года. — Вам помочь? — сероглазая девушка, с чуть курносым, но все же милым носиком, приятно улыбнулась. — Нет… — покачал головой Уильям. Выбежав из спальни, но оглянувшись около дверного проема, чтобы взглянуть еще раз на печального господина, девушка вернулась в свою комнату, где принялась тихонько рассказывать таким же слугам о новом сыне хозяйки — красивом, высоком, но молчаливом и с мрачным выражением лица. Уильям с удивлением растянул шаровары, которые были не такие уж, в общем-то, и широкие, и удивленно оглядел их. Но выбирать не приходилось — он натянул белоснежную нижнюю рубаху, потом темные чулки, черные шаровары, намотал голубой кушак на штаны и надел приталенный укороченный дублет из кожи. Накинув сверху плащ и просунув руки в прорези, он отметил, что это очень удобно. Обувшись и натянув перчатки, он полностью зашнуровал плащ, украшенный по кайме черными Олеандрами. Впрочем, Уильям не знал названия этих растений, они для него были просто цветами. Он собрался с силами, и глубоко вздохнув, вышел в коридор, где его уже ожидала графиня, облаченная в черное платье и серый плащ, такого же кроя, как и у Уильяма. Мариэльд развернулась и пошла по коридору к лестнице, а за ней по пятам следовал ее сын. Но он пока не очень-то и рад был этому статусу, к тому же его коробило от одного только нового имени — Юлиан. Однако он был заложником ситуации и ему оставалось лишь смириться с ней ради настоящей матери. Семейство Лилле Адан спустилось по лестнице, где им встречались лишь слуги — те глубоко кланялись и бежали дальше по своим делам. Хромота Уильяма все же прошла не до конца, но насколько же лучше он себя чувствовал — не передать словами. — Госпожа, — почти шепотом промолвил он, словно боясь нарушить тишину Молчаливого замка. — Долго ли я спал? Мои раны почти затянулись… — Недолго, всего день. Просто хорошая медицина творит чудеса подобно магии, — улыбнулась графиня Ноэльская, продолжая спускаться по широкой каменной лестнице на первый этаж. — У нас и своя регенерация неплохая, но зачем страдать, если можно заживлять раны еще быстрее? — Понятно. Он не знал, о чем можно говорить с этой еще чужой для него женщиной. Нет, вопросов у него было много, в другое время и, возможно, при других обстоятельствах он бы уже расспрашивал Мариэльд обо всем. Однако настроения и желания говорить с кем-либо у него не возникало, как, впрочем, и прогуливаться по саду. Но разве он мог отказать той, что обещала исцелить его родную мать? Старейшины зашагали по длинному и прямому коридору первого этажа, где их шаги разносились эхом, затем прошли мимо главного входа, который оказался наглухо закрытым. Уильям уже было нахмурился и хотел спросить, куда они направляются, но, пройдя еще немного, Мариэльд повернула налево и они оказались напротив небольшой железной двери. Слуга, вышколенный и вежливый, поклонился и открыл дверь. После темноты Молчаливого замка Уильям на мгновение ослеп, прикрыл глаза рукой и прищурился. Снегопад успел укрыть землю белым пуховым одеялом, и даже деревья темного леса за невысокими воротами уже обрамляли шапки из снега. Уильям огляделся, вспомнил зимний Офурт, детство и на мгновение улыбнулся. — Ну вот. А кто-то хотел остаться в комнате, — хитро улыбнулась графиня. Тот смутился, опустил руку и тоже ответно улыбнулся, потому что воспоминания детства всегда приятны и греют душу даже в самые черные дни. — Такое чувство, что вы читаете мои мысли, госпожа… — В твоем случае это не требуется. У тебя все на лице написано, Юлиан. Мариэльд де Лилле Адан медленно пошла по усыпанной снегом дорожке, оставляя аккуратные неглубокие следы. Уильям следовал за ней, но вскоре поравнялся. — Госпожа… — Юлиан. Если не перестанешь называть меня госпожой, я буду тебя постоянно звать Юлианом, через каждое слово. Пока тебя судорога не возьмёт. — В глазах