— Надеюсь! Это же в ваших собственных интересах! — Почему? — Потому что без нашей помощи апачам не спастись! Их самоуверенности следовало положить конец, и я с улыбкой спросил: — А вы не ошибаетесь? Вы в самом деле думаете, что мне так трудно будет найти вождя Киктахан Шонку на Утесе Дьявола? Удар попал в точку! Гарриман тотчас вскочил на ноги и воскликнул: — Боже! Он уже знает! Вы ясновидящий, сэр? Оба Энтерса стояли передо мной, как двое мальчишек, попавшихся с крадеными яблоками. Вытащив часы, я произнес: — Сейчас я не писатель, а вестмен, и, естественно, держу глаза открытыми. Как видите, ваша тайна мне известна. Вы заблуждаетесь, полагая, что я обязан оплатить ваши сведения. Скорее, наоборот: вы можете кое-что приобрести для себя, но не благодаря сиу, а благодаря апачам, и только я могу способствовать этому. — Поднявшись, я продолжал: — Через семь дней я буду в Тринидаде, в отеле, который вы мне указали. С этого времени вы подвергнетесь испытанию. Если выдержите испытание — увидите и Наггит-циль и Деклил-То. Только так, а не иначе! Итак, пятнадцать минут истекли, до последней секунды. Будьте здоровы, господа! И до свидания у старого Паппермана в Тринидаде! Я убрал часы и удалился не оглядываясь. Они не издали ни звука — так были потрясены. В «Клифтоне» понятия не имели, что я отсутствовал всю ночь. Все, кто увидели меня, наверняка считали, что я возвращался с утренней прогулки. С тех пор, как я ушел, Душенька не покидала комнаты, а значит, еще не завтракала. Я спустился с ней к нашему столу, чтобы наверстать упущенное. Оба вождя уже уехали. На их местах сидели другие люди. Как я уже рассказывал, окно, у которого мы сидели, выходило к реке. Как только я закончил рассказ о встрече с Энтерсами, мы увидели, что на мосту появились братья, возвращавшиеся в отель. Кельнер тоже их увидел и пояснил: — Это ваши соседи! Что-то рановато они сегодня. Может, всему виной письмо, которое они получили? Узнаю, в чем дело. Нам было на руку его любопытство. Через несколько минут кельнер вернулся и сообщил: — Они уезжают! Сначала в Буффало, а оттуда ближайшим поездом — в Чикаго. Тем же маршрутом, что и индейские джентльмены. Жаль, очень жаль! Они платили только наггитами! Вскоре мы увидели, как братья Энтерс покидают отель. Вся их поклажа состояла из одной кожаной сумки. Осведомляться, где и как они проведут время, у меня не было оснований. По крайней мере в ближайшие дни мы с ними не встретимся. — Мы тоже скоро едем? — спросила жена. — Да, завтра утром, — ответил я. — И куда же? — Хм! Если бы я был один, то отправился бы в турне до самого Тринидада прямо сейчас. — Думаешь, я не выдержу? — Малыш, это довольно утомительно! — Не для меня! Если уж я решилась, то не отступлю! Подожди. Она сходила в офис и принесла расписание. Мы взглянули на него. Нам не стоило показываться ни в Чикаго, ни в Ливенворте. Путешествие в удобных американских вагонах не обещало быть обременительным, тем более что можно было следовать не через Ливенворт, а через близлежащий Канзас-Сити. — Мы поедем без пересадок! — заключила Душенька. — Я сама позабочусь о билетах. Когда она говорит таким тоном, то знает, чего хочет. Итак, уже следующим утром мы сидели в заказанном по телеграфу купе пульмановского вагона 18 и следовали навстречу ожидающим нас, как мы надеялись, не слишком опасным приключениям. Вместо того чтобы описывать эту долгую, но интересную поездку, я хочу лишь сказать, что мы прибыли в Тринидад в отличном настроении и нас вместе с двумя чемоданами быстро доставили в отель Синего Макша. Еще в поезде я обратил внимание Душеньки на то, что с момента высадки в Тринидаде ей придется на долгое время отказаться от львиной доли «цивилизации». Разумеется, я был прав. Расположенный прямо между прерией и горными цепями Тринидад отнюдь не выглядел обширнее, чем в те времена, когда я увидел его первый раз. Он оставлял желать лучшего. Когда я на вокзале осведомился о мистере Паппермане, один из служащих сухо ответил мне: — Его больше нет! — Что? — удивился я. — Он