— Но взялась от моего деда, — Гейб вновь поднялся на ноги и принялся мерить шагами комнату. Правда шаги были широкие, а комната не очень, так что желаемого эффекта он достиг едва ли. — Значит, не зажигалка. Что тогда? Ты находилась с ним в одном помещении пятнадцать секунд, я вас даже представить не успел. Что, Дэми? Что? — Имя, — понимая, что в очередной раз рву привычные ему шаблоны, призналась я. Гейб опять нахмурился: — Имя? — Имя, — кивнула я. — Он назвал тебя Гаврюшей, — несмотря на серьёзность ситуации, я едва удержалась от смешка. Нервы, наверное. — Там, где жила я, твоё имя произносится, как Гавриил или Гаврила. Оно довольно редкое, но иногда встречается. И вот сокращение как раз от него, — я задумалась на секунду, а затем всё-таки добавила, желая разрядить обстановку: — А ещё так телёнка в мультике звали… Вид у Гейба стал растерянный донельзя: — Кого? — Телёнка. Ребёнка коровы. — Я знаю, кто это, — перестав ходить, он упал обратно на диван и, на этот раз, почти полностью закрыл лицо руками, отчего доносящийся из-под них голос звучал глухо и невнятно: — Никогда не думал, что буду скучать по предсказуемым женщинам. Несмотря на слова, это был скорее комплимент, чем оскорбление. Ну, или я предпочла его так трактовать. И погладила бедного демона по плечу, собираясь сказать, что в будущем обязательно постараюсь стать настолько предсказуемой, что он сам запросит пощады, но тут в коридоре раздались знакомы шаркающие шаги. А затем в гостиную зашёл и сам мистер Ролен-старший, с пакетом в руках. Обычным таким, прозрачным пищевым пакетом, но судя по тому, как тот был прижат к груди, содержимое обычным вовсе не было. Впрочем, возможность ознакомиться с ним представилась мне в самое ближайшее время. Я одарила внимательным взглядом опустившийся мне на колени свёрток и подняла глаза, чтобы уточнить, верно ли поняла, но мужчина уже отвернулся, направляясь к любимому, видимо, креслу. А Гейб уже заинтересованно дышал едва ли не в ухо, безмолвно поторапливая. То, что внутри находятся какие-то документы, можно было понять и так, но лишь аккуратно вытащив их, я смогла разобрать, какие именно. Под красной, потемневшей от времени и с обтрепавшимися краями, обложкой скрывался комсомольский билет. Под синей, чуть более хорошо сохранившейся — студенческий. Ну, вот и познакомились, Михаил Семёнович. Даже фамилия оказалась созвучна, почти до смешения, в письменном виде так точно — Ролин. С фотографий же, не слишком чётких, выцветших от времени, смотрел молодой человек, почти мальчик, в котором, при наличии фантазии, можно было углядеть сходство с внуком. А ещё теперь не оставалось ни малейших сомнений, что мужчина напротив некогда был выходцем того же мира, что и я. — Но как? — недовольно повторив его же вопрос, спросила я, нехотя оторвавшись от документов, которые тут же забрал для более тщательного изучения Гейб. — То есть почему? То есть, вы переместились сюда сами, и тело и душа, — тогда как моё бренное вместилище осталось в вагоне метро. И хорошо, если его заняла Диметрис, а не кремировали за государственный счёт, потому как едва ли кому-то было до меня дело. — Если я знал, Наденька. Если бы я знал. Его глаза смотрели не менее ласково, чем звучал голос, и я непроизвольно закусила губу. Звал ли меня кто-нибудь так? Сомневаюсь. Разве что всё та же соседка, когда в очередной раз приходила просить снять дурного кота. Но той от меня хотя бы польза была. С другой стороны, я понимала, кем являлась сейчас — приветом из прошлого, настолько далёкого, что уже и не понять, существовало ли оно на самом деле или это происки ухудшающейся памяти, а то и расшалившейся фантазии. Наверное, и документы хранились не потому, что он всё ещё надеялся однажды вернуться, а лишь затем, чтобы в минуты, когда кажется, что ты это всё придумал и не было никогда никакого другого мира, посмотреть на них, подержать в руках, осознать реальность воспоминаний. У меня же была только картина, которую я пока так и не решилась забрать