Мы тихо стояли и наблюдали за тем, как усиливается свет в одном конце огромного цилиндра, которым была «Небесная река». По традиции мы назвали это направление «восток», а остальные стороны света определились сами собой. «Север» был против часовой, а «юг» – по часовой стрелке от востока, но тот, кто находится внутри мегаструктуры, мог выяснить это только с помощью очень точных приборов. В данной системе координат местный рукав реки тек на запад. – Он направленный, – сказал Билл. – Ты о чем? – Свет из центральной структуры. В теории мы должны были заметить его за несколько сотен миль, а в реальности мы увидели его, когда подошли довольно близко. Кажется, источник света чем-то замаскирован, чтобы светить на ограниченной дистанции. – Логично. Так можно создать эффект утренних и вечерних сумерек, вызванных атмосферными эффектами. Наконец небо стало явно голубым, и мы четко увидели псевдосолнце; оно располагалось приблизительно в десяти градусах над горизонтом. Иллюзия не была идеальной: во‐первых, каждый, находящийся на поверхности мегаструктуры, будет видеть, как солнце проходит прямо у него над головой, словно он находится на экваторе. Во-вторых, движение светила по небу не будет равномерным. Поскольку скорость перемещения псевдосолнца по центральному цилиндру постоянна, будет казаться, что оно ускоряется при приближении к местному зениту, а затем притормаживает. Полдень здесь должен быть очень непродолжительным. – Но небо здесь голубое. Мы уже поняли – почему? Билл повернулся ко мне. – Отчасти это может быть вызвано просто рассеиванием света. Но да, казалось бы, что мы должны были увидеть больше – может, не всю внутреннюю часть мегаструктуры, но больше, чем мы видим сейчас. – Это голограмма. Я вздрогнул; слова Уилла прозвучали… э-э… как гром среди ясного неба. – Что? – Это голограмма. Очень слабая, ненаправленная и без каких-то особых деталей. Она просто маскирует центральный цилиндр и слегка усиливает рассеивание синего света – ровно настолько, чтобы скрыть внутреннюю часть вдали. – Интересно, – сказал Билл. – Откуда у тебя эта информация? – Я просмотрел сканы сегментов. Мы нашли на центральном цилиндре несколько проекторов голограмм. Здоровенные штуковины. – Да, наверное, это логично. – Что именно? Мы с Биллом повернулись, услышав голос Бриджит. Она и Гарфилд только что вышли из гостиницы – вероятно, отправились искать нас. – Я про то, что сказал Уилл. Прослушай запись, и ты все поймешь. Бриджит закрыла глаза и подставила лицо к солнцу. – Приятно… Строители постарались создать тут комфортную среду. – Угу. Это противоречит сценарию «вынужденная колонизация» и возвращает нас к вопросу… – Так-так. Рановато вы встали. Спешите куда-то? Услышав незнакомый голос, все мы повернулись – снова. Это был тот же самый полицейский, которого мы встретили вчера. Может, он – «мэнни» и поэтому не нуждается в сне? С другой стороны, служителей закона в маленьком городе, скорее всего, немного, и поэтому им приходится работать по несколько смен подряд. – Просто думаем о том, где бы позавтракать, господин, – сказал я, пытаясь казаться как можно более голодным. – Тут много забегаловок, господа – и дама – но большинство из них еще закрыты. Советую вам отойти в сторону, чтобы не торчать посреди улицы и не мешать движению, – сказал он и выразительно посмотрел на нас. Какому движению? Если не считать нас, на улице никого не было. Похоже, этот полицейский – настоящий урод. – Да, господин. Нам и так уже пора заняться делами. Я повернулся, чтобы пойти в гостиницу, но полицейский остановил меня, прижав к моей груди дубинку. Да, дубинку – такую, какие всегда носят с собой копы из мультиков. – Ведите себя прилично и больше мне на глаза не попадайтесь. Ясно? Я вспомнил дельтанца Фреда, и на мгновение в моем сознании возникла картинка: я представил себе, как хватаю этого олуха за глотку и поднимаю в воздух. Но через пару миллисекунд это желание прошло, и мой «мэнни» не