Это очень много. Чертовски много. Ведь навыки — это один из самых раритетных трофеев. Даже мне нормальные выпадают нечасто. А тут сразу столько насыпало. Плюс куча прибавок к состояниям. Да я к любому из них смогу теперь минимум три уровня приделать за счет универсальных трофеев. Помнится, мать рассказывала, что одерживать победы над людьми — это не только почетно, но и выгодно. Ведь в отличие от неразумных тварей они свои параметры развивают продуманно. И немалую долю из того, что люди в себе взрастили, могут получать их убийцы. И, я так понимаю, моя доля в такой дележке — это голубая мечта Бяки. От чужой смерти мне досталось столько, что охота на тсурров теперь представлялась пустой потерей времени. Хоть бери и действительно в убийцы записывайся. Удивительно, как от такой порции трофеев не лопнул мешочек. Я ведь за ним следил, не перегружал, в нем и четверти от такого количества никогда не залеживалось. И тут внезапно в один миг гора насыпалась. Повезло, что он оказался на удивление эластичным, хотя до этого выглядел ни капли не растяжимым. Распух чудовищно, но выдержал. Надо бы если не все это добро, то большую часть распределить по параметрам. Но заниматься этим на ходу невозможно, даже если передвигаешься по идеальной дороге. А мы сейчас шли по таким буеракам, где не всякий дикий зверь согласится ходить. Дело в том, что любая прибавка к параметрам — это серьезнейшая пиковая нагрузка на организм, вынужденный экстренно приспосабливаться к изменениям. Одно дело месяц ходить в тренажерный зал, когда прогресс достигается постепенно, капля за каплей, и совсем другое, когда ты берешь парочку новых атрибутов Сила. Случалось, я на сутки выпадал из жизни, когда чересчур усердствовал с усвоением трофеев. Мне необходимо несколько свободных часов, чтобы хотя бы начать процесс. И, судя по неутомимости лесовика, покой нам не снится до самого вечера. А то и ночью шагать заставит. Мелконог — такой. Значит, буду шагать за ним, считать добычу и прикидывать, как ею распорядиться. Что-то надо брать в первую очередь, что-то во вторую, а что-то, возможно, вообще трогать не стоит. Есть о чем задуматься. Такими вот шкурными размышлениями были заняты первые часы. Все утро провел в подсчетах, послушно плетясь вслед за Мелконогом. Но чем дальше, тем больше отвлекался. Очень трудно вникать в математику, продираясь через очередной бурелом, который мы почему-то не смогли обойти. Карабкаться по скалам и одновременно пытаться понять, чем сильны атрибуты Смерти, тоже нежелательно, потому как есть риск сорваться по рассеянности и узнать всю информацию непосредственно от старухи с косой. И, отвлекаясь, я больше внимания уделял внешнему, чем внутреннему. Потому и зародилось подозрение, что Мелконог с нами в Сусанина играет. Затем подозрение окрепло до уверенности. Лидер нашей невеликой группы сам не знает, куда идет. Понятно лишь одно: он старается двигаться за юго-запад, то есть приблизительно в направлении фактории. Меня это одновременно и устраивало, и нет. Да, я хочу вернуться в факторию. Вряд ли это самое лучшее место в Роке, но в данный момент для меня безопаснее не сыскать. И если там получится разобраться с причинами, по которым я с Бякой оказался так далеко от Камня, жизнь наладится. Однако меня не устраивало то, что к юго-западу от шахты «Красный глаз» простиралось сплошное белое пятно. Это намекало на то, что нелегальные добытчики не появлялись в тех краях. Почему они туда не заглядывали? Причина неизвестна, но, учитывая то, что мы находимся в одном из самых нехороших районов Лихолесья, в голову лезли самые мрачные предположения. После очередного бурелома, в котором пленник чуть не остался без глаза, неловко завалившись на сучковатый ствол сухой лиственницы, я решил, что идти дальше