Сперва Сергей Иванович поинтересовался, вернулась ли я домой, потом, узнав, что мы все еще на работе, немного поохав, сказал: — Вы знаете, Ольга Юрьевна, со мною произошло какое-то странное происшествие. Даже не знаю, стоит ли вам сейчас о нем рассказывать, может быть, лучше завтра. Я себя немного нехорошо чувствую… — Что случилось, Сергей Иванович?! — вскричала я. — Вы заболели? Маринка тут же перестала дуться и вытаращилась на меня. Ромка перестал грызть печенье и сделал то же самое. Виктор просто поднял на меня спокойный взгляд. — Да нет, не так, — замялся Сергей Иванович, но потом, подумав, что если он сказал «а», то уже никуда не деться и нужно говорить «б», начал сбивчиво излагать: — Вы понимаете, я ведь не попал в администрацию. Мне не повезло, я сел в машину, а водитель оказался маньяком каким-то… — Маньяком?! — вскричала я. — И что? Что случилось? С вами все нормально? Глава 4 — Да, конечно, конечно, — тихо рассмеялся Сергей Иванович, — он затащил меня в какой-то сарай и просто запер там. А я, в некотором роде, убежал. Вот так. — Ну ничего себе «вот так», — проговорила я. — Вы на самом деле себя хорошо чувствуете? — На самом деле, — уверил меня Сергей Иванович, — и, кстати, я забыл вам сообщить, Ольга Юрьевна, что я уже договорился с Федором Аполлинарьевичем. Я позвонил ему перед уходом из редакции. Марина вам не говорила? — Нет, — сказала я. — Ну так он назначил встречу на завтрашний день. В одиннадцать часов. Вас это устроит? — спросил меня Сергей Иванович. Я согласилась, договорилась встретиться с Кряжимским завтра в редакции и отключила телефон. Известие о том, что не только нам, но и Сергею Ивановичу довелось повстречаться с маньяком, вызвало оживление в кабинете. Маринка снова начала распространяться об опасностях жизни, Ромка стал задавать ненужные вопросы. Один Виктор промолчал. Он поднял на меня взгляд, и я его поняла. «Поехали домой». — Мне кажется, что охрана мне сегодня не нужна будет, — ответила я на его немой вопрос. — Ну, нет ничего угрожающего. Самое страшное сегодня было это… — Нашествие рубоповцев, — буркнула Маринка. Мы все переглянулись и рассмеялись. Закончив наконец затянувшийся рабочий день, мы вышли из редакции, и я уже на правах не начальника, а товарища развезла всех по домам. Сначала отвезла Ромку, потом Виктора. Заехав в магазин и накупив всяких разностей себе на ужин, на завтрак и на следующий ужин, я собралась везти Маринку к ней домой, но эта швабра вдруг заупрямилась. — Мне теперь маньяки будут мерещиться всю ночь. Буду лежать с открытыми глазами и не знать, чего бояться больше! То ли того, что могут напасть на меня, то ли того, что на тебя уже напали, убивают, расчленяют, а я ничего не знаю! — заявила Маринка. — Едем к тебе! — Чтобы ты увидела, как меня расчленяют? — мрачно пошутила я. — Тьфу на тебя! Типун тебе на язык и на все остальные места! — крикнула Маринка. — Не смей так шутить! — Насчет других мест ты тоже погорячилась, — проворчала я и не стала больше спорить. Хочет ехать со мною, ну и добро пожаловать. Я — не против. Почти в полном молчании мы добрались до моего дома. Я поставила «ладушку» на ее привычное место, и, нагруженные пакетами со всякой всячиной, мы с Маринкой поднялись на мой третий этаж. Я передала Маринке свой пакет, раскрыла сумочку и достала ключи. Я отперла дверь и сразу же почувствовала сильнейший запах газа. — Чем-то воняет, — тут же проинформировала меня Маринка. — Забыла горелки выключить, растяпа! — прикрикнула она на меня, вошла в прихожую и потянулась к выключателю на стене справа. Я еле успела оттолкнуть ее. Крикнув какую-то гадость, Маринка упала на пол. — С ума сошла, ненормальная! Маринка села на полу в прихожей и шмыгнула носом. — Блин, глаза жжет! — пожаловалась она. — Свет нельзя включать! — сказала я, чувствуя, что на меня нападает приступ кашля и тоже начинает щипать глаза. — Взорвемся все к чертовой матери! Выходи немедленно! Ничего больше громко не говоря, но продолжая ворчать, что все вокруг сошли с ума, Маринка выбралась в коридор. — А что же делать будем? — спросила она у меня. — Воняет же! — Что-что, — проворчала я. — Будем пытаться устранить безобразие правильными действиями. Я отошла от входной двери подальше, вынула из сумки носовой платочек, можно сказать почти чистый, то есть свежий, и приложила его к лицу. — Если не вернусь через пять минут… — начала я, но Маринка меня перебила: — Поняла. Орать! — Не орать, а спасать, — поправила