— Лео, мне иногда кажется, что я не нанимал для тебя учителей, приплачивая им хорошие деньги, — граф продолжил: — Перевал Астерра находится на самом западе Имрийи и он не сообщается с королевством Астернот, которое находится за горами южнее Имрийи. Чтобы попасть в Йефасу предложенной тобой дорогой, путник должен проехать вдоль всего побережья моря Альбо на самый юг до Черной Найги, там через грозное королевство Гаиврар, которое вообще не пропускает через свои земли никого без бумаг или большого кошелька, снова вдоль Черной Найги на восток, пока не попадет в Глеоф, пройдя через большое количество королевств. И оттуда на север к Йефасе. Это огромный круг… — Погоди, отец, но почему тогда перевал в Имрийе называется Астерр, если само королевство Астернот с другой стороны горы на юге и с ним не соединяется? — А ведь это было в обучении, — ухмыльнулся уже невесело Филипп. — До землетрясения в 786 году между Имрийей и королевством Астернот был проход в горах, и Имрийя, как и Офурт, была частью королевства Астернот, в честь которого и был назван перевал к Альбаосу — Астерр. Но после землетрясения проход завалило и части королевства Астернот оказались отрезаны друг от друга. Старое королевство оставило свое имя, а то, что располагалось в долине вместе с Офуртом, стало именоваться Имрийей. Ну а перевал между Имрийей и Альбаосом остался Астерром. — Я думал, там есть и другие перевалы через горы между Имрийей и южными королевствами… Ну и между Ноэлем и южными королевствами севернее Черной Найги, — соврал Лео, ничуть не смутившись. — Нет, дорог в Ноэль всего две — через перевал Астерра, который ведет в Альбаос, и через Гаиврарский проход. А между Имрийей, Офуртом и королевствами-соседями Глеофа — высокие горы, которые только в обход нужно миновать. — Филипп закончил урок географии и снова углубился в чтение. Леонардо ушел к своей лежанке, где уже устроилась Эметта, вытянув ноги и укутавшись в теплую накидку. Поглядывая из-под густых темных бровей на сына, Филипп устало вздохнул. Тем временем Тарантон решил завладеть вниманием хозяина. Он потянулся к Уильяму и коснулся мягкими губами его плеча. Рыбак с теплой улыбкой посмотрел на огромного гнедого жеребца и почесал его за холкой. — Бедняга… Вот Вериатель над тобой поглумилась. И над сэром Рэем… Да и надо мной, чего уж… — произнес он совсем тихонько. — На вот, угощайся! Уильям достал из седельной сумки мешочек. — Это я утром у селян в Орле купил. Они свежую клюкву засыпают сахаром. Вроде, должно быть вкусно. Угощайся! Конь довольно фыркнул и взял теплыми губами сладко-кислые ягоды с ладони, затем проглотил. Похоже, что угощение жеребцу понравилось — он привстал и подошел вплотную к хозяину за добавкой. Серебрушка, которая учуяла лакомство, тоже потянулась к вампиру. Дав еще по несколько ягодок довольным и фыркающим лошадям, Уильям завязал мешочек веревкой и спрятал его обратно. Кони посмотрели на седельную сумку и потянули свои головы уже к ней. — Эээ не, друзья… Это для Вериатель, а то обидится, — пригрозил коням вампир, и те послушно легли на землю. — Умеешь ты налаживать контакт с животными, — улыбнулась Йева, сидевшая неподалёку. — Да это ж не моя заслуга, а Вериатель! Бедный сэр Рэй… Быстрее бы уже расколдовать Тарантона, а то не по себе мне от такого конского внимания, — ответил негромко Уильям и посмотрел в сторону капитана. Словно чувствуя, сэр Рэй обернулся и, держа в руках миску с костями, хмуро глянул на своего коня. Тот, в свою очередь, нагло и весело заржал, оскалил желтые зубы. — А вот характер вредный остался, — рассмеялась Йева. — Я Тарантошу помню еще жеребенком. Мы как-то приехали за город, на кобыльи конюшни, где разводят лучших Солровских коней. Вот я тогда решила погладить его, а он оторвал в ответ кусок моей юбки. Полтора года ему было, представляешь? Найхлист, вороной жеребец графа, поднял большую голову и с укором посмотрел на развеселившегося после угощения Тарантона, а затем снова прилег отдохнуть. — Да, характер Тарантона можно воспевать в легендах, — улыбнулся Филипп, оторвавшись от чтения. Он почесал своего коня за холкой. — Я предупреждал прошлого капитана гвардии, уважаемого Эри Мальгерба, о том, что жеребенок вырастет с норовом, но он не внял моим замечаниям. Хорошо хоть к сэру Рэю жеребец привык… Ну, пока не появился Уильям. Йева и Уилл заулыбались. — Да я исправлю этот казус, господин! — А если не исправишь? Я так понимаю, что твоя Вериатель тоже с характером. Вдруг она не станет ничего делать? — Нуууу, — нахмурился Уильям, — я не думаю, что она откажет… Но тогда придется упрашивать