будто бычок за пастухом — это не мое. Пора начинать что-то делать. Догнав Мелконга, я поравнялся с ним и, стараясь идти синхронно, задумчиво заметил: — Вы здесь никогда не были. Он шагов двадцать отмалчивался, после чего без интереса бросил: — Что еще скажешь? — Скажу, что у меня есть карта. — Этих краев, что ли? — уточнил Мелконог. И уточнил с нескрываемым интересом. — Не совсем, — честно признался я. — Карта слабая, отсюда и почти до фактории на ней сплошное белое пятно. Ни одной детали нет. — Тогда толку с этой карты тоже нет, — справедливо заметил лесовик. — Да, вы правы, — согласился я. — Но иногда и белое пятно о чем-то может сказать. И сейчас оно говорит, что мы идем по опасным местам. — Мы еще никуда не ушли, шахта рядом, — угрюмо заявил Мелконог. — И если мы не уберемся подальше, этой ночью скучать не станем. — Ксирсы живут только возле шахты? — уточнил я. — Их убивает дневной свет. Они прячутся в местах, где темно и где все залито кровью и слезами. Древние шахты — это для них самое то. Представь, сколько пота проливалось, чтобы проходить эти проклятые выработки. Ну а крови со слезами всегда хватает там, где много пота. На севере хватает древних шахт, но почти все они засыпаны. Эти тупые ушлепки, — Мелконог обернулся, бросив на пленника свирепый взгляд, — раскопали одну и полезли еще в несколько. Но там им не понравилось, ведь там сплошные логова хихикающих. Вот и копали только одну шахту, где ксирсов нет. И поставили охранные руны на стены домов. Редкие навыки нужны, чтобы такой фокус проделать. За день они заряжаются солнечным светом, а ночью дают невидимый свет. Но для ксирсов это все равно что само солнце, потому не лезут. Вокруг шастают, а к избам не подходят. Их запахом все там пропиталось, потому к шахте никто не лезет. — Вы для этого пожар устроили? Чтобы руны пропали? — Угу, — довольно ухмыльнулся Мелконог. — Руны на бревенчатой стене — это скверная затея. Эти ублюдки так перепугались, что даже на меня не кидались. Набрали всякую шантрапу, драться никто не рвался. Забились по углам, пока я искал топор и соль. Стояли под стенами с копьями и мечами, но не лезли. Если бы не темный, я бы с ними сам за все поквитался. А так пришлось их оставить ксирсам. И это… За темного благодарю. Выручил ты меня. Хороший у тебя навык. Полезное дело, когда вот так, на ровном месте, скрываться получается. Двигаться под пологом не можешь, да? — О своих навыках здесь говорить не принято, — уклончиво ответил я. — А где принято? В краях, откуда тебя к нам занесло? Не став отвечать на вопрос, в котором ощущался непонятный подтекст, я перевел разговор на другую тему: — Допустим, от шахт мы успеем уйти далеко. Но где гарантия, что дальше не нарвемся на что-нибудь похуже? Уважаемый Гурро, сами подумайте, раз на карте белое пятно, получается, эти люди сюда не ходили. Или карта неполная. Но я не вижу смысла такую делать, так что вряд ли. Это ведь добытчики, им здесь все интересно, они должны искать брошенные шахты и всякие другие места, где есть разные ценности. Почему именно здесь не искали? А может, наоборот, искали, но нашли такое, что искать дальше перехотели? Опасно идти неизвестно куда. — А ты куда шел, пока меня не встретил? — К Удавке. Мы думали пройти по ней на плоту. Мелконог махнул рукой вправо: — Ты про ту Удавку, по которой можно спуститься до Черноводки? Да, места там не самые плохие. Но только мы там сами придем к шайке. Они там плотно все держат, чужаку на его земле ловить нечего. — Что за шайка? Император боли? — Он навоза кусок, а не император. Но если тебе так нравится, можешь его хоть самим ПОРЯДКОМ называть. Этот ушлепок там и правда порядок поддерживает. Только дело в том, что нам в его порядке нет места. Как тебе тот парень со скелетом? Сильно