я ее и добавила: — Ну можешь и поорать немножко. Если иначе не получается. Вздохнув несколько раз медленно и глубоко, я прошла в квартиру быстро и поспешно, ударилась при этом больно локтем об угол, но до кухни добралась почти сразу. Еще бы я заблудилась в своей квартире! Не дождетесь! Я быстро выключила горелки на плите. Включенными оказались все четыре. В эту секунду у меня просто не было времени соображать, что к чему и почему. Вторым делом, после выключения горелок, я распахнула окно в кухне и убежала из нее в комнату. Там уже, начав дышать этой гадостью, заполонившей всю атмосферу в квартире, — а куда же деваться, если дышать хочется и я как-то привыкла к этому делу, — я открыла двери на балкон. Первая дверь подалась легко, со второй, как и положено по закону подлости, вышла какая-то глупейшая заминка, но я с нею справилась. Я, дергая и ругаясь вполголоса и с дверью, и с газом, и с самой собою, распахнула-таки дверь и выскочила на балкон, отбрасывая платочек. Свежий воздух показался мне очень вкусным и совсем не холодным, хотя неполные полчаса назад я, выходя из очередного магазина, уже почувствовала, что зима на носу. Я наслаждалась спокойной возможностью дышать, но тут раздался голос Маринки. Она так и стояла перед входной дверью и с испугом поглядывала в раскрытую квартиру. — Гав! — крикнула я, выходя к ней. Все-таки никак не могу удержаться от милых дружеских шуточек, когда для этого есть возможность. — Ну и дура, — еще раз обиделась Маринка и отвернулась. Я с таким определением категорически не согласилась, но промолчала. Квартира полностью проветрилась уже через пятнадцать минут — сквозняк сделал свое дело, — и мы вошли в нее и внесли свои пакеты. Теперь уже свет потянулась включать я. Маринка это делать отказалась наотрез. И когда я нажимала на выключатель, эта зараза еще зажмурилась и зажала уши руками, словно мне самой не было страшно. Засыпали мы с трудом. Мне все время мерещилось, что пахнет газом, и я несколько раз вставала и ходила в кухню проверять горелки. Возвращалась я тихо, но Маринка, постоянно приоткрывая глаза, шепотом спрашивала у меня: — Все нормально? Я отвечала, что да, и снова ложилась. Когда же я наконец на самом деле заснула, то мне начали сниться всякие взрывы, и пожары, и погони, но газом во сне почему-то не пахло. Странно, правда? Одним словом, ночка прошла весело, содержательно и я ни фига не выспалась. Проснулись мы обе тяжело и печально. Настроение было гадкое, голова чугунная. Во рту такое ощущение, словно туда ночью кто-то забрался и сдох. Короче говоря, утречко выдалось на редкость удачное и радостное. — Нам сегодня обязательно тащиться на работу? — жалобно проныла Маринка без всякой, разумеется, надежды на положительный ответ. — Не-а, — пробормотала я и поволоклась в ванную, но, если честно, на работу идти и самой не хотелось. Но не могла же я в этом признаться! Мы с Маринкой тускло позавтракали, хотя Маринка всячески и отказывалась от этого дела, но я настояла, высказав ей малонаучные соображения о природе природного газа и об подтравленном им организме. У меня получалось, что если не съесть по бутербродику, то точно будет полная хана, а так — может, и обойдется. Чушь, конечно, но сработало. Маринка села со мною за стол, и для меня завтрак прошел не в скучной атмосфере, а почти в дружеской и почти в полном согласии. Приблизительно такими словами нам говорят иногда по телеку, когда в наше Отечество кто-то приезжает из-за рубежа. На работу мы приехали за пять минут до девяти. Даже сама не знаю, как это у нас получилось. Наверное, сказалось плохое настроение с утра, поэтому мы и добрались до работы вовремя и без опозданий. Очень гордая тем, что я не опоздала, я поморщилась на новую редакционную дверь, потому что она мне напомнила о вчерашних безобразных событиях, и вошла в комнату редакции. Тут я застала неожиданную сцену. Ромка, стоя посередине редакции, показывал в лицах Сергею Ивановичу, что произошло вчера. Ромка очень старался. Так как он был один, а «лиц», которых он изображал, было много, то в его исполнении получалось много шуму, много топота, много движений, но, надо признаться, было малопонятно. Сергей Иванович сидел на своем месте, выглядел он как-то не очень обычно и привычно. Я бы даже сказала, что в его облике было что-то озадачивающее. Я вспомнила, что не мне одной довелось вчера встретиться с настоящим маньяком, поэтому поздоровалась и сразу же направилась к Кряжимскому.