Задумчивый взгляд из-под длинных ресниц, быстрая улыбка чуть пухлых губ. Так, воспоминание. Подвернув брюки, Игорь стоял по щиколотку в воде, где мелкий волжский прибой покачивал прибрежные водоросли, метались мальки. Согласился-таки, авантюрист хренов, – лениво крыл он себя. Согласился на дачу из рук классового врага. Ведь чистая взятка. Выговор от командующего и занесение в учетную карточку комсомольца. Но и Вадим тоже хорош, как будто всю жизнь ждал такого вечера. Медников поднял глаза на узкий песчаный обрывчик, где совершенно счастливый Рыжов в одной майке без протокола колдовал над маленьким мангалом, брызгая на мясо сухим вином из бутылки – два брызга на мясо, один в себя. Новый кирпичный дом стоял у обрыва в двух шагах от воды. – Эй, тамада, там вино еще осталось? Или все промангалил? Рыжов оскалился, отмахиваясь от назойливого дыма: – Осталось, начальник. Пол-ящика сухого. А для хороших людей пара шампанского и коньяк. А что, есть идеи? Медников поболтал ногой в чистой воде, опустил в воду руку, распугав мальков, разогнулся. Он блаженно щурился на заходящее солнце, и все отгонял эту мысль, отгонял, отгонял. Еще утром он был зол на себя, потому что среди планов на день все проскальзывала эта размытая давняя картинка – ее настороженный взгляд из-под темной челки, блик солнца на острой скуле, быстрая улыбка чуть полноватых губ. Тот же город Волжский. Он стряхнул с руки песок, достал из кармана телефон и набрал номер. Да у них тут годами номера телефонов не меняются. На четвертом гудке сняли трубку. Низковатый женский голос сказал «Да?» Игорь почувствовал, как слегка остановилось сердце. И всего пять лет прошло. Никакой свиты у помощника Президента тогда не было, но команду для разъездов по регионам он подбирал тщательно. Получилась спаянная бригада людей, никаких дружеских чувств не питавших, но способных толково работать 24 часа в сутки. Помощника Президента шутил: «способных работать 24 часа в неделю», но замкнутую группу своих советников ценил и оберегал, зная их бешеную работоспособность и умение перейти от вялой дремы в хвосте дежурного «бомбардира» к эффективной работе буквально на износ, без отдыха и с максимальной отдачей. Сам помощник работал, как настоящий трудоголик. Умный сотрудник в узком кругу посвященных охарактеризовал его так: – Голова – что твой Дом Советов. Канцлер! Но злой. – «Злой» так и прижилось. Медников попал в эту его группу с самого начала, получил статус советника и так нашел свое новое место в верхних эшелонах. Помощник называл его по имени и иногда поручал самые деликатные задания, рассчитывая и на его мозги природного дипломата, и на рефлексы и подготовку бывшего диверсанта. Его положение между чистыми силовиками и аналитиками, конечно, вызывало легкое недоумение или даже зависть коллег. Но, присмотревшись, с некоторых пор к прежней его профессии в разговорах больше не возвращались, а после кошмарной поездки в Бишкек, где пришлось наглядно демонстрировать старые навыки, Медников получил даже несколько лестных карьерных предложений от членов правительства. Медников доложил о них ««Злому» и забыл. Кремлевский чиновник молча, как умел только он, проводил советника холодными глазами и – это выяснилось позже – задним числом поднял ему неформальную премию на небывалую высоту. Когда после нового государственного визита команда возвращалась из взбаламученного Душанбе, Медников улучил минуту, чтобы поблагодарить первого наедине, и как бы не всерьез добавил: – В общем, спасибо. Отработаю. – А ты уже отработал, – по обычаю негромко ответил Помощник. Но он уже знал, что впереди тяжелые дела в Таиланде, а Медников еще нет. Незаметно пришло присвоение очередного звания, чего молодой «бывший» подполковник уже никак не ждал. Тогда, пять лет назад в Волгоград они приехали узким составом. «Злой» по личному поручению хозяина решал сложную