Тарантона послужить капитану Рэю. — Он будет рад такой медвежьей услуге, — рассмеялся Филипп. — Он у тебя уже выпытал насчет того, кто твоя подруга? — Да. — Ну как же иначе, это же сэр Рэй! — ответила Йева и весело сверкнула зелеными глазами, поглядывая на сидящего у главного костра рыцаря. — Если бы Вериатель попалась ему, он бы уже с уздечкой исступленно бегал за удирающей Кельпи. Граф, Йева и Уилл расхохотались, представив себе эту презабавную картину. — Господин, а кто-нибудь накидывал уздечку на кельпи, когда вы жили в Алмасе? — вдруг поинтересовался Уильям. — Нет… Хотя сказки такие бродили средь молодняка. И вроде бы находились желающие, дерзкие и молодые, которые пытались это сделать с гуляющими на берегу кельпи, — ответил граф, задумчиво поглаживая подбородок. — Но успехом ни разу не оканчивалось… Порой даже находили растерзанные трупы этих храбрецов. А ты хочешь попробовать? — Нет-нет, что вы! И мысли такой не было. Просто полюбопытствовал, — замахал руками Уильям. — Мне кажется, что это кощунство — накидывать уздечку на подобное существо. Не для того оно было рождено. — Может, поэтому Кельпи и разрешает тебе быть рядом с ней… А может, твоя душа понравилась ей на вкус, кто знает… — На вкус? — Да. Я же тебе говорил, что кельпи могут питаться душами. Так и твоя Вериатель могла первое время присасываться к тебе и истощать. А потом, быть может, и прониклась к тебе симпатией. — Звучит жутко, господин граф… — смутился Уильям — Вериатель не желала мне зла! — Почему она тогда тебя сразу не убила, когда была возможность? — Мне кажется, что она просто одинока, господин граф. Ну, была, — сказал тихонько Уильям. — С чего ты это взял? — поднял бровь Филипп. — Не знаю, просто кажется… Это мне еще тогда почудилось, в восемь лет, на берегу Сонного озера. Она выглядела одинокой и выла так, словно ей тоскливо на душе. Хотя это могут быть и мои глупые догадки. — Возможно, твоя Кельпи принадлежит к очень древним созданиям. Может, она устала от долгой жизни и удалилась на Сонное озеро в поисках тишины. Но не знаю, насколько это правдиво в отношении водных демонов, которые мыслят иначе, — нахмурился Филипп. — Но как можно устать от долгой жизни? — искренне удивился Уильям. — Ведь вокруг столько интересного, и тысячи лет не хватит, чтобы обойти… Наверное. — Все везде одинаковое. Суть одна, а отличается лишь внешний вид: пейзажи, одежда, характеры и культура. Но за 200 лет и это приедается, и все кажется уже старым и знакомым. Чтобы удивиться, нужно постараться. Уильям тоже нахмурился, задумался. Он оглядел темные ночные болота, что освещались лишь странными огоньками, посмотрел на небо с россыпью звезд и покачал головой. — А если это все приедается, зачем тогда вообще долго жить? — Хороший вопрос. Обычно Старейшины находят себе какое-нибудь дело. Как ты мог заметить из моих рассказов, многие Старые вампиры — это графы, бароны, герцоги, в общем, при власти. Это не прихоть, а опора, ответственность, что держит нас в этом мире. Ну а те, кто не хочет контактировать с миром и нелюдим, — Филипп вздохнул, — как, например, Марко — такие уходят в глушь, селятся в пещерах и впадают в забытье на столетия, время от времени просыпаясь от дикого голода и уничтожая ближайшие деревни за раз. Потом снова засыпают. Либо отдают свой дар кому-нибудь другому. — А Гиффард? Он не правил, но и не сидел в пещерах. — Гиффард фон де Аверин — это исключение из правил. Он… — Граф вспомнил своего старого друга и замолчал на мгновение. — Он был очень образованным, интересным и умным созданием с невообразимой харизмой и обаянием. Филипп остановил свою речь и, посмотрев на сияющие звезды, грустно улыбнулся, чуть прищурившись. — Но и его не обошли стороной усталость и чувство одиночества. В последнее время он часто жаловался, что больше не видит смысла существования. Гиффард даже совершил путешествие, или, как он это называл, паломничество к жизни, на Юг. Побродил несколько лет в этих опасных землях, где нет снега, и вернулся. И сообщил, что там — все тоже самое. И нет смысла ему больше цепляться за жизнь, которая ему опостылела. Йева грустно вздохнула, подтянув колени к подбородку. В ее памяти мелькнули картины вырезанных деревянных игрушек, что дарил ей старина Гиффард, улыбки и забота этого причудливого Старейшины. А теперь она смотрела на такого же, в чем-то необычного, молодого вампира, которого должна будет осушить после вынесения приговора. — А как же тогда живут самые древние Старейшины? Вы говорили, что некоторым по полторы тысячи лет, — прошептал Уильям. Тем временем солры поужинали и