проявил никаких внешних призраков внутренней борьбы. – Да, господин, без проблем. Коп еще немного посмотрел на нас, а затем пошел прочь. Гарфилд закатил глаза и усмехнулся. – Ё-мое! А мы што? Мы ж босота, малолетние уголовники! Бриджит наградила его свирепым взглядом. – Это худшая в мире попытка изобразить акцент кокни. Хуже было только тогда, когда ты пытался говорить с ирландским акцентом. Больше так не делай. – А Говард часто это делает? – усмехнулся я. – Каждый день. И утверждает, что шутка только лучше становится. Мы вернулись в наш чулан… э-э-э… то есть гостиничный номер, и сели. – Предложения? – спросил я. – Может, пока разделимся? – отозвался Билл. – Просто побродим по окрестностям, послушаем разговоры. Может, кто-то из нас найдет зацепку или по крайней мере узнает что-нибудь полезное. – Разумно, – заметил Гарфилд. – Я «за». Никто, похоже, спорить не хотел. – Ладно. Подождем часок, чтобы Дружелюбный Полицейский к нам не цеплялся, а затем выйдем. Час – огромное количество времени на то, чтобы разобраться с делами в мире Бобов. Мы оставили наших «мэнни» в режиме ожидания и вернулись домой. * * * Час спустя я нашел завтрак – ну, своего рода – в баре-закусочной по соседству. Квинланцы на самом деле не делали различий между пивными и харчевнями. Посмотрев на тарелку, на которой лежали различные части рыб, я попытался сохранить невозмутимое выражение лица. Бармен не пытался надо мной подшутить – перед другими квинланцами стояли похожие блюда. – Что-то не так? – спросил он, глядя на меня. – Нет. Только что понял, сколько сквизов я съел за последнее время. Все нормально. Он фыркнул и отвернулся. Похоже, что эмпатия местным барменам не требовалась, как и умение поддерживать разговор. Нет, честно, это же почти не отличается от суши. А ведь я любил суши, и до сих пор их люблю и регулярно ем их в вирте. Хм-м, нет. Это не помогло. То, что лежало на тарелке, по-прежнему было похоже на куски сырой рыбы. Вздохнув, я поручил встроенному ИМИ съесть блюдо, а сам тем временем слегка отстранился от обработки процессов. Я повысил уровень входного аудиосигнала и попытался расслышать что-нибудь, кроме чавканья и фырканья завтракающих квинланцев. Они ели гораздо аккуратнее павов – в БобТьюбе лежало много роликов с семейными обедами павов, и часть из них даже была снабжена чем-то вроде спортивных комментариев. Если павы видели хоть часть из этих роликов, тогда ясно, почему они так к нам относятся. И все же квинланцы тоже не были образцом для подражания в том, что касается изящных манер. Разговоры о семейных проблемах, сплетни, кого арестовали за пьянство и непристойное поведение, редкие деловые разговоры… говорили квинланцы много, но лишь о банальных вещах. По крайней мере, в основном. Я сфокусировался на одной беседе двух квинланцев. – На этой неделе сюда занесло еще одну толпу, и лишь часть из них – отпускники. Никто не знает, в чем дело. – Меня бы не так это волновало, если бы они тратили тут свои деньги, но они такие прижимистые. – И угрюмые. – Думаешь, это беглые преступники? – А может, их рассеяли? – Так много? Может, это распущенное ополчение? – В последнее время боевых действий вроде нигде не было. – Хм… Ничего не понимаю. Так, вот это интересно. Возможно, это просто какая-то местная история, но выяснить все равно стоило. В частности, меня заинтересовало слово «рассеяли», которое было произнесено с каким-то особым нажимом. Я посмотрел по сторонам, стараясь, чтобы это не выглядело подозрительно, и в конце концов обнаружил тех, чей разговор я подслушал. Это были два толстых старых квинланца, скорее всего, местные торговцы: они носили декоративные побрякушки, а на их шкурах была раскраска, которая не пережила бы даже одного контакта с водой. Насколько я помню курс социологии, демонстрация того, что им не приходится плавать, свидетельствовала об их богатстве или привилегированном положении. Возможно, кто-то из нас еще узнает еще что-нибудь интересное.