Экран заливает темнота. Всполохи света, тусклая сероватая мгла, но ничего не разобрать. Потом мрак прорезает яркая вспышка, выхватывая что-то непонятное, размытое. Срабатывает автофокус, и картинка становится чуть резче, но фокус вновь пропадает, после чего изображение неожиданно делается очень резким. Стена. Каменная темно-серая стена цвета ночи, но с каким-то странным болезненным отливом. Слышно, как где-то падают капли, их стук, многократно усиливаясь, отдается гулким эхом. Это подвал. Темный зловонный подвал. Камера рывком перемещается вправо, и я вижу ее. Дейзи. Я нажимаю «Стоп» – и кадр застывает. Не могу смотреть, я уже бывала в этом подвале, я уже видела все это раньше – во сне. Отчаянно хочется проснуться. Но я не могу. Я не сплю, а лицо Дейзи на экране искажено гримасой беспримесного ужаса. Ее черты будто схлопнулись; никакой надежды больше нет, осталась одна боль. И когда я отрываю взгляд от экрана, чтобы не видеть этой жуткой картины, то вижу свою комнату. Телевизор на стене, круглое зеркало, в которое я так и не могу заставить себя посмотреть. Все как всегда. И это реальность. Я не сплю и не могу сбежать. Не в этот раз. Я снова включаю воспроизведение. «Помоги мне, – просит она. – Пожалуйста». Снова и снова. «Помоги мне. Пожалуйста. Не делай этого». Вид у нее больной, она за гранью отчаяния. Она сломлена. Ни один человек в мире не может ей помочь. Она смотрит прямо в камеру, сквозь года – прожигая меня взглядом до самого нутра. «Ты говорила, они меня не тронут», – всхлипывает она. «Нет, – хочется мне закричать. – Нет!» Хочется влезть туда, в ноутбук, повернуть время вспять. «Я тут, я рядом! – хочется мне закричать. – И всегда была рядом». Почему ты не доверилась мне? Почему не рассказала, кто тебя мучает? Я могла положить этому конец. Я знаю, что могла. Я никогда не бросила бы тебя в беде. Но это неправда, я точно знаю. Я видела этот ролик во сне, не могла же я все придумать? Значит, я уже смотрела его раньше. Или бывала там, где его сняли. Но тогда я наверняка бы это запомнила. Я сделала бы что-нибудь. Я открылась бы кому-нибудь или пошла бы в полицию. Разве могло быть иначе? Я вспоминаю, что рассказывал мне Брайан. Сэди с Дейзи поссорились. Одна угрожала другой. Некоторые считают, что Сэди была причастна к случившемуся с Дейзи и именно потому сбежала. И вообще, кто стал бы держать у себя подобное видео? Наверное, тот, кто его снял, но разве это могла быть я? Или Дейзи? Стала бы она хранить такое? Если я в чем-то и уверена, так это в том, что сама себе видео не посылала. Значит, она и в самом деле вернулась. Именно ее имели в виду Моника и тот человек на другом конце провода. Теперь я еще тверже знаю. Не Сэди. Не меня. Дейзи. Я захлопываю ноутбук и, поднимаясь, неловко задеваю бедром прикроватную тумбочку – бокал летит на пол, вино плещет во все стороны и льется на ковер. Оно забрызгивает стены, и на мгновение кажется, что идет кровавый дождь. 45 Я должна отправиться в Блафф-хаус и найти ее. Закрываю за собой дверь. В окнах Моники не горит свет, в доме тихо и пусто. Видимо, она «разбирается» с Дейзи, как обещала. Нужно попасть туда раньше ее. Не оглядываясь назад, я бросаюсь бежать и мчусь изо всех сил. В мозгу без конца крутятся одни и те же мысли. Может, я оставила ящик комода открытым и Моника, вернувшись из церкви, обнаружила, что фотографии в ее книжечке позора лежат не в том порядке? Может, она вообще заметила меня, когда я наблюдала за ней в зеркало или спускалась по лестнице? Тогда мне тоже грозит опасность. Но мы