у Лисёнка. Для продолжения разговора мы переместились на кухню, пить ароматный чай с листочками смородины из того самого садика, и есть твердоватые, но всё равно вкусные сухари. Любопытство мучило и трясло изнутри, но я не позволяла ему взять верх, дав пожилому мужчине возможность самому решать, когда он будет готов рассказать собственную историю. А когда он всё же заговорил, стиснула обеими руками кружку, почему-то волнуясь больше, чем говорила сама, и уж точно больше, чем Гейб, слушающий предельно внимательно, но без излишних эмоций. Не знаю, чего между нашими «приключениями» было больше — сходств или различий. Пожалуй, хватало и того, и другого. В его попадании тоже был виновен транспорт, только не метро, которого тогда в нашем городе и в планах не было, а трамвай. Побитый временем вагончик семнадцатого маршрута, это он помнил до сих пор. И то, как молодой студент лечебного факультета, возвращаясь зимним вечером с занятий, придремал на сиденье у окна, а проснулся на конечной остановке другого города и другого мира. С собой были лишь лекции, пишущие принадлежности, да документы с деньгами, которым здесь была грош цена. Только сейчас я в полной мере осознавала, насколько мне повезло. Со всем, начиная от времени года и заканчивая тем, что не пришлось устраиваться жизнь с нуля, достаточно были притвориться той, чьё тело заняла. У Михаила Семёновича единственным везением можно было назвать подходящую форму одежды (ведь переместиться из лета в зиму было и вовсе равносильно смерти) да и то, с натяжкой. Пожалуй, именно сейчас, без всяких там спецэффектов, практически незаметно, я научилась сопереживать кому-то. Потому как слушать его откровения без мурашек по коже, а иногда и без содрогания, было просто нельзя. Пятидесятые и для этого мира были непростым временем, здесь тоже только недавно отгремела война, так что устроиться легко и играючи было попросту невозможно. Тем более человеку, за шкирку выдернутому из привычных условий и даже в страшном сне не способном представить нечто подобное. До современного обилия фильмов и книг о попаданцах было ещё жить и жить, сомневаюсь, что хотя бы «Янки из Коннектикута» были переведены и изданы у нас. Как и до интернета, где в любой момент можно получить недостающие знания. Но, наверное, тем и отличается настоящий русский человек — своей стойкостью, способностью выкарабкаться из самой глубокой ямы. Вцепляясь зубами, ногтями, выбиваясь из сил, но всё же добраться до верха и получить свой заслуженный трофей. Для простого парня Миши таким «трофеем» стала такая же простая местная девочка — Эльза. Я совсем не удивилась, услышав, как он звал свою, уже покойную, жену — Лизонька. Дочка владельца небольшой конюшни и учительницы, мечтающая стать ветеринаром, чтобы лечить животных, а по факту излечившая как минимум одну человеческую душу, потерявшую к тому моменту и веру, и надежду. Любовь, вопреки поговорке, оказалась самой живучей. — Дед, нам-то почему не сказал? — не выдержал Гейб, когда не самая короткая эпопея подошла к концу, точнее, к счастливому финалу. — Или мама знает? — Не знает, — отмахнулся Михаил Семёнович, отставляя опустевшую кружку. — Да и к чему трепаться-то? Давние дела, позабытые уже. Я уж и сам поверил, что не было ничего, «корочки» вон, с того дня, как Лизонька меня оставила, не доставал… — он вытер побежавшую по морщинистой щеке одинокую слезу, а мы сделали вид, что смотрели в этот момент друг на друга и ничего не видели. — Значит, вы тоже не знаете, почему всё произошло? — сменила я тему, чтобы отвлечь мужчину от до сих пор ранящих воспоминаний. Ну и потому, что именно это меня интересовало с первого момента, хотя и всё сказанное ранее было интересно не меньше, а то и больше. — Не знаю, Наденька. Может, божья воля была, может, наоборот… — он красноречиво указал взглядом на пол, напомнив Гейба, который по части многозначительных взглядов был большим мастером. — Пытался, конечно, понять, анализировал, изучал, да только без толку