женщины засверкали веселые огоньки, и она хитро взглянула на оторопевшего сына. — Ну, говори. — Я всего лишь хотел спросить, как вы… Как вы можете так долго жить? Порой ведь кажется, что жизнь отвратительна и ужасна. — Просто моя жизнь имеет смысл, пусть даже в таких мимолетных радостях, как прогулка по усыпанному снегом саду. Ты думаешь, что твоя жизнь окончена из-за того, что ты узнал на суде? — Нет, вовсе нет… Хотя… Я не знаю. Внутри пустота… Иначе и не описать, — смутился Уильям. — Пока ты молод и простодушен, ты будешь очень остро чувствовать предательства, несправедливость и обман. Но с годами станет проще. Поверь моему опыту. — Чувства притупятся? — Нет. Всего-навсего перестанешь возлагать нелепые надежды на свое окружение. Отпусти ситуацию с Филиппом, забудь Белого Ворона, его дочь и иди дальше. — Я постараюсь, госпожа, — склонил голову Уильям, соглашаясь. Он осмотрелся, любуясь пусть пока и спящим, но прекрасным цветником и садом Молчаливого замка. — Хорошо, Юлиан. Постарайся, Юлиан. — Мариэльд с хитрецой взглянула на резко покрасневшего вампира. — Что такое, Юлиан? Тебе не нравится имя Юлиан? — О боги… Ну почему Юлиан, госп… — он вовремя осекся и улыбнулся второй раз за день. — Извините, но как же мне вас называть, если не госпожа? — Мама, матушка. Я знаю, что тяжело, но ты привыкнешь. У меня нет желания быть для тебя хозяйкой — слуг у меня и так хватает. Из зала суда был вынесен мой любимый сын, а не еще один послушный пес. Просто прими этот свершившийся факт и тебе станет намного легче. Нахмурившись, Уильям промолчал, ибо не знал, что ответить. И хотя ему от прогулки стало на душе спокойнее, пусть и совсем немного, все же он чувствовал себя не в своей тарелке с той, которую знал всего пару часов. — Ты меня не знаешь, Юлиан, я понимаю. Давай я расскажу тебе свою краткую историю жизни, может быть, ты взглянешь на меня чуть иначе. Я покопаюсь в воспоминаниях, ты послушаешь… Никому от этого хуже не станет. — Уж нет ли у вас дара чтения мыслей? — вздрогнул от неожиданной догадки Уильям и перепугано взглянул на Мариэльд, которая в очередной раз почти дословно произнесла вслух его мысли. — Нет, такого дара у Старейшин не бывает. Да он с тобой и не нужен, еще раз говорю — у тебя все на лице написано. Поэтому графу Тастемара и удавалось так легко манипулировать тобой. — Мариэльд, взяв сына под локоть и опершись на него, сняла капюшон, с которого осыпался снег, и стала рассказывать. Снегопад ненадолго прекратился, и Уильям тоже последовал примеру, скинул капюшон с головы. — Я родилась очень давно в землях, которые в те давние времена не имели ни названия, ни герба, ни короля. Мое поселение ютилось меж гор, их, подобно змеям, оплетали извилистые реки. Сейчас эти земли называют Офуртом. — Офурт? — изумился Уильям. — Да. А еще мои отец и мать были обычными людьми. Да-да, Юлиан, не смотри так, я такой же человек, как и ты. Как видишь, между нами достаточно много общего. Меня тогда звали Хеоллея. Мы занимались охотой, рыбалкой и жили среди гор уединенно, лишь изредка сообщаясь с соседней деревней Аурутроон, что в переводе с нашего старого языка Ютт означало «Большая». А наша деревенька звалась Руротроон, что означало «маленькая». Когда я стала женщиной и у меня началась кровь, отец продал меня незнакомцу за пару коз. Я была очень красива, и пара коз — это очень щедрая плата. Незнакомцем оказался Вождь отдаленного поселения Карнкапа — он прибыл из-за гор по торговым делам и, завершив их, возвращался назад. Вождь был зрел, бородат и имел взрослых детей моего возраста. По прибытию в мой новый дом я уже была беременна и к весне родила сына. Патрупприн из Карнкапа — так звали моего мужа — любил меня, я была четвертой и самой младшей женой. За тридцать лет, что Патрупприн был жив, я подарила ему пятерых сыновей, они выросли и тоже породили