связаны. Нужно найти Дейзи и спасти нас обеих, и не важно, сердится она на меня или нет. А может, мне, наивной дуре, следовало бы спасаться от Дейзи, а не ее спасать? Я добегаю до Скал и до усыпанной гравием дорожки. Я лечу подобно призраку. Я не вижу ни одной живой души, и ни одна живая душа не видит меня. Блэквуд-Бей кажется вымершей, но дело не только в этом. Я кажусь себе невидимой. Закрываю глаза, чтобы их не резал ледяной ветер. Чем ближе Блафф-хаус, тем могущественней я себя ощущаю; что-то ведет меня, какая-то загадочная сила, чуть ли не сверхъестественная. Ноги сами несут вперед, и на мгновение возникает желание закричать, но я сдерживаюсь. В том подвале рядом со своей лучшей подругой, которая молит меня о спасении, я вижу себя. Это правда? Я была там? Я должна вспомнить, что натворила. Мои глаза распахиваются, и я резко останавливаюсь. Внизу темнеет ледяная вода. «Где ты? – хочется закричать мне. – Зачем ты вернулась?» Слышу голос и поворачиваюсь лицом к Блафф-хаусу. Никого нет. Я одна. Это всего лишь ветер, пронзительные крики черных чаек, которые устроились под стрехами и смеются, и скрип старого дома, проседающего под собственной тяжестью, уходящего в землю. Снова закрываю глаза и глубоко вдыхаю, на сей раз черпая силы в ледяном воздухе, потом делаю шаг к дому. И тут в окне одной из комнат на верхнем этаже мелькает свет. Как будто сработала вспышка камеры или луна отразилась в стекле. Внезапно я падаю, голова идет кругом. Ноги подгибаются подо мной, словно я споткнулась или поскользнулась на сырой траве, хотя в следующую секунду понимаю, что меня, должно быть, толкнули в спину. Я выбрасываю вперед руки и успеваю частично смягчить удар, но все равно лечу на каменистую землю, едва прикрытую тонким слоем почвы, с тошнотворным «шмяк». Зубы клацают друг о друга, в ушах звенит. Я не могу сделать вдох: в рот набилась земля. В глазах темнеет, и на секунду я вижу перед собой туннель, однако соткан он отнюдь не из света. Этот туннель ведет вниз, глубоко-глубоко в холодное черное чрево земли. Я отплевываюсь и делаю наконец глоток воздуха. Если меня и правда толкнули, значит напавший сейчас стоит надо мной. Я пытаюсь повернуть голову, но боль не позволяет. По моей щеке течет что-то теплое. Привет, дежавю. Дыши, приказываю я себе. Главное – не забывай дышать. Я приподнимаю голову. Звон в ушах усиливается и, стремительно нарастая, достигает крещендо, а потом вдруг прекращается. – Дейзи? – зову я (или мне так кажется). Из горла вырывается лишь сипение. Я пытаюсь привстать, понять, что происходит, но слышу только собственное тяжелое дыхание. Не уверена, что она здесь – и что она вообще когда-либо здесь была. Но, может, именно этого она и хочет. Увидеть меня беспомощной и умоляющей о пощаде. Хочет заставить меня заплатить за мой поступок, пусть даже я сама не знаю, какой именно. Я слышу какое-то поскребывание, но оно не кажется реальным. Оно раздается лишь в моей голове, игра воображения. Рот наполнился кровью; должно быть, падая, я прикусила щеку. Я сплевываю розовую пенистую слюну на траву и усилием воли заставляю себя перевернуться на бок. «Я хочу тебя увидеть, – молю я. – Раз уж до такого дошло, позволь хотя бы снова увидеть твое лицо перед тем, как все будет кончено». Такой возможности мне не дают. В лунном свете что-то мелькает – очень быстро, не могу даже предположить, что это, – и я получаю болезненный удар в висок. В последнюю долю секунды краем гаснущего сознания я успеваю уловить смысл произошедшего, а потом все меркнет. 