– Хватит колотить в чертову дверь! – вскричала женщина, а затем повернулась ко мне: – Ты знаешь этого мальчишку? – К несчастью, – буркнула я. – Ее осеменитель. – Ну, похоже, вам есть о чем поговорить. Почему бы не перенести вашу камерную вечеринку на улицу? – Нет! – выпалила я, не подумав. Затем, набрав в грудь побольше воздуха, добавила: – Видите ли, я поступила в университет Брауна, и он ужасно расстроился из-за того, что я не стану учиться с ним в Миссури, вот и проделал дырочки в презервативах, чтобы я забеременела, а потом сделал мне предложение, а мои родители думают, я буду весь уик-энд готовиться с подругами к экзаменам, и это мой единственный шанс. – Когда я решилась вновь взглянуть на женщину, то увидела, что выражение ее лица осталось прежним. – Тво. Ю. Мать. – Я обернулась на Бейли, она смотрела на меня, выпучив глаза. Кевин снова застучал в дверь. – Что ты там делаешь, малышка? Иди сюда! Я люблю тебя! – Я отпрянула от двери как можно дальше. Бейли не спускала с меня глаз. – Здесь есть запасной выход? – прошептала она краем рта. Сработал зуммер, дверь открылась. Мой взгляд метнулся к женщине за прилавком, я увидела, как она сняла с кнопки палец. Возникло ощущение, будто меня предали. Кевин проскользнул в дверь. – Спасибо, мэм. – Он повернулся ко мне: – Вероника, почему ты продаешь… – Но договорить он не успел. – Ты намеренно обрюхатил эту девушку? И тут я увидела, что хозяйка ломбарда целится в лицо Кевину из здоровенного дробовика. Ее взгляд был холоден, руки не дрожали. – Что? Я… – Ты. Намеренно. Обрюхатил. Эту. Девушку? – отчеканила она. Кевин сглотнул. – Нет, мэм! Я был пьян! В ответ она взвела курок. – Выметайся отсюда к чертовой матери! Кевин побледнел. – Уже ушел, мэм. Прошу прощения, мэм. – Он спиной, с поднятыми руками, вышел из двери. – Мгновение спустя мы услышали, как ожил мотор его автомобиля. Он уехал. Хозяйка ломбарда вернула ружье под прилавок, открыла кассу и выложила передо мной две сотенные купюры. У меня екнуло сердце. Этого явно было недостаточно. Требовалось по крайней мере пятьсот долларов заплатить доктору. Но тут женщина снова потянулась к кассе. – Тебя устроят двадцатки? – спросила она и стала считать деньги. Она считала и считала. И скоро на прилавке возвышалась невероятной высоты пачка. – Тысячи двухсот долларов тебе хватит. – Сердце ухнуло вниз. Это было гораздо больше, чем я надеялась получить. – Черт побери, какой же Кевин, оказывается, богач, – сказала потрясенная Бейли. – Вот, пожалуйста, – вздохнула женщина. – Ну как не быть щедрой к дурехе, умудрившейся отхватить самого большого засранца в Миссури. Бейли была абсолютно согласна с ней. Она наклонилась вперед и стукнулась с женщиной кулаками. Минутой позже мы выезжали со стоянки, а хозяйка ломбарда махала нам, стоя на обочине. – Удачи! И будьте осторожны! 73 мили Бейли вела машину и обмахивала себя веером из банкнот. – Так, должно быть, чувствует себя Бейонсе. – Я в сотый раз обернулась. Торговые центры сменились густой зеленой листвой, лишь иногда перемежаемой телефонными вышками или случайными билбордами. Четырехполосная магистраль шла то немного вверх, то вниз. Единственное, что я явственно видела, так это освещаемый фарами нашего автомобиля асфальт. – Вряд ли он едет за нами. – Расслабься, Вероника. Не может такого быть, чтобы Безумный Кев сел нам на хвост. Ты видела его лицо, когда леди взвела курок? Он сейчас наверняка ищет магазин, где можно было бы купить новые штаны. Я хихикнула: – Надо было его сфотографировать. – Не беспокойся, я сделала это. – Она сунула мне свой телефон. Кевин таращился на меня – глаза навыкате, рот открыт, и вообще выглядел он восхитительным идиотом. – Потрясающе! – воскликнула я. – Бейли, ты лучше всех. – Я потянулась к ней растопыренной ладонью, но она так и повисла в воздухе. Я почувствовала себя неловко. – Прости, что наврала, – пробормотала я. – Да ради бога. Неужели ты думаешь, я ввязалась в это, чтобы узнать подробности? – И все же я должна была рассказать тебе… – Я прощу тебя при одном условии – скажи: Бейли, ты была права. Кевин – действительно долбошлеп. – Он не… – Можно мне напомнить тебе о дырявых презервативах? Я вздохнула. Не то чтобы я не знала, что он ужасен. Но признав это, я признала бы также, что совершила ошибку, выбрав его. Что потерпела поражение. С другой стороны, если я не уважу Бейли, она станет еще больше доставать меня. Лучше уж подтвердить ее правоту и покончить с этим. – Бейли, ты права. Кевин – долбошлеп. – Громче. – Ты серьезно? – Громче. Хочу, чтобы это слышал весь мир. Опусти окно и высуни голову. – Закатив глаза, я опустила стекло. – Ты должна прокричать правду о нем, – добавила она. – Я высунулась из окна. Ветер растрепал мне волосы, глаза заслезились, и я выкрикнула в темноту: – БЕЙЛИ ПРАВА! КЕВИН – ДОЛБОШЛЕП! – Сев на место, со взъерошенными волосами и перехваченным дыханием, я с удивлением поняла, что на моем лице играет довольная, широкая улыбка. – Ну? Это было так уж трудно? – Это было хорошо. Я хочу повторить. – Я снова высунула голову: – КЕВИН – ГРЕБАНЫЙ ДОЛБОШЛЕП! – Ветер срывал слова с моих губ: – БЕЗЪЯЙЦЕВЫЙ ДЫРОЖОПЫЙ СЕКС-ХАПУГА! – Да! Вот это по-нашему. Подожди-ка, я еще придумала. – Бейли открыла окно со своей стороны и повела машину одной рукой. Та виляла в разные стороны. – ГОВНОСТИЧЕСКИЙ КЛИЗМОПРЫСК! Я смеялась и вопила на весь свет: – ОБМОЧЕННЫЙ ХРЕНОТРЯС! – БЕШЕНЫЙ ПОЖАР В ПРОМЕЖНОСТИ! – ГУБКА ЧЛЕН ЗАСРАТЫЕ ШТАНЫ! – ГУБКА ЧЛЕН ЗАСРАТЫЕ ШТАНЫ… в 3D! Мы задыхались от хохота. – Еще раз. Вместе, – наконец выдохнула Бейли. Мы снова завопили: – ДОЛБОШЛЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕП! – И рассмеялись, будто маньячки. – Нужно отпраздновать это, – сказала Бейли, как только мы пришли в себя. – Что отпраздновать? – То, какие мы крутые. – О’кей. Бейли от удивления вытаращила глаза: – Серьезно?