многоходовую партию с иностранными инвестициями в неблагополучные отрасли, и бегло знакомился с крупными предприятиями, отбирая опорные элементы новой миллиардной программы. Медников был при нем постоянно все три месяца бешеной гонки по городам и городкам. В Волжский добрались к ночи, и еще полночи первый строил местную элиту, без ругани, то так, что публика пригибалась, как под картечью. Он про себя уже явно определил, что завод в Волжском будет финансироваться за счет его программы, и не собирался спускать местной братве или кто там держал завод. Сказано было почти открытым текстом: здесь будем решать государственные задачи, а недовольных в сортир. Местные выходили из кабинета в мыле и с острым желанием выпить. Но был один, которые не струсил, а включил мозги. Медников припомнил его стриженый бобрик, тогда еще не полностью седой, и резкий синий взгляд. Это был давешний финансист. Тогда, пять лет назад уже под занавес он вполголоса предложил отдохнуть до самолета в бывшем обкомовском пансионате. Помощник Президента хмыкнул и напомнил тоже вполголоса: – Ты моим ребятам дай отдохнуть, они у меня как на каторге. – Седой кивнул. Узкая компания добралась до места тремя машинами. Пансионат оказался маленьким поселком из полудюжины вилл в стиле швейцарских шале. Прямо у стоянки под лампой накрыт столик с напитками, вином и ведерками со льдом, а в ажурной беседке у берега при свете неярких фонарей звенели голоса нескольких девушек. – Обслуживающий персонал, – откашливаясь, ответил седой на вопросительный взгляд начальства. Первый тихо рассмеялся и ушел в свою виллу, дав своей команде вольную на отдых и расслабление по мере воображения. Этот отдых от служебной каторги и вспоминал теперь Медников. Конечно, и виллы, и девушки – это был подарок вспугнутой волжской братвы. Стройную девушку с длинными светлыми волосами и с большими красивыми глазами Медников отметил тогда сразу, выделил. Дорогие коллеги быстро поняли: сюда не лезь, и пошли знакомиться с другими девицами. Подружились быстро, кто-то зазвенел шампанским в ведерке, заговорили на много голосов. Мужики в отсутствие первого лица быстро освобождались от напряжения, и скоро пары, унося початые бутылки, потянулись к домикам. Седой хозяин оставался недолго – присмотрел, что с отдыхом у приезжих гостей все в порядке, и не прощаясь, незаметно уехал на здоровенном по здешней моде джипе. Медников хотя и дал себе команду «отдыхать», все же заметил и властную хозяйскую манеру седого банкира, и его тихий по-умному отъезд. Медников в беседку не пошел, а спустился к воде, ополоснул с мостков лицо и, стряхивая свежие капли, обернулся к фонарикам. Девушка в светлом платье стояла лицом к нему, опершись на перила. Медников подивился ее осанке и спокойной уверенности в лице. Явно не за деньги. Похоже, чья-нибудь. Поделились, значит, господа предприниматели. Интересно. А девушка на загляденье. – Кажется, нас с вами бросили. – Значит, пропадем. – Конечно, ночь, темнота, волки какие-нибудь. Обязательно пропадем. Девушка мельком улыбнулась. – Давай пропадать вместе. Если тебе надо вина, бери себе сама. Я там видел на столике. На ходу заметил. Сам не пью. Она комично подняла брови. – Язвенник? Медников решил не изображать неприступного чиновника. Хмыкнул: – Нет, просто не пью. Совсем. Но никого не ограничиваю. – Только попробовал бы. Девушка чуть подвинулась в сторону, и стало видно, что на перилах стоят два бокала с шампанским. – Значит, оба мои. Марина меня зовут. – Игорь. Мне бы перекусить что-нибудь, а то ваши все напоить норовят, а кормить не очень. – Мяса полный холодильник, колбаса. И рыбка. – Она отпила шампанского, серьезно посмотрела на бокал и спросила вкрадчиво:- А виски ты там по ходу нигде не заметил? Медников рассмеялся, видя, что девушка нравится ему все больше, ответил: – Найдем. Все получилось замечательно. Потом, после