46 В себя я прихожу в темноте. Голова гудит, как слишком туго натянутый барабан, перед глазами все расплывается, а когда зрение наконец обретает четкость, я могу разглядеть лишь край драного матраса, на котором, судя по всему, лежу. Все остальное утопает во мраке; в помещении стоит едкий сернисто-аммиачный сортирный дух. Мне знакома эта вонь. Я в трейлере Дейзи. В спальне. Я должна отсюда выбраться. Сердце гулко бухает в груди. Я пытаюсь подняться на ноги, но комната начинает кружиться, и я падаю на пол, больно ударившись локтем об угол кровати. Я подношу руку к голове, и мои пальцы натыкаются на какую-то корку. Судя по всему, это кровь, хорошо хоть запекшаяся. Я делаю вторую попытку, и на сей раз мне удается удержаться в вертикальном положении. Глаза понемногу привыкают к тусклому свету луны, но я по-прежнему могу различить лишь то, что находится на расстоянии вытянутой руки. Дергаю хлипкую пластиковую дверь. Она заперта или чем-то привязана, чтобы нельзя было открыть. Тяну изо всех сил, но дверь, хотя и выгибается, больше чем на дюйм не поддается. Озираюсь вокруг: сбоку есть окно, пластиковое, в металлической раме. Я пытаюсь его открыть, но оно приржавело насмерть. Все, мне конец. Я отчетливо это понимаю. Она войдет сюда с пистолетом, ножом или ломиком и прикончит меня. Нужно выбраться. Я колочу по стеклу, но оно даже не думает поддаваться. Мелькает смутная мысль, что оно может быть небьющимся, но моим доведенным до предела разумом уже овладела паника. Я озираюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы пустить в ход, но тщетно. Сознание начинает ускользать, но я изо всех сил стараюсь не выпасть из реальности, контролировать свои действия. Я молочу кулаками в дверь, отчаянно осматриваясь. На глаза попадаются шторы: рваные и заплесневелые, они свисают с металлического карниза. Возможно, это то, что мне нужно. Я подпрыгиваю и, ухватившись за трубу обеими руками, повисаю на ней всем своим весом. Этого оказывается достаточно, чтобы оторвать ее от стены. Я с размаху бью по окну, но все напрасно. Оно содрогается с такой силой, что отдача бьет мне в руку и в плечо, но пластик остается абсолютно невредимым. Ни единой трещинки. Я делаю еще одну попытку – третью, четвертую, пятую – ровно с тем же результатом. Одна надежда – дверь. Вгоняю карниз в щель между дверью и дверной коробкой и налегаю на него всем телом. Щель слегка увеличивается, я просовываю карниз дальше и пытаюсь снова. Наконец щель расширяется настолько, что я могу в нее выглянуть; Дейзи привязала что-то к ручке – кажется, это галстук, темно-коричневый, видимо позаимствованный у Дэвида, – и как-то его закрепила. Его не растянуть. Я хватаюсь за галстук, но пальцы онемели. Я будто смотрю видеосюжет для моего фильма. Я всаживаю ногти в ладони – что есть силы, до нестерпимой боли. Внезапно сознание озаряет идея. Я достаю из кармана куртки сигареты и вытаскиваю из пачки зажигалку. Приходится снова и снова крутить колесико, прежде чем в темноте вспыхивает огонек. Подношу его к галстуку снизу, насколько удается, молясь, чтобы он занялся, и когда это происходит, огонь начинает быстро пожирать дешевый материал, распространяя запах горелой резины. Синтетика чернеет и плавится, и я изо всех сил тяну на себя дверь – с последней вспышкой огонь доедает галстук, и дверь с грохотом распахивается. Я ликую, я свободна! И тут до меня доходит, что я попала в основную комнату трейлера, и от свободы меня отделяет еще одна дверь. Она, разумеется, заперта. Я взвешиваю в руке карниз и обвожу взглядом