всё. Может, троллейбус какой был, магический, — и он с задорной, почти юношеской улыбкой взглянул на внука, будто намекая на что-то, о чём посторонним знать не стоит. — Ага, магический троллейбус перемещает между мирами людей целиком, волшебное метро — исключительно души, а колдовской трамвай — тела, — запив ироничный вывод остывшим, а потому горьким и не таким вкусным чаем, вздохнула я. Да, Дэми, когда-то придётся привыкнуть, что это не книжка, где каждый встречный старец обладает заветным знанием и с радостью готов им с тобой делиться. Впрочем, конкретно этот дал мне куда большее — чёткое осознание, что, несмотря на оставленные предшественницей проблемы, она же заведомо поставила меня в более выигрышное положение, чем могло быть. Сомневаюсь, конечно, что мне пришлось бы устраиваться за копейки в котельную и жить впроголодь, но даже мысли об этом выступали хорошим таким мотиватором не ныть. Даже самой себе. Мужчина, тем временем, поморщился, потирая грудь в области сердца: — Пойду-ка, отдохну я. Вы уж не обижайтесь на старика. Гаврюш, ты покажи девочки лошадок-то. — А зачем, ты думаешь, я её привёз? — непочтительно хмыкнул Гейб, зато поддержал его под локоть, помогая удержать равновесие. — Да кто ж тебя, обормота, знает? — по-доброму усмехнулся дед, потрепав его по волосам. А потом взглянул на меня: — Наденька, ты хозяйничай тут, не стесняйся. — Спасибо, Михаил Семёнович, — улыбнулась я, пусть и не видела необходимости хозяйничать в чудом доме. Он задумчиво пожевал губами, словно решая, говорить что-то или нет. — Да уж зови Микаэлем, как все. Привык я уже, за столько-то лет. Я снова улыбнулась, согласно кивая. Но о подобном одолжении не попросила. Слишком уж приятно, хоть и непривычно слышать было это его «Наденька». Длинное одноэтажное здание, которое я про себя обозвала ангаром, на деле и было конюшней. Правда лошадей там содержалось всего две, в соседних стойлах, чтобы не скучали, наверное. Раньше этих животных мне приходилось разве что на экране и пару раз в цирке, так что впечатлений сейчас было через край. Тем более, как оказалось, лошадей я боялась тоже. Не так, как пауков, конечно, но что-то внутри настойчиво твердило держаться подальше от махины, наверняка способной перебить меня одним хвостом. — Что такое? Видимо, Гейб уловил что-то этакое в воздухе, потому как отвлёкся от почёсывания радостно скалящейся тварюги и повернулся на мне. — Ты же не собираешься заставлять меня садиться на одну из них, правда? Взгляд у мужчины стал растерянный и даже чуточку виноватый: — Вообще-то, планировал. Ты не любишь лошадей? — Похоже, я их боюсь, — честно призналась я, не отрывая взгляда от внушительных жёлтых зубов, которые кое-кто не прекращал демонстрировать. — И вообще, принц на белом коне это ещё куда не шло, а вот демон на сером… как-то не котируется, прости. Гейб вышел из стойла и приблизился, ко мне, непроизвольно отступившей к противоположной стене. Упёрся руками в доски над моей головой, наклонился поцеловать, медленно и чуть лениво. И, дождавшись отклика, немного отстранился. — Значит, на сером придётся ехать тебе. Поверь, тебе понравится, — я бы выразила сомнение, конечно, но губы вновь оказались заняты, на этот раз на существенно более долгий срок. — Тем более, — он вновь оторвался на несколько секунд и в голосе так и сквозил смех пополам с ехидством, — с позой наездницы у тебя всё более чем прекрасно. Нет, ну если поставить вопрос таким образом… Я закинула руки ему на шею, притягивая ближе. Целоваться в конюшне было опытом новым, но пахло там отнюдь не ромашками, так что увлекаться мы не стали. Я предоставила Гейбу возможность самому разбираться со всей той кучей сбруи, что нужно было нацепить на лошадей для комфортной езды и выскользнула на свежий воздух. Никогда не мечтала жить за городом, но в этом, похоже, были свои плюсы. И главным являлась тишина. По сравнению даже с моим, относительно спокойный районом, здесь было просто нереально, запредельно тихо. Ни тебе шума машин, ни