детей. К моменту тех страшных событий моему младшему сыну, такому же высокому, как ты, с голубыми глазами и красивым лицом, было около двадцати зим. Это были страшные времена, Юлиан, — поселения появлялись и исчезали целиком, когда по ним проходили последователи Юстуусов. — Кто такие Юстуусы? — спросил негромко Уильям, придерживая руку женщины, пока они гуляли по усыпанным пухлым снегом дорожкам. — Их еще называют велисиалами. Горрон де Донталь как-то рассказывал тебе о них. Но сейчас воспоминания о них остались лишь в сказках, а тогда их жрецы, вооруженные и жестокие, захватывали небольшие поселения, убивали всех зрелых и старых и забирали с собой лишь молодых мужчин и женщин для кровавых обрядов. Наше поселение, которое располагалось там, где сейчас Аелод, графство Крелиоса, постигла та же участь. Они пришли осенней холодной ночью. Их было около полусотни, но из-за того, что жрецы явились из темноты, никто не успел подготовиться. Мой муж уже давно умер к тому моменту, поэтому Вождем стал сын первой жены. На моих глазах убили Моллуда, а на двух других моих сыновей, Дроррука и Обехониона, накинулись толпой и закололи. Четвертый, Миллор, погиб в огне, оказавшись запертым в горящей лачуге с детьми, а мой любимый Енрингред попытался вывести меня и свою жену с новорожденным сыном за поселение. Но его настигло копье, жену забрали, ребенка растоптали кони, а мне достались стрелы, что пробили легкое, живот и ноги. Да, Юлиан, я вижу по твоему лицу, что тебе происшествие на суде кажется уже не таким страшным. Все познается в сравнении, мой дорогой сын. Своя беда кажется уже не такой страшной, когда ты узнаешь об истинных страданиях. Я умирала, мысленно готовясь к тому, что моя душа отправится в Сумрачный Хорренх. Мы тогда считали, что души после смерти успокаиваются в мире духов. Перед этим я держала на руках умирающего Енрингреда, хрипящего и окровавленного, который закрыл глаза в последний раз, лежа на моих коленях. Все мои сыновья погибли в ту ночь, а внуков либо увели, либо зарезали. Я осталась одна посреди мертвых либо готовящихся отойти в Хорренх раненых людей. К рассвету мое тело стало неметь, я наблюдала за восходящим солнцем со слезами на глазах, держа в руках уже холодную руку любимого младшего сына. Но пришел он, странник, коих была тьма в те времена… Он разговорился со мной, интересовался жизнью, и, похоже, ему было одиноко… Незнакомец обратил меня, и я получила это тягостное бессмертие. Но бессмертие в те годы, когда еще кипел этот котел Неги, просочившейся в наш мир с демонами, еще не гарантировало долгую жизнь. Существа, следов которых не осталось даже в сказках, страшные и опасные, созданные или рожденные после попадания демонов в наш мир, топтали Северные земли, боролись за свое превосходство и убивали. Многое произошло после той ночи… Рассказывать, увы, долго и нет смысла. Но через время я повстречала мужчину, такого же Старейшину. У нас завязались теплые отношения, и он частично излечил мои душевные раны, а я — его. У каждого из нас была своя мрачная история. Мы прибыли в Ноэль, который уже тогда звался Ноэлем, и, имея небольшое войско, смогли захватить власть. Я изменила имя на Мариэльд. Годы текли, Старейшин становилось все меньше — тогда не считалось дурным тоном одному Старейшине выпить другого… Я познакомилась с Летэ фон де Форанциссом и его женой. Имела знакомство и с Горроном де Донталем, но лишь отдаленно, сообщаясь через Летэ. Тогда, в зарождающихся королевствах, мы смогли занять свои ниши, получить титулы, земли и правили, периодически устраивая какие-то локальные стычки из-за дара или передела территорий. Тысячу лет назад мы с моим любимым мужем, Морулеоном, подобрали в одном из разрушенных из-за войны поселений мальчика-вампира. Когда он подрос и возмужал, то после победы над нашим воинственным соседом, родом