Ему было больно, и только поглаживания Вериатель немного облегчали страдания, облегчили, правда, только душевные, ибо не зря Филипп рассказывал, что Старейшины к магии не восприимчивы. Возможно, поэтому Вериатель и не могла излечить Уилла при всем желании, а лишь шла рядом и гладила. — Спасибо, Вериателюшка, — ласково и устало произнес Уильям. — Это было безумие… Кельпи ласково фыркнула, согласившись, и дотронулась до стекающей по лицу вампира крови, что пропитала волосы и капала на землю. Она высунула язык и лизнула окровавленные пальцы, радостно причмокнула. — Я невкусный, Кельпичка. Одна кожа да кости. — Уильям с теплой улыбкой повторил фразу пятнадцатилетней давности и погладил свою любимую по ручке. Из реки вдруг выпрыгнула та вороная кобыла и пошла грациозной походкой рядом с Уильямом и Вериателью, время от времени игриво подталкивала мордой вампира вперед, когда тот останавливался, корчась от боли. Ее ласковые голубые глаза, обрамленные бархатными ресницами, тепло поглядывали на Уильяма, и тот чувствовал себя счастливым. Демоницы и Уильям завернули за скалу и почти нос к носу столкнулись с Горроном. Герцог вел по узду свою лошадь и сжимал в руке окровавленный меч. Увидев незнакомца, вороная кобыла ощерилась, завопила дурным голосом и, дикая, прыгнула в воду. Спокойно проводив исчезнувшую демоницу, герцог Донталь перевел свой взгляд на девушку в сером платье, а затем на дрожащего и слабого Уилла. Горрон поднял брови и сказал. — Уильям, вы напугали своим поступком даже меня! Демоны вас побери, что за восхитительное безумие… Вериатель тут же рассмеялась и отпустила руку Уильяма. Продолжая дико хохотать, девушка обратилась в страшную демоницу и скакнула к герцогу, клацнула рядом с его лицом зубами. А затем, вопя от удачной шутки, она прыгнула в воду, где и пропала в белой пене. Те силы, что оставались у Уильяма, стремительно таяли, и он, пошатываясь, сел на ближайшую крупную корягу, как только его подруга скрылась в бурных водах Рулкии. Не будь Уиллу так плохо, он бы сильно удивился от того, что герцог Донталь даже бровью не повел от выходки кельпи, и обязательно задался бы вопросом, какое же загадочное прошлое может быть у столь отважного вампира. Но сейчас рыбаку было не до того — тут бы не грохнуться позорно в обморок. — Леонардо жив? — спросил Горрон таким тоном, словно был уверен, что сын графа жив. — Да, — коротко ответил Уильям, касаясь окровавленной головы. — Хорошо… В общем-то, кельпи бы не стала спасать мертвеца, если бы не могла вернуть его к жизни, пусть и не задаром. Ох и дорого это обойдется Леонардо — принять помощь от водного демона, — улыбнулся уголками губ герцог и подошел к израненному вампиру. — Вам нужно вправить руку. — Давайте, — прошептал Уильям и закрыл глаза. Резкая боль пронзила его тело, и он сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. Еле-еле, с трудом он открыл слипающиеся от крови глаза и пошевелил рукой, сжал и разжал пальцы, проверяя, не сломано ли чего. — Здорово же вас приложило о тот камень! Я уж подумал, голова расколется, как кочан, — улыбался Горрон, ощупывая пробитую голову. — Ну ничего, через пару недель будете как новенький, не переживайте. Хотя рану все равно нужно обработать. — Что за кровь на вашем мече? — спросил шепотом Уильям. — Пришлось прервать страдания бедняги Найхлиста, — вздохнул Горрон. — Хороший был конь. — Господин, — тихонько сказал Уильям, поднимаясь с коряги. — Ваша лошадь понадобится Леонардо, вряд ли он сможет дойти сам. — Да-да, затем я ее и веду. Вы сами-то дойдете? Вам нужно переодеться и обязательно обработать рану. — Да, дойду, — коротко и слабо ответил Уильям, а затем слегка улыбнулся. — На мне теперь все как на собаке заживает, так что можете не беспокоиться обо мне. — С каким же уважением вы описываете такой великий дар, юноша! — рассмеялся Горрон де Донталь, развеселившись от такого незамысловатого сравнения. — Держите, промокните хотя бы голову, а у моста вас подлатают. С этими словами герцог достал из кармана коричневого плаща, отороченного мехом волка, белоснежный платок, увы, уже не накрахмаленный, и передал его мужчине. Тот благодарно кивнул и, протерев от крови глаза, приложил платок к ране. Горрон взял под узду свою кобылу и повел дальше, там, где должны были быть Филипп и Леонардо. А Уильям, пошатываясь и сильно хромая, одиноко побрел назад к мосту, откуда началась эта безумная погоня за Леонардо. В ущелье гулял сильный ветер, и моросил мелкий дождь вперемешку со снегом. Поежившись от холода и мокрой отяжелевшей одежды, Уильям обхватил себя