устроились на сон в кругу костров. По сравнению с равнинами, здесь, южнее, было теплее, и воины уже не дрожали под льняниками по ночам. Понимая, что скоро придется прервать разговор, Филипп заговорил быстро, но тихо: — Самые древние — они уникальны в своем роде. У них большая жизненная сила, сильный характер и цель. Поэтому их авторитет непоколебим и они пользуются уважением в мире вампиров, Уильям. В лагере наступала тишина, люди умолкали и погружались в сон. Уже позевывающая Йева тоже клевала носом и осоловело слушала отца, укутавшись в одеяло. Леонардо с Эметтой уже давно спали в обнимку, в стороне от других. — Нам пора заканчивать. — Филипп взял в руку книгу, отложенную на время разговора. — Тогда всем доброй ночи. — С этими словами Уильям лег на бок и отвернулся в сторону главного костра, прикрыв глаза. — Доброй ночи, Уилл, — тихо прошептала Йева. Укутавшись в одеяло, она смотрела на Уильяма. Тот лежал спиной, отвернувшись, но Йева знала, что он думал о словах графа, Йефасе, Старейшинах и Гиффарде. Он выглядел настолько спокойным, безмятежным и, возможно, счастливым, что её сердце учащенно заколотилось. Йева вытерла рукавом шерстяного платья покрасневшие глаза и неожиданно встретилась взглядом с отцом. Тот из-под нахмуренных густых бровей как-то достаточно встревоженно взглянул то на свою дочь, то на Уильяма. Наконец, граф сделал глубокий вздох и, сложив руки под подбородком, сочувствующе и печально посмотрел на дочь, пожал плечами. Та, всхлипнув, отвела свои зеленые глаза, отвернулась. Она долго смотрела вдаль, успокаивая сердце, пока не погрузилась в беспокойный сон. В лагере воцарился покой, лишь двое дозорных время от времени подбрасывали дерево в огонь, чтобы все костры горели. Где-то вдалеке раздавались всплески в болоте, но никто и ничто не приближалось к отряду. Маленькие болотные чертята прятались в траве, изредка болтали друг с другом тихим повизгиванием. Филипп перелистывал страницы книги, не вникая в суть написанного. Он наблюдал за мирно дремлющим Уильямом, за Йевой, что пребывала в тревожном сне, за Леонардо, который уснув морщился и периодически нащупывал Эметту, дабы убедиться, что она рядом и никуда не пропала. Легкий южный ветерок трепал края одеял и волосы путников. Двое дозорных зевнули и неожиданно улеглись на льняники. Продолжая также безостановочно зевать, солры сложили мечи на землю и провалились в глубокий сон. Уже хотевший прикрикнуть на воинов Филипп услышал тихие шаги. Кто-то едва слышно брел по жухлой траве и мягким мхам. Один из пограничных костров осветил невысокую фигурку девушки, облаченную в серое грубое платьишко по икры. Она шла к костру, в красивых сандаликах с ленточками, с длинными и черными как смоль волосами ниже пояса. Граф замер, понимая, что в данной ситуации он ничего не сделает демонице. Подойдя к огню, Вериатель не остановилась — она ступила в пламя, высота которого достигала груди, прошла по углям, вышла невредимой и двинулась в сторону Уильяма. Вода продолжала капать с волос демоницы и платья, а маленькие ножки хлюпали словно по лужам. Кельпи кинула взгляд в сторону окаменевшего Старейшины, посмотрела на него, как на пустое место, и подошла к спящему Тарантону, наклонилась к жеребцу и погладила его по красивой морде. Затем Кельпи развернулась и медленно побрела назад, к краю лагеря. Филипп облегченно выдохнул, понимая, что Вериатель пришла лишь за тем, чтобы исправить свою шалость с конем. Но когда до ушей демоницы донесся вздох графа, она вдруг замерла. Ее голова резко и неестественно повернулась в сторону вампира, а голубые пустые глаза как-то не по-человечески и отрешенно посмотрели на графа, отчего тот побледнел и покрылся испариной. Сейчас эта хрупкая особа напугала Филиппа в разы больше, чем Ехидна в реке. Вериатель улыбнулась, но в улыбке не было ничего человеческого. Она стояла с этой демонической улыбкой на лице, без единого движения, без единого вздоха, и смотрела на графа. И вдруг расхохоталась, ядовито и злобно, словно узрев в облике Филиппа изъян, а затем медленным шагом прошла через костер по направлению к кромке воды и пропала. Наступило утро. — Ооо, Тарантон! — радостно завопил сэр Рэй, когда конь утром сам подошел к нему и поластился теплыми губами. — Да ты же мой любимый, мой дивный конь! Как я по тебе скучал, чертяка! Уильям смотрел с удивлением на то, как довольный капитан суетился возле своего коня, а тот стоял, пофыркивая. — Вы ночью отвели его к воде? — спросил счастливый сэр Рэй. — Нет, не отводил, — смутился Уильям. — Может, заклятие само спало… Позволите? Капитан кивнул.