— У тебя есть какие-то возражения? «Надо было просить лист Древа с моей жизнью, — подумала девушка, понимая, что попалась в собственную ловушку. — Интересно, достал бы?» — Ты всегда добиваешься того, чего хочешь? — Да, Марина. — Ответ наглый и уверенный, как и руки капитана, которые уже гладили ее спину. — А что, если… — Марина, мне уйти? – спросил Ролло, остановившись. Девушка думала лишь мгновение, принимая решение не сопротивляться. «Один шанс. А дальше что будет, то будет». Марина покачала головой. И вновь поцелуй — настойчивый, решительный, требовательный. Пальцы Ролло вновь обожглись, дотронувшись до кольца, лежавшего на груди. Мужчина замешкался. Девушка проследила за его взглядом, сняла цепочку и убрала под подушку. Теперь она сама поцеловала капитана. Руки переплелись. Пальцы запутались в волосах. Белые и цвета морской волны пряди смешались, как вода и пена, или небо и облака. Вновь поцелуй. Торопливый, будто она боялась передумать. Марина решила позволить себе свободу и довериться этому странному чувству желания. Без любви, но от него все внутри трепетало и с каждым прикосновением эмоции разгорались ярче. Тонкие пальцы сжали простынь. Она прогнулась, желая подняться, чтобы оказаться сверху, но Ролло не дал. Он перехватил поцелуй девушки, сдерживая ее порывистость и нетерпение, медленно распаляя огонь внутри. И Марине казалось, что она с ума сойдет от ожидания близости. Его руки — на ее бедрах. Ее руки — на его спине. Она приподнималась к нему навстречу, двигаясь как волна, стараясь прижаться ближе, желая, чтобы он, наконец, вошел в нее. Но горячие губы мужчины прикоснулись к вершинке груди, захватили ее, начали посасывать. Марина выдохнула, оставляя ноготками розовые полосы на коже капитана. Она попыталась его поцеловать. Он увернулся. Улыбнулся, заметив ее недоумение. И поцеловал сам. Опустил на кровать. Прикосновение прохладной простыни к коже обожгло. И вновь поцелуй. «Какая же ты нетерпеливая», — думал Ролло. «Только бы не испугаться», — тревожилась Марина. И вновь поцелуй. Глубокий, нежный, медленный, заглушающий шепот страха, рассеивающий сомнения. Шершавая ладонь скользила по внутренней поверхности бедра, по животу, по шее, по щеке, губам, так успокаивающе, так бережно. Мужской голос что-то шептал о красоте, о желании. И ей хотелось ему ответить. Ей хотелось подарить ему частичку своей свободы. А затем он коленом раздвинул ее ноги, приподнял бедра и вошел, заполняя собой все пространство внутри. Марина выдохнула, а все страхи и сомнения исчезли, когда он начал двигаться. Остался лишь солнечный свет и радость от того, что мир больше не состоит только из черных и серых тонов проклятых дней и ночей. Она сама не заметила, как оказалась сверху, двигаясь будто волна, наслаждаясь нарастающим напряжением внизу живота. Руки Ролло уже гладили ее позвоночник, зарывались в волосы. Толчки становились все быстрее. Девушка прогнулась и застонала, ощущая пульсацию между ног и разливающийся по телу жар. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Ролло, и все-таки, откуда розы? — спросила Марина, когда схлынула волна эйфории. — Мы рядом с Малым архипелагом, там раньше ведьмы розарии устраивали, – сонно пробормотал мужчина, прижимая девушку к себе. Но, кажется, зеленовласка не успокоилась. Она ворочалась, пытаясь устроиться рядом с капитаном. — Что случилось? — Ролло, а что будет дальше? — спросила Марина, кладя голову на мужскую грудь. Мужчина нехотя вынырнул из полудремы. Вот любят же некоторые поговорить! — Мы поможем твоим друзьям, разберемся со всей чертовщиной, происходящей в нашем Мире, и если останемся живы… — капитан поморщился, вспомнив, что ему предстоит возвращение домой и присяга. — Будущее покажет, — закончил он. А Марина лежала и думала, что ей совсем не понравился ответ капитана. Он показался ей слишком беспечным, слишком простым, слишком пространным. Но девушке ничего не оставалось, как только принять его и тревожное будущее, полное неведомых перемен. *** Солнце клонилось к закату. Испещренные малиново-алыми полосами море и горизонт притягивали взгляды всех, кому посчастливилось наблюдать за этим зрелищем. Огромная тень Древа протянулась по волнам, будто черная длань указывала вдаль, на ведомое лишь ему одному таинственное знамение. Стоявшие на причале люди на острове сирин шептались, что это не к добру. Что-то грядет. Крона Древа тревожно шевелилась. Листопад отживших судеб обрушился на воду и головы зевак. Дрожь пробежала по спинам собравшимся. Каждый знал, лист Мирового Древа — это чья-то жизнь, и спасти ее можно лишь одним способом — вручить лист его владельцу. И вот сотни этих жизней лежали под ногами, покачивались на волнах. Кто-то поспешил покинуть набережную. Кто-то же стремительно собирал листья, прижимал к себе и растерянно озирался, будто надеялся, что сейчас подбежит хозяин. А листья кружились по ветру, разлетались по острову зелено-желтым вихрем. Опускались на скалы, берега, на камни отдаленной бухточки, где на побережье спряталась одинокая хижина, в окошке которой уже горел свет. Внутри у очага сидела старушка, мешавшая рыбную похлебку. — Ты куда? — спросила старушка девушку, накинувшую плащ и собравшуюся на утес. — Посмотри на горизонт. Буря грядет! — Мне надо, — последовало в ответ. — Все ждешь «голландец»? Девушка кивнула. — А если он не придет? — Придет! Господин Ролло придет! Он должен. Я… просить богов… они привезти корабль сюда. — Будь осторожна, девочка, — сказала старушка. — И так уже ходят слухи. Ты слишком приметная. Девушка спрятала под капюшон черные волосы. Натянула на покрытые струпьями руки перчатки и вышла в сгущавшиеся алые сумерки. Порыв ветра ударил ей в лицо, а вместе с ним к щеке прилипло что-то шероховатое. Это был красивый зеленый лист с серебристыми прожилками, на котором были написаны два слова. Девушка не стала его выбрасывать, а аккуратно положила во внутренний карман плаща, чтобы сохранить на память. И она поспешила на утес, об основание которого разбивались черно-красные волны, молиться и надеяться, что эти самые волны приведут к ней летучий фрегат. Конец первой части [1] Омар Хайям. Свет разума о предмете всеобщей науки. – М.: Эксмо, 2007. – С.427 [2] Не дай Вам бог жить в эпоху перемен. Конфуций Конец