свободной рукой, продолжая прижимать уже насквозь пропитанный кровью платок к голове. Из-за скалы показались Филипп и Леонардо. Они брели по тонкой полоске берега — граф поддерживал сына, тот шел медленно, издавая стоны боли после каждого шага. Лицо Леонардо, изуродованное рекой, благодаря Кельпи стало выглядеть куда лучше, но все-таки свой след Мертвая Рулкия оставила ему на всю жизнь — размозжённое ухо и содранную кожу с нижней челюсти Кельпи не смогла исправить. А может просто не захотела, решив, что и этого для вампира будет достаточным. Но по крайней мере в остальном сын графа выглядел неплохо — сильные рассечения и раны затянулись, а руки, ноги и голова были целы, так что его здоровью ничего не угрожало. На Леонардо были надеты одни лишь штаны, да теплый плащ Филиппа обернут вокруг тела, чтобы согреть. Изорванная и уже никуда не годящаяся одежда осталась лежать обрывками на берегу. Горрон подвел лошадь к Леонардо и помог тому взобраться в седло. Со стонами и болью сын графа, мокрый и дрожащий, вскарабкался верхом и укутался посильнее в отцовский плащ. — Где он? — резко спросил Филипп, осматриваясь по сторонам. — Пошел к мосту, — ответил Горрон и хитро улыбнулся. — А ведь он сделал то, что было не под силу тебе четыре сотни лет назад, да, Филипп? Граф Тастемара ничего не ответил, лишь сильнее сжал челюсти и, передав поводья лошади Горрону, быстрым шагом скрылся из виду, чтобы догнать Уильяма. Он настиг его буквально через несколько минут — тот шел медленно, волочил раненую ногу, и продолжал прикладывать к голове платок, впрочем, уже бесполезный, так как с него капала кровь. Та же кровь продолжала стекать маленькими ручьями по глазу, щеке, волосам и падала наземь. Он прошел мимо благородного Найхлиста, труп которого лежал на берегу реки. Ноги коня были вывернуты, переломаны, кости торчали во все стороны. Уильям с сожалением посмотрел на это некогда прекрасное животное и медленно побрел дальше. Мокрая одежда облепила тело, и теперь черный поддоспешник казался неподъемным, потому что ватная набивка пропиталась водой и потяжелела. Из единственного оставшегося сапога хлюпала вода, а меч с ножнами остался в реке. В порыве Уильям просто не успел отцепить его от пояса. — Стой! — приказал сзади граф. Уилл сразу же замер, выпрямил спину, болевшую от сильных ударов о камни, постарался придать себе бодрый вид и обернулся. Двое Старейшин остались наедине — до моста был еще один поворот, скала скрывала их от глаз отряда, а Горрон тоже не сильно спешил показываться из-за другого поворота, сзади. Он как чувствовал, что нужно дать время и Филиппу, и Уильяму. Граф, оглядев раненого Уильяма, ничего не сказал, а лишь быстро подошел к нему и обнял. Сглотнув слюну, ослабший молодой вампир тоже положил свою руку на плечо покровителя и защитника, сына которого он только что спас. — Спасибо, — сказал негромко Филипп. — Пожалуйста, — смущенно ответил тот. — Я не мог иначе поступить. — Мог, — произнес граф. Филипп, учащенно моргая, взял себя в руки и сделал шаг назад, серьезно взглянул на рыбака. Тот, улыбаясь из последних сил, не выдержал и покачнулся, мир снова завращался вокруг с большой скоростью, словно Уильям до сих пор находился в реке, в объятиях бурных вод. Филипп подхватил израненного вампира и помог удержаться на ногах, хотя того продолжало шатать из стороны в сторону. — Не понимаю, — прохрипел Уильям, вытирая кровь с глаз. — В тот раз, в лесу Офурта, и то так голова не кружилась, когда меня насквозь истыкали копьями. А сейчас все из стороны в сторону ходит ходуном… — Потому что ты пробил себе голову, — объяснил спокойно Филипп. — Тебя тоже нужно переодеть и обработать рану. Пойдем. Граф, придерживая шатающегося и слабого Уильяма с одной стороны за перекинутую через плечо Филиппа руку, а с другой приобняв его за талию, повел рыбака к мосту. Тот поначалу отнекивался, пытался идти сам, но в конце концов смирился с помощью. Из-за поворота, наконец, показался Горрон, а с ним и Леонардо, который лежал на лошади, обхватив ее руками и ногами. Единственный целый глаз вглядывался в спину отца и Уильяма, но Лео молчал, хотя Горрон будто бы специально ускорил свою кобылу, чтобы догнать двух Старейшин, как только заприметил их. Герцог взглянул на безмолвного сына графа, который словно воды в рот набрал, и покачал головой, тихонько выдохнул с некоторой долей осуждения. — Уильям, мой платок вам уже, кажется, не нужен. Давайте я его заберу обратно, — вежливо обратился к рыбаку герцог и с сияющей улыбкой протянул руку. — Конечно, — смутился Уильям. — Спасибо