приказал долго жить? — Да нет. Он-то жив. — Но вы говорите, что его больше нет?! — Нет их обоих вместе: отеля и Паппермана. А по отдельности они здравствуют! — Служащий глупо осклабился и продолжил: — Мистер Папперман продал его, по крайней мере должен был продать! Во всем виновато его злополучное имя! С этим он удалился, а мы направились к отелю. Последний не заслуживал права называться отелем. Любая захолустная гостиница в немецкой деревеньке выглядела приветливее и чище, но мы уже условились и должны были остановиться здесь. И потом, ради старого приятеля я не пошел бы ни в какой другой дом. Мы получили две смежные комнаты, тесные, бедно обставленные, но чистые. Эти так называемые номера имели одно большое преимущество: оба их окна выходили, как здесь говорили, «в сад». Когда мы выглянули в «сад», то увидели следующее: два ветхих стола с тремя еще более ветхими стульями; дерево, почти лишенное листвы, которое, похоже, из кожи вон лезло, чтобы походить на липу или тополь; четыре куста неизвестного происхождения и, наконец, торчащие пучки травы. За каждым столом сидело по человеку; их лица мы могли видеть только сбоку. Один держал в руке стакан пива, но не пил, поскольку тот был пуст. У другого была сигара, но он ее не курил — та давно погасла. Они сидели отвернувшись друг от друга. Это были хозяева. Тот, что с пустым стаканом, как мы узнали позже, — новый. Оба выглядели не очень счастливыми и, похоже, раскаивались: один — что продал отель, другой — что купил и теперь ума не мог приложить, каким способом выжать из заведения хоть какую-нибудь прибыль. — Послушай, — заговорила Душенька, — тот, что справа, кажется, твой друг Папперман. Левая половина его лица синяя! — Да, это он, — кивнул я, не сводя глаз с Макса. — Постарел и поседел! Но выглядит еще крепким. А теперь смотри внимательно! Я расшевелю его, да еще как! Только не показывайся! Приблизившись к окну, но так, чтобы оставаться под прикрытием стены, я сунул в рот указательный палец и издал резкий боевой клич сиу. Результат сказался тотчас. Оба хозяина молниеносно вскочили со стульев, а Синий Макш крикнул: — Сиу идут! Сиу! Они осмотрелись, но, не обнаружив ни одной живой души, а тем более врагов, уставились друг на друга. — Сиу? — повторил новый хозяин. — Хотел бы я знать, откуда им взяться здесь, в центре города?! — Это были сиу! — настаивал Папперман. — Чепуха! — Полегче! Я знаю, что говорю! Я знаю даже, чей это клич. Это сиу-огаллала! — Да не выставляй себя на посмешище! Если бы те… Новый хозяин не закончил фразы, ибо я издал клич второй раз. — Если это не настоящий огаллала, то пусть мою кожу разрежут на ремни у столба пыток! — раззадорился Папперман. — Тогда скажи мне, где он прячется! — Почем мне знать? По-моему, кричат сверху. — Да уж не снизу, это точно! Чья-то глупая шутка, не более! — Нет, дело серьезное! Это самый настоящий сигнал! Я повторил клич еще раз. — Слышишь? — вскричал Папперман, вертя головой. — Это не шутка. Либо это в самом деле сиу-огаллала, либо старый вестмен моей породы, который знает, как подражать воинственному вою этих краснокожих, чтобы самому провести их. Кто-нибудь из моих давних приятелей увидел меня здесь и хочет дать знать, что… Тут из задних дверей раздался женский голос: — Быстрей сюда! Быстрей! Я не знаю, что мне стряпать! — «Стряпать»? Разве они не хотят просто выпить? — отозвался новый хозяин. — Нет. Им обед подавай! — Иностранцы, что ли? — Да, двое! — Слава Богу, наконец-то! Где же они? — В третьем и четвертом номере! Семейная пара! Тут Паппермана осенило: — Эти номера прямо над нами! Окна выходят сюда, они открыты! Теперь я понял, где выли! — Что за чушь! — возразил новый хозяин. — С каких это пор семейная пара воет? — Смотря какая жена, а то — частенько! Но в нашем случае дело не в жене, а в муже! Кто-то из моих друзей! При этом должно статься… — Да идите же сюда, в конце концов! — снова перебил его женский голос. — Чужеземцы хотят есть, а у меня нет ни мяса, ни денег. Обоих как ветром сдуло. Душенька с улыбкой заметила: