Зато у сестёр-дурнушек даже и шанса не было, слишком давно они растеряли всё ценное, чем когда-то владели. Пока я пыталась понять, в чём секрет столь гипнотического воздействия Зои Олушкиной на своих стародавних жертв и зачем она таскает их за собой повсюду, Машка ойкнула и схватила меня за руку, чуть не проткнув ногтями. Я только успела ругнуться, зачем такое вытворять, больно же, а она торопливо и взволнованно зашептала. Врождённая Машкина наблюдательность, помноженная на профессиональный журналистский навык, позволила ей увидеть то, что никто и никогда не замечает даже под самым своим носом – как бедная жертва лишилась своей характерной особенности, передав её хищнику. Она всё спрашивала, видела ли я то же, что и она, и вспоминала какого-то Ваню. Причём тут Ваня, я поняла не сразу. Оказалось, что как-то раз Машка очень и очень круто зависла со своим одногруппником – точнее, с целой развесёлой компанией, где единственным человеком, срок знакомства с которым перевалил за несколько часов, был как раз тот самый Ваня Волков, шалопай и хвастун. Животрепещущие подробности мероприятия Машка, по счастью, опустила, быстро перейдя к сути – когда уже трудно было понять, это всё ещё ночь или уже считается утро, Ваня начал рассказывать какую-то несусветную дичь. Про то, как он охотится на страшных существ, способных забрать у других беззащитных человеческих овечек гораздо более важные вещи, чем наличность из карманов или даже карточку с кодом. Тогда Маша решила, что мальчик просто увлёкся или пересмотрел триллеров, но сейчас стало ясно – всё правда. Она лично увидела, что произошло, и намерена теперь разобраться. Я узнала этот блеск в её глазах – почуяла достойную дичь и со следа не слезет. Мне была уготована роль восторженного зрителя, но зато в первом ряду – обещали даже взять с собой на серьёзный разговор с горе-охотником. А пока Зоя Олушкина расслабленно обедала, время от времени воркуя по телефону – в эти моменты я сразу же представляла по ту сторону телефонной линии своего Царёва, а Машка с яростным выражением лица меня успокаивала, что мы тут всё разнесём, а вселенская справедливость восторжествует. Звучало вполне бодро, но я пока не очень понимала, чего ждать от знакомства с Ваней. Встретиться с ним оказалось просто – перспектива поболтать не пойми с кем не произвела на него особого впечатления, но, когда Машка намекнула, что у неё есть для него очень особенная наводка, тот сразу передумал и согласился на всё. Впрочем, общаться Ваня захотел в необычном формате – попросил приехать к нему домой, в студию на Ходынке, категорически отказавшись пересекаться в приличных местах. Симпатичный парень с добрыми и честными глазами никак не производил впечатления опасного охотника на чудищ, и уже было подумала, что зря ввязалась в авантюру, когда сердце предательски ёкнуло – на стенах крохотной студии со стандартным набором мебели и заурядным ремонтом висели поразительные рисунки в простейшем минималистском багете. Целая серия акварелей, написанных весьма умелой рукой, главной героиней которых была красивая женщина-призрак. Художник сумел очень точно передать её бесплотную, потустороннюю сущность, но главное, что цепляло – это сходство с оригиналом. Я бы узнала её из тысячи, хотя встречала лишь раз, и то мельком, но фотографии именно этой женщины украшали комнату Алёнки, а я регулярно протирала с них пыль. Её настоящая мать. Мысли полетели вихрем – какая связь между болтливым мальчишкой, глупо хвастающимся охотой на чудищ, и галереей рисунков, составленной с большим вкусом и целиком посвящённой матери Алёнки? Ваня Волков заметил мой ошарашенный вид и спросил, всё ли в порядке. Заботливо так, прямо с искренним беспокойством. – Откуда вы её знаете? – я ткнула пальцем в ближайшую акварель, где хорошо получилось лицо вполоборота. – В смысле? Это разве с натуры писалось? Никогда не приходило в голову, вид-то больно жутковатый у неё. А кто это? – если Ваня и врал, то делал это весьма умело. – Да так… Однажды видела похожего человека, но очень давно, – Машка метнула на меня колкий и пристальный взгляд, но ничего не сказала. Она вполне могла заметить у нас в квартире те самые фотографии, и даже запомнить их. Ваня непринуждённо поведал, что коллекция рисунков – просто подарок от брата, ничего особенного. И перевёл разговор на Машкину тему, заставившую нас примчаться в его студию. Маша спросила в лоб, помнит ли он, что болтал про охоту на монстров. Ваня заюлил, заёрзал и начал вдруг плести, что всего же не упомнишь, но когда она выдала главный козырь – мол, лично видела монстра в деле и готова поделиться контактами, тот сразу сделал стойку. А Машка затребовала реальных подробностей про охоту. Несмотря на обилие напущенного тумана, суть Ваниной истории сводилась к следующему: да, он готов платить за информацию о найденных чудищах. Щедро платить. А уж что он будет с этой информацией делать – не скажет, хоть режьте. Разгневанная Маша так и ушла без сделки, а потом ещё долго выплёскивала мне своё возмущение. Предложение разменять любопытную наводку на банальные деньги показалось ей достойным презрения, а «честный» обмен сведениями, похоже, даже и не предполагался. Похоже, Маша уже забыла, что именно я здесь пострадавшая, зато теперь докопаться до всей подноготной стало для неё делом чести. А дальше всё произошло слишком быстро и страшно – пропала Алёнка. Накануне она вернулась из школы какая-то задумчивая, но подробности обсуждать не пожелала, а я и не давила – может же ребёнок иметь пространство для своих собственных мыслей? Перед сном – она больше не просила непременно желать ей спокойной ночи, но я всегда старалась улучить момент и хоть несколько минут поговорить по душам – Алёнка вдруг призналась, что снова кое-кого видела – маму. Только на этот раз не ночью, как призрака в тёмном углу комнаты, а среди бела дня. Сбиваясь то на радость, то на сомнение, она рассказала, как на уроке физкультуры к стадиону подошла женщина в широких брюках и коротком ярко-красном жакете – точно так она была одета на фотографии, где Царёв и его первая жена отдыхали на взморье, смеющиеся и такие счастливые вдвоём. Алёнка как раз пробегала мимо той секции школьного забора, где хорошо видно примыкающий двор, так что обратила внимание на странную фигуру: та стояла, прижавшись лицом к проволоке, и крепко держалась за неё высоко поднятыми руками. Сначала Алёнка растерялась – конечно, она узнала её по фотографии, но подойти-то боялась. А потом вдруг решилась и помчалась туда на всех парах, но мама тут же развернулась и скрылась за углом. Бедная девочка не знала, что и думать – но почему-то не решилась никому об этом рассказать. Она доверчиво смотрела на меня и ждала совета – как быть? А я сплоховала. Вместо того, чтобы поднять панику, поделиться с Царёвым, сделать хоть что-то, в конце концов, я просто погладила её по голове и предложила отложить всё до завтра – а вдруг мама передумает и придёт ещё раз, чтобы самой ей всё объяснить? На следующий день я так и не дождалась Алёнку из школы – все одноклассники проскочили мимо, а она не вышла. Как потом выяснилось, на уроках её и не было, и по какой-то дикой оплошности никто из учителей так и не поднял тревогу и не сообщил родителям. Пока полиция поставила на уши всю школу, к нам домой приехал следователь с целой кучей помощников. Царёв сорвался с работы и метался теперь по квартире, как раненое животное, – впервые видела, что он не знает, как быть и за что хвататься. Судя по записям с видеонаблюдения, утром Алёнка чуть потопталась в школьном дворе, заглянула на стадион, а потом вышла за территорию и просто исчезла. Пропала из зоны видимости дальней камеры с парковки и так и не появилась ни в какой другой. Следователь Серых, жилистый мужчина с коротким ёжиком из наполовину седых волос, спокойно задавал и задавал свои вопросы, пока Царёв не взорвался и не заорал, что мы тут ходим по кругу, а ведь неизвестно, что делается сейчас с его ребёнком. Серых хладнокровно смерил нервного отца очень долгим взглядом, а потом спросил, сколько именно пропавших людей ему удалось найти за последние лет десять, чтобы поучать теперь полицию, как ей работать. Царёв слегка остыл. Узнав, что я Алёнке не мать, а мачеха, Серых заинтересовался необычайно, но Царёв устало пояснил, почему его первую жену можно смело сбросить со счетов. – Я бы так не торопилась, – при этих словах Царёв посмотрел на меня с изумлением, – Вчера вечером Алёнка рассказала мне кое-что странное. Якобы она видела свою мать возле школьного стадиона. – Ты с ума сошла? – Царёв выглядел изрядно шокированным, – Что за бред? И почему ты молчала? – Потому что я подумала, что это просто фантазии. Но следователь думал иначе и тут же поручил своим ребятам проверить вчерашние записи с камер. Ещё он попросил нас подробно описать, что мы вчера делали. Царёв начал довольно уверенно и почти не запнулся, когда дошёл до деловой встречи с некой Зоей Олушкиной, занявшей уйму времени и прошедшей почему-то в её апартаментах в Сити. Серых невозмутимо записал имя и адрес, а я промолчала, хотя и поймала смущённый взгляд мужа, будто бы говоривший – умоляю, это потом. А потом очередь дошла и до меня. Когда я назвала ресторан, в котором встречалась с Машкой, что-то такое мелькнуло в глазах Царёва – похоже, он отлично знал место, где Зоя любила обедать. Зато когда я переключилась на Ваню Волкова, эмоции впервые проявил и сам следователь. – Младший из братьев Волковых? А откуда вы его знаете? – Да я только вчера с ним познакомилась, но он учился в универе вместе с моей подругой. – А с его братьями вы знакомы? – Даже не знала, что их двое или сколько