вам. — Да право, мелочи, — так же открыто, демонстрируя клыки, продолжал улыбаться Горрон де Донталь и хитро сверкал глазами. Приняв мокрый и пропитанный кровью платок, герцог отошел назад, спрятался за круп лошади и быстрым движением сдавил ткань, закинул голову и залил к себе в рот несколько капель крови. Потом задумчиво облизнулся, глаза его едва потемнели, и, еще раз выжав платок и вкусив крови, он небрежно выбросил ткань на берег, а сам пошел дальше, отрешенный и пребывающий в своих мыслях. Погода стояла бурная и ненастная — дождь усилился и холодные капли били в лицо, трепали одежду вампиров, ветер продувал ее насквозь. — Вон они! — воскликнул сэр Рэй, одергивая свою госпожу за рукав. Йева, заплаканная и бледная, накручивала круги вокруг своей кобылы, не находя себе места. Ее дрожащие ручки постоянно касались то лица, то груди, то волос, а нижняя губа была искусана до крови от волнения. И вот, когда зазвучали заветные слова, насквозь промокшая девушка, как и все прочие люди и вампиры, кинулась к краю и всмотрелась сквозь пелену ливня на тонкую линию берега. Эметта стояла около нее и тоже, белая и перепуганная, пыталась что-то увидеть. — Он умер? Он ведь не мог выжить в этой ужасной воде, — прошептала служанка то ли себе, то ли Йеве. — Я надеюсь, что жив, — ответила тоже скорее самой себе дочь графа. — Нет, он умер… — разрыдалась снова Эметта. — И что мне теперь делать? Сэр Рэй, внимательно вглядываясь вдаль, радостно завопил. Его насквозь промокшие рыжие волосы облепили лицо, и он, раздраженно смахнув их, воскликнул: — Жив, жив! Вон на коне едет! Жив ваш брат, — обратился громко к Йеве рыцарь. Та, счастливая, облегченно разрыдалась, дала волю слезам. Впрочем, ливень тут же смывал слезы, бил в глаза, и никто не услышал рыданий Йевы сквозь перекликающиеся шум дождя и рев реки. А Мертвая Рулкия, эта грозная и буйная река, казалось, стонала от того, что из ее крепких объятий вырвались две жертвы, обманув саму смерть благодаря кельпи. Граф Филипп, герцог Горрон, кобыла с Леонардо и Уильям стали карабкаться по тропинке, с которой потоками лилась грязь, смесь из воды и земли. Сэр Рэй, солры и слуги герцога столпились у извилистой дорожки, некоторые осторожно спустились вереницей вниз и подавали руки для помощи. Леонардо спустили с лошади. Конники подхватили его с двух сторон и подняли к мосту. Йева кинулась к брату и обняла его, а тот ласково погладил по спине ту единственную, пожалуй, кого действительно любил, и затем медленно побрел к Эметте. Служанка с ужасом рассмотрела обезображенное лицо, но все же приняла своего любовника в объятия, хотя сделала это, скорее, в силу обстоятельств, не имея возможности отказать. Пока все были заняты Леонардо, Йева подбежала и к Уильяму и кинулась ему на шею. Она дала волю чувствам и обвила своими изящными ручками шею и поцеловала его в щеку, не обращая внимания на стоявшего рядом отца. Уилл смутился, погладил Йеву, но, все-таки опасаясь недовольства графа, отстранил от себя девушку. Филипп странно взглянул на дочь, но смолчал. * * * Привал решили устроить под огромной нависающей скалой неподалеку от реки. Все устали, все проголодались. Тем более, нужно было заняться ранеными. Солры быстренько развели костер, переоделись, расседлали лошадей и стали ждать, пока Чукк и Грон приготовят тех рябчиков, которых Леонардо успел настрелять перед мостом. У всех разыгрался нешуточный аппетит, который бывает особенно острым после трагедии, когда она разрешается счастливо. Чуть поодаль от костра, но в его свете, ближе к каменной вогнутой стене, как бы в небольшой пещере, лежал на льнянике Уилл, оставшись лишь в одних полуспущенных штанах, что еле прикрывали бедра. На его плечи и торс накинули плащ, скрывавший наготу и дающий тепло. А один из слуг Горрона, прослывший прекрасным лекарем, сидел перед ним на коленях и молча, не говоря ни слова, обрабатывал мазью раздробленное бедро и затем обматывал рану повязками, под которые тоже наложил какую-то черную и очень вонючую мазь. Не смотря на протесты Уильяма, утверждавшего, что он может передвигаться верхом, именно из-за него граф принял решение переждать вечер и ночь здесь, под скалой. Хотя до ближайшего городка, пусть и небольшого, было всего пару часов пути. Впрочем, под скалой оказалось довольно сухо и так просторно, что она дала приют всем, укрыла от холода и дождя. Никто не жаловался, все, усталые, готовились ко сну. И даже Горрон, привыкший все-таки к мягким постелям, а не к походным условиям, улегся на твердую лежанку. — Вы безумец, — тихо сказал сэр Рэй.