понравился? — Не сильно, — ответил я. — Если бы он мне понравился, я бы его не убивал. — А там таких парней дюжина, если не больше. Тем и держатся. Один темный — это как отряд, который никогда не спит и которого все боятся. Многие твари Чащобы даже близко не подойдут, если почуют темного. И тот, которого всякие молокососы зовут императором боли, главный из них. Он, конечно, редкий ублюдок, но ублюдок сильный. Нам там делать нечего. А все остальные места еще похуже. Мы слишком далеко на север забрались. Я покачал головой: — Необязательно похуже. Мы ведь как-то смогли добраться до шахты от Черноводки. И шли по суше, а не по реке. Эта река обозначена подробно, места там явно не такие опасные. Да и нет смысла до ее устья добираться, потому что оно выше фактории. Мы бы могли идти рядом с берегами, чтобы не попадаться. Хотя вы, конечно, знаете лучше. Раз нельзя, значит, нельзя. — Первый раз такого пацана вижу. Ты какой-то странный. И соглашаешься, и сразу возражаешь. Вот как тебя понимать? Надо проще быть. Вот я не пойму, какая чума понесла вас к шахте, а не к фактории? Что у вас тут вообще за брожения? Скучно стало, решили погулять по Чащобе? — Так я ведь уже все объяснил. Если вкратце, по Черноводке безопасного прохода нет. А так мы думали выйти к шахте, а от нее уже на запад повернуть. По карте вдоль Удавки безопасно. Мы же не знали, что там император боли. Карта трофейная, от диких шахтеров досталась. — Ты, пацан, многовато врешь. Где там безопасное? От Черноводки пройти к шахте напрямую — это надо быть воином сотой ступени. Ну ладно, пусть не сотня, пусть пятьдесят будет. Какая разница, ведь ты и на такого не тянешь. — Говорю же, на карте обозначена безопасная тропа, — пояснил я. — Не бывает в этих краях безопасных троп. Я вообще там лишь про одну тропу слышал. Да только ни хрена она не безопасная, нормальный человек на нее не сунется. Она называется тропа тсурров. Смекаешь, к чему ее так прозвали? Вот то-то. Я хотел было заявить, что именно по ней мы и прошли, но прикусил язык. Мелконог не поверит. К тому же придется рассказывать слишком многое. В том числе упоминать моменты, о которых мне не хочется распространяться. Достаточно того, что в некоторые мои тайны посвящен Бяка. Этого уже хватает, чтобы волноваться за сохранность секретов. Не стоит усугублять. Значит, лучше промолчать. Тем более не вижу смысла в информировании лесовика о нашем маршруте. Это ничем не поможет, выбираться придется иным путем. Потому перевел разговор на более перспективную колею. — У вас есть пленник. — Да что ты говоришь? — делано изумился Мелконог. — Мы можем это использовать, — не обращая внимания на тон собеседника, продолжил я. — Ему ведь по-любому много чего известно. Он должен знать, почему здесь на карте белое пятно. Или даже подскажет, как его обойти. Я не знаю, зачем вы его взяли, но почему бы это не использовать? — И ты думаешь, что он прям возьмет и все нам просто так расскажет? И даже не станет при этом много врать? Не боишься, если его слова приведут нас к логову матерых огневиков или куда-нибудь похуже? — Конечно, боюсь, — признал я. — Но можно попробовать сделать так, чтобы он сам рвался нам все рассказать. Есть способы. — Способы? — хмыкнул Мелконог. — А я вот про такие способы не знаю. Дикий, которого мы поймали в начале весны, выпустил кишки лучшему арбалетчику фактории. Прошел по кустам на бесшумном умении и хорошенько полоснул ножом чуть пониже пупка. А вот уйти уже не успел. Мы его потом на куски порезали, но он ничего не сказал. Только ругался и плевался. Это такие люди, что с ними никогда не угадаешь, на кого нарвался. Но слабаков у них если и держат, то в цепях. Не хочу говорить про них хорошее, но надо признать, что в этом они сильны. — Мы можем сыграть на контрасте.