Лортров, мы передали их дар нашему сыну. И наша семья стала полной и счастливой. Но ненадолго. Грянула Кровавая война, и мы метались меж двух крупных кланов Сир’Ес и Теух, каждый из которых старался переманить нас к себе. Когда казалось, что близился закат клана Летэ фон де Форанцисса и он проигрывал по мощи и силам более агрессивному клану Теух, возглавляемому Барши Безумным, мы с мужем, примкнув к клану Барши, предали его… На то было очень много причин, Юлиан, история очень запутанная, даже Летэ до конца ее не знает. Но факт остается фактом, мы выдали Летэ и его вампирам сведения о сборе клана Теух для совещания. Нам тоже пришлось присутствовать на том собрании, чтобы наши действия не показались подозрительными. Летэ и еще примерно двадцать Старейшин атаковали зал совета Теух, который находился в месте, где сейчас королевство Дриад. К сожалению, Барши Безумный, когда ему доложили о том, что он окружен неприятелем, благодаря дару мнемоника потребовал крови всех его последователей и понял, кто его предал. Он знал, что проиграл, но перед смертью успел отомстить. Моего мужа, а затем и сына осушили у меня на глазах в тот момент, когда Летэ вместе с Ярлом Барденом и Марко Горлеем ворвались в зал вместе со своими отрядами вампиров. Следом за ним, из другой двери, зажимая Старейшин в капкан, появились Горрон де Донталь, барон Теорат Черный и Амелотта. Там было много и других Старейшин, но я называю тебе тех, кого ты знаешь по суду. Из клана Теух не пощадили никого, даже тех, кто молил о клятве верности Летэ и его клану. Там же, в зале совещаний, Летэ, поняв, что опоздал, упал на колени перед мертвым другом Морулеоном и моим сыном и поклялся мне на крови, что удовлетворит любое прошение по наследованию, каким бы оно ни было. Часть клана Теух, те, кто по каким-то причинам не присутствовали на совещании, бежали на Юг. Они знали, что пощады от Летэ не будет. Некоторым Старейшинам Теух посчастливилось сбежать и из зала совета в Дриаде. Они тоже пропали, скорее всего покинув Север. Тех, кто был годен к передаче Дара, повязали, и в скором времени родилось пятнадцать новых Старейшин. После мы сделали Йефасу столицей совета и возвели над старыми пещерами, где ранее проходили кровавые обряды, Молчаливый замок. Я удалилась в Ноэль оплакивать свою семью, Летэ же стал наводить порядок на Севере, а Горрон де Донталь поспешил в Крелиос, который для него был подобно ребенку. Но перед этим мы все, абсолютно все Старейшины до единого, собрались в первый раз в пещерах под будущим замком и дали клятву родства. Мы породнились, став близкими друг другу, хоть и отчасти. Именно поэтому смерть каждого Северного Старейшины из клана Сир’Ес ощущается и остальными. Так что, мой милый Юлиан, подумай над этой историей и начни смотреть в будущее. На твоем пути будут и новые друзья, и смерти, и предательства, и счастье — все нужно принять и жить с этим. А теперь давай просто прогуляемся по этому безмолвному прекрасному саду в полной тишине, я хочу насладиться прогулкой со своим сыном, которого я ждала очень долго. Графиня Ноэльская, Мариэльд де Лилле Адан, закончила рассказ и замолкла, чтобы дать своему сыну обдумать услышанное. Уильям молчал, пребывая в изумлении от этой истории и от тех потерь, что несла на своем жизненном пути эта маленькая и хрупкая женщина. Почему же она сейчас, после стольких лет боли и предательства, идет рядом с тем, кого упрямо называет сыном и улыбается? Он смотрел искоса на графиню и не произносил ни слова. В свою очередь, Мариэльд прекрасно видела, что за ней следят, но делала вид, что просто любуется зимними пейзажами. Ее изящная рука в красивой перчатке с рисунком цветка олеандра держалась за локоть своего сына. Лилле Аданы, облаченные в серые ноэльские плащи, неспешно прогуливались по заснеженным дорожкам, думая каждый о своем.