комнату. По лобовому стеклу змеится трещина; есть надежда, что она окажется слабым местом. Я бью по ней сначала карнизом, потом ногой в тяжелом ботинке. Стекло не поддается, но с каждым ударом трещина слегка удлиняется. Я стаскиваю ботинок и колочу им по пластику до тех пор, пока он не раскалывается с треском ломающейся линейки. Я руками выбираю осколки, и вскоре мне удается пропихнуться в образовавшуюся брешь. Я падаю на землю, но заставляю себя тут же подняться на ноги. Окна дома в свете луны отливают серебром. Интересно, она сейчас там, наблюдает за мной? Теперь я понимаю, что мне следовало сделать еще несколько недель назад. Заявиться к Дэвиду, выдавить дверь, оборвать цепочку и как следует потолковать с ним. Усадить его напротив и заставить выложить все, что ему известно. Добиться ответа, где Дейзи. Если бы я не была так зациклена на сокрытии своей личности, возможно, так бы и поступила. Что, если проблема с самого начала таилась именно в этом? В том, что я помнила, кто я такая. Лихорадочное возбуждение разбегается по всему моему телу, точно рой легкокрылых мотыльков. Несомненно, входная дверь заперта, но все равно дергаю ручку. Разумеется, она даже не думает поддаваться; как стояла, так и стоит не шелохнувшись. Наверное, можно разбить стекло и открыть ее изнутри, но я не уверена, что из этого выйдет толк. Должен быть другой способ. Отхожу назад и смотрю на дом. Что это было – там, в окошке второго этажа? Какое-то движение? Или просто мимолетный отблеск, игра света на темном стекле? Я снова смотрю вверх. На этот раз сомнения быть не может: в комнате за окном что-то мелькает. Я не свожу с него глаз, ожидая увидеть ее лицо, но она скрылась. Все неподвижно. И тем не менее я уверена, что Дейзи там, наверху, что она наблюдает за мной. Чувствую на себе ее взгляд. О чем она думает? Господи, ну надо же быть такой идиоткой, такой непроходимой дурой! Она заманила меня сюда. Сердце словно стискивает чья-то холодная рука. Хоть бы показалась, что ли. На мгновение хочется закричать ей: «Дейзи! Что произошло? Что я тебе сделала? Почему ты меня ненавидишь?» Но я не кричу. Ее глаза прожигают меня насквозь. Не хочу, чтобы она видела, как мне страшно, как сильно терзает меня чувство вины. Не хочу принимать на себя ее гнев, ее язвительность, поэтому склоняю голову и обхожу дом кругом. Задняя дверь слегка подается, когда я ее дергаю, но не открывается, и я оглядываюсь по сторонам в поисках других способов проникнуть внутрь. За трейлером обнаруживается рассохшееся на вид подъемное окошко с матовым стеклом – судя по всему, это ванная или туалет на первом этаже. Я подсовываю руку под раму и пытаюсь выдавить ее, но она тоже не поддается. Деревянная рама крепче, чем выглядит; с нее пластами облезает краска, и ничего более. Я отыскиваю в саду камень поувесистей и бью им по верхней створке. По стеклу с хрустом разбегается паутина трещин, но оно упрямо сидит в раме. Я бью снова – на этот раз стекло разлетается на куски, а дальше уже дело техники. Я осторожно просовываю руку в брешь, нащупываю защелку и открываю ее. Нижняя створка неохотно сдвигается вверх, и я, подтянувшись, вскарабкиваюсь на подоконник, а оттуда кое-как протискиваюсь внутрь. Глаза не сразу привыкают к темноте, но запах говорит сам за себя. В помещении затхло, как будто кто-то вывесил сушить забытое на несколько дней в стиральной машине белье. Где-то внизу слышится журчание подтекающей воды. Туалет. Я сползаю на пол и автоматически нащупываю в углу выключатель. Он не работает. Раздается щелчок, но