соседа с перфоратором, ни собачьего лая. Только почти ласковое «пфф», донёсшееся слева. Слегка дёрнувшись, я повернулась, столкнувшись взглядом с огромными карими глазами, обрамлёнными плотной щёткой ресниц. Да, это вам не тушь с подкручивающим эффектом, всё своё, природное. А ещё эта (точнее этот, как я убедилась, беззастенчиво заглянув под брюхо), рыжевато-коричневая животина оказалась не столь пугающей, уж не знаю, почему. Но гладить её я всё равно не рискнула, даже несмотря на наличие удил, или как там называлась та железная штука у него в зубах. Что-то подсказывало, что укусить меня, при желании, она вовсе не помешает. — Я смотрю, вы уже подружились? — со смешком поинтересовался Гейб, выведя на свет божий серого монстрика и обнаружив нашу игру в гляделся с рыжим. — Давай пока считать это вооружённым нейтралитетом, — на открытом пространстве они выглядели не так устрашающе, но и заносить в категорию абсолютно безвредных я не спешила. Гейб хмыкнул, но комментировать не стал. — Так, знакомься, — он потрепал свободной рукой рыжего за ухом, — это Марко. — А это Поло, — тоже хмыкнула я, тут же качнув головой на вопросительный взгляд. — Не обращай внимания, ассоциация сработала. Был у нас такой знаменитый мореплаватель — Марко Поло. Информации Гейбу оказалось достаточно, он лишь кивнул не став сосредотачиваться на теме. — Это Рух, — серый, услышав своё имя, сделал попытку ткнуться носом в хозяйское ухо, но её мигом пресекли. — На ком поедешь? Я поводила взглядом, пытаясь решить, кто выглядит более дружелюбным и, наконец, кивнула на рыжего. Надеюсь, установленный зрительный контакт не позволит ему скинуть меня посреди дороги… Как сказал Гейб, управлять конём ненамного сложнее, чем ездить на велосипеде. Причём сказал так уверенно, что разочаровывать его новостью, что и этого делать не умею, я не стала. Впрочем, всё оказалось не так страшно: в седло меня подсадили, ноги в стремена поставили, подтянув последние до нужной высоты, вожжи в руки вручили. Оставалось только вспомнить пресловутую позу и держать равновесие, не заваливаясь на сторону, когда коняга начал свой неспешный, монотонный ход. Видеть себя со стороны я, понятное дело, не могла, но не сказать, что была этим расстроена. Зато Гейб в седле смотрелся более чем органично, о чём я его и уведомила, добавив, что не хватает лишь ковбойских сапог и шляпы. Вместо них была внушительная плетённая корзина с крышкой, намекающая, что едем мы не просто мучить мою спину и бедра, которые явно после будут болеть, а на самый настоящий пикник. Да, демон-романтик — это определённо нечто интересное. Как я не старалась, рассматривать наши отношения в плоскости «только секс» уже не получалось. И дело даже не в цветах сегодня утром или вот этой поездке, а в чём-то незримом и не осязаемом. В аромате его парфюма, который привыкаешь чувствовать рядом, как нечто само собой разумеющееся. В желании переплести пальцы, когда идёшь рядом. В странно быстро сформировавшейся привычке желать спокойной ночи по телефону, когда ночуешь не вместе. Гейб о моих размышлениях, понятное дело, был ни сном, ни духом, полностью погрузившись в рассказ о том, какой конюшня была раньше. Конечно, сам он прадеда не застал, но дед с бабкой, когда та ещё была жива, рассказывали, что когда-то количество голов равнялось трём-четырём десяткам. Сейчас же оставались лишь эти двое — Микаэль наотрез отказывался продавать двух последних жеребят, родившихся при жизни супруги. Но сам он с ними, понятное дело, справляться не мог, поэтому Гейб и нанял помощника, молодого паренька из села неподалёку, который рад был бы работать и задаром, только чтобы иметь возможность возиться с любимыми животными. Слушала я с интересом, даже притом, что в какой-то момент тропа стала слишком узкой, чтобы кони могли идти рядом и нам с Марко пришлось немного поплестись в хвосте, а Гейбу — повышать голос. Зато, как только мы вновь поравнялись, он сменил тему так стремительно, что я поначалу и не поняла, о чём речь.