их там. – То есть про одного вы всё-таки знаете? – Ну да, Ваня упоминал что-то про брата, но я не обратила особого внимания. – А что именно он сказал? – Да ничего. Что тот подарил ему несколько рисунков. Они висят у него в студии. Похоже, Серых неровно дышал к этим Волковым – он буквально вцепился в меня и хотел знать каждую мелочь. Пришлось представить всё так, что Машка хотела выведать у Вани подробности для своего журналистского расследования, о котором я толком не знаю, и взяла меня за компанию, но тот оказался ни сном ни духом – зря старались. Через пару часов мы наконец-то закончили и нас сразу же пригласили в школу, чтобы показать записи с камер. Царёв ещё неплохо держался, когда смотрел на Алёнку, наматывающую круги по стадиону. Но когда следователь дошёл до момента, где размытая фигура медленно подходит к забору, он яростно вцепился в стол обеими руками. Сотруднику удалось поймать кадр, где довольно отчётливо было видно её лицо – Царёв схватился за сердце и сел на банкетку. – Узнаёте её? – Да. Это моя жена. Моя первая жена. Нас быстро отправили восвояси, но следователь Серых позже всё-таки сжалился и сказал, что специалисты сейчас будут отслеживать по всем городским камерам перемещение Алёнкиной мамы – Елены Царёвой. Если найдут что-то, то нам сообщат. И ещё он посоветовал связаться с волонтёрами – хуже точно не будет. Удивительно, как много оказалось вокруг неравнодушных людей. Совершенно незнакомые люди готовы тратить уйму своего личного времени, чтобы всерьёз искать чужих детей. Снова были вопросы, очень много вопросов, а у меня уже кружилось всё перед глазами от страха и не было никаких сил разговаривать, как будто глубоко внутри вдруг взяли, и выключили жизненно важный рубильник. Царёв же никак не хотел отпускать хрупкую девушку-координатора, отвечающую у них за первичный сбор информации. Когда она всё-таки ушла, я поняла, что Царёв боялся оставаться со мной наедине. Я ушла спать в комнату Алёнки. Было слышно, как он бродил туда-сюда по квартире и несколько раз подходил к детской спальне. Стоял там, тяжко вздыхая и ожидая, что я позову его зайти, а потом уже всё – наступил спасительный сон без сновидений. Проснулась от рывка, словно кто-то тряс меня изо всех сил. Привычно потянулась включить прикроватную лампу и спросонья даже не поняла, где нахожусь, а потом увидела ночник в виде уютного звёздного неба и сразу вспомнила, что случилось. Хотела перевернуться на другой бок и попробовать заснуть снова, но поняла – что-то было не так. Темнота в комнате слишком сгустилась, и я резко приподнялась над подушкой, чтобы проверить кресло-качалку. Там сидела женщина, опутанная паутиной. Руки её опирались на подлокотники, а всё тело сильно подалось вперёд, как будто она собиралась прыгнуть, да так и замерла. Черты лица плохо угадывались под многочисленными слоями переплетённых волокон, но сейчас я была почти уверена, что вижу именно Елену. Не знаю, как мне удалось не закричать, но я вскочила и вжалась в стену, а потом нащупала-таки выключатель. Яркий свет залил абсолютно пустую комнату – ни следа от непрошеной гостьи. Пулей вылетела из детской и нашла Царёва – тот уснул прямо в столовой, положив голову и скрещенные руки на барную стойку, заставленную чашками из-под кофе. Помню, как лихорадочно будила Царёва, чтобы только не оставаться одной, а он никак не просыпался, а потом вдруг вскочил и сгрёб меня в охапку, прижав к себе. Так мы вроде бы помирились, но с утра поговорить толком не удалось – начались бесконечные звонки, от которых не было никакого проку. Покончив с завтраком – аппетита особого не обнаружилось, я вдруг вспомнила, что в подвале нашего дома есть небольшая комната, вроде чулана, в которую в своё время отнесли всю одежду первой жены Царёва. Выбрасывать многочисленные и битком набитые чехлы у меня тогда рука не поднялась, а спросить разрешения у Царёва тоже как-то не решалась. Потом забылось, да и сам чулан не был нужен. Перерыв ящик в прихожей, нашла ключ и крикнула Царёву, что сбегаю вниз кое-что проверить. Кажется, забыла взять с собой мобильный телефон – он нашёл меня только через час, когда я уже разворотила почти все чехлы, аккуратно висевшие ранее на передвижных перекладинах. Царёв молча встал в дверном проёме и смотрел на меня, окружённую разбросанным дорогим шмотьём, а потом глухо спросил: – Что ты искала? – Вот это, – и я подняла и расправила брючный костюм, пахнущий лавандой. Широкие штанины и великолепный красный жакет. Сомнений быть не могло – тот самый, с фотографии, и его же мы видели вчера на камерах. Следователю Серых находка понравилась, так что мне даже не пришлось наводить там порядок – он приехал и отправил в чулан своих сотрудников, а потом поднялся в квартиру и рассказал, что им отчасти удалось проследить маршрут предполагаемой Елены Царёвой.