свет не загорается, и, задрав голову, я различаю под потолком пустой патрон. Черт, шепчу я себе под нос, и тут же, словно в ответ, откуда-то из угла доносится топоток. Мышь. Или крыса. Закрываю глаза и пытаюсь сделать глоток воздуха. Я убеждаю себя, что могу в любой момент развернуться и уйти отсюда. Никто не заставляет меня это делать. Но беда в том, что это не так. Я тянусь к дверной ручке. У меня нет выбора. И никогда не было. Теперь я это понимаю. Все дороги вели меня сюда. Я включаю фонарик на телефоне и начинаю снимать на ходу. Дверь уборной выходит прямо в коридор, и свет фонарика выхватывает из мрака перила, лестницу из добротного темного дерева, столик сбоку от входной двери, на котором стоит телефон. У противоположной стены темнеют старинные часы, неподвижные и безмолвные. Повсюду лежит пыль, ее частички танцуют в луче света. Слева от меня дверь ведет в кухню, а еще одна, справа – в гостиную, в которой я различаю огромный диван, разномастные кресла и старый громоздкий телевизор. Эта комната производит на меня пугающее впечатление, и я закрываю дверь, прежде чем двинуться дальше. Следующая дверь ведет в просторную столовую – посередине стоит стол с пятью или шестью стульями, а у дальней стены буфет, на который стопками составлены тарелки, – все это тоже покрыто густым слоем пыли. Все остальные комнаты на первом этаже выглядят такими же нежилыми. Куча зловонной одежды в прачечной и немытая посуда в кухне – единственные следы какого бы то ни было человеческого присутствия в этом доме. В воздухе разлита печаль; эта кухня явно когда-то задумывалась как место, где будет шумно и весело, но теперь тут готовит всего один человек – и только для себя. Я поворачиваюсь, чтобы идти на второй этаж, и тут наверху прямо надо мной слышится негромкий скрип. Все в порядке, убеждаю я себя, просто дом оседает или ветер гуляет в щелях, но, начиная подниматься по лестнице, я дрожу. Я уже всадила ногти в ладони, как будто готовясь к тому, что неминуемо должно произойти. Звук повторяется, на этот раз громче и куда более похожий на поскрипывание половиц под ногами, нежели на треск стен или перекрытий. – Дейзи? Ответа нет, и тишина, которая воцаряется после моих слов, кажется оглушительной, пугающей. – Дейзи? – повторяю я, поднявшись по лестнице до середины. – Ты там? Ответа по-прежнему нет, но едва площадка оказывается на уровне моих глаз, я немедленно понимаю: здесь что-то произошло. Все двери на втором этаже распахнуты, и луч моего фонарика освещает горы вещей, бумаг и книг вперемешку. Все вверх дном. Я пробегаю по коридору и захожу в разгромленную главную спальню. Ящики комода вывернуты, их содержимое в беспорядке разбросано по полу и кровати. Одежда, бумаги, украшения, которые никак не могут принадлежать Дэвиду. Тут царит хаос; контраст с сонным запустением внизу просто разительный. Кто-то побывал здесь – возможно, Дейзи – и устроил на втором этаже полный разгром. Но что этот кто-то искал? Ветер за окном усиливается. Его вой напоминает хохот, и я опускаю камеру. За всем этим наверняка кроется нечто важное. Что я упустила? Я подхожу к окну, и тут все встает на свои места. Я уже бывала здесь. Мне знаком этот вид: море, луна, низко висящая над водой, корабли вдалеке, очертания гор за ними. Тот самый пейзаж. И тонкая линия горизонта, перерезающая ее посередине, словно туго натянутая проволока, тоже та самая. Воображаемая картинка в точности накладывается на реальность. Не отличишь. Я смотрю вниз и вижу то самое место, где она стояла, готовясь спрыгнуть.