этой ночи Игорь еще много раз думал: мне есть с чем сравнивать. Марина была нежная, ласковая, новая. Женское нутро в ней било ключом, и Игорь просто опьянел от такого пира роскоши и сладострастия. Покоя ему давать она не собиралась и раскрутила его по полной. Но уж и Медников расправился во всю силу зрелого, не слишком избалованного сладким тела. Утром не площадке в стороне от вилл их ждали подтянутые водители и сияющие от свежей помывки три черных джипа-близнеца. Завтракали без девушек. Помощник Президента выглядел свежим и отдохнувшим, за завтраком задал команде инструктаж на ближайшие дни, и завертелось. До отлета было еще четыре встречи, две в Волгограде и как бы необязательный личный обмен мнениями с губернатором в вип-зале аэропорта. Медников был на разумном удалении от первого лица, то есть на посту, и никто из коллег не сказал бы, что он хоть на секунду потерял контроль над ситуацией. Но сам он знал, что задумчивый взгляд из под длинных ресниц что-то для него значит, что-то большее, чем ночь вдвоем. Зачем-то он взял у нее номер телефона. Прошло пять лет. А телефон остался. Чудный город – Волжский-городок. Рождался трижды, может и больше, не помнит никто. До заката Золотой орды здесь селились ордынцы, потом сгинули. А потом, после Годунова на Волгу побежал народ, от беды, от голода, кто от барского битья, а кто от работы. За большой рекой, на мыске между Волгой и Ахтубой осели люди без роду-племени, потому безродные. И селение стало Безродное. С того и пошло. Жили бедно, как могли. Уже при Петре Алексеевиче, что ли, образовалась Пришибенская волость. Туда вошли Пришиб (ныне город Ленинск), Заплавное, Средняя Ахтуба, Верхняя Ахтуба (ныне город Волжский), Среднепогромное и Верхнепогромное (ныне поселок Краснооктябрьский). Что за названия, прости Господи. Впрочем, и Безродное не лучше. Это на его месте образовалось село Верхняя Ахтуба. Кормились от реки, небогато. При великой императрице Екатерине казна завела в этих местах шелкопрядный завод. Развели тутовые сады, с чего началось озеленение заволжской степи. Шелк был хорош и дорог, но работа тяжелая. И хотя другого заработка не было, здешний народец отлынивал, как мог. Пугачеву тут обрадовались, как своему, – Пугачев работать не велел. Но и казна была плохим хозяином, Ахтубинские плантации денег не принесли, хирели без пользы, и отданы были в промысел жителям тех мест. Не пошло и у них. Позже инспектор при царском дворе барон Биберштейн Федор Кондратьевич докладывал императору, что крестьяне на плантации вовсе пренебрегли шелководством: «Озлобление их против шелкоделия (и шелкопрядов) дошло до того, что они нарочно убивают их соленой водой и уксусом. Крестьяне приписанных к заводу сел занимались всем, чем угодно, но только не шелководством». Но кормила река. К 1917 году проживало 20 тысяч человек. Во время Сталинградской битвы село было уничтожено, как и другие. Сохранилось здание школы XIX века и мельница. Новый поселок на этом месте выстроили ради строительства Сталинградской ГЭС. Всесильный «Сталинградгидрострой» царил по степному краю, а его первый начальник Федор Георгиевич Логинов считается основателем города Волжский. Его бюст стоит у въезда на плотину ГЭС. Теперь Волжский в числе крупнейших промышленных центров Поволжья. Расцвели химическая промышленность («Волжский оргсинтез», «Химволокно», «Сибур-Волжский» и другие, всего около полутора десятков); черная металлургия (Волжский трубный завод); энергетика (Волжская ГЭС, Волжская ТЭЦ-1, ТЭЦ-2); машиностроение (автобусный завод «Волжанин», «Энерготехмаш» и др.); пищевая промышленность (завод Coca-Cola, пивоваренный завод, хлебозавод, молокозаводы, перерабатывающие предприятия). Примечательные места города: – Центр города (площадь Ленина) со зданием гостиницы «Ахтуба» и прогулочной зоной – Картинная галерея в здании старой школы на набережной Ахтубы.