— Спасибо, пока нет, — вежливо ответила я. — Как ты думаешь, может нам новый день принести какие-нибудь новости? — спросила Маринка. — Неприятные, я имею в виду? — Может, — ответила я, доставая сигареты из кармана пальто. — Я, кстати, не рассказала тебе об одном маленьком моментике, случившемся вчера за секунду до взрыва. — О господи, что еще? — испугалась Маринка. — Говори, говори быстрей! — Я заметила старшего сына Петра. Он помахал мне из машины. Это был тот самый подкидыш, который мешался у нас в коридоре. — О-паньки! Так, значит… — Маринка задумалась. Я в это время прикурила и договорила за нее: — Это значит, что в похищении документов и в последующем похищении картин, возможно, участвовал и Петр Федорович. Что ты там говорила про его нехороший бизнес? — Я так же и подумала, — сказала Маринка. — Только мне кажется, что тот грузин в кепке как-то полегче, что ли, будет Петра. Постройнее. — Мне тоже так кажется, — согласилась я, мысленно сравнив фигуры вчерашнего маньяка и Петра. — Говоришь, старый Траубе сидит в ауте? — спросила я. — Черт его разберет, — отозвалась Маринка. — Ты же его видела. Он такой приветливый. В смысле — с приветом, — хихикнула Маринка. Мы прошли еще несколько шагов и завернули за угол дома. Одно окно в доме было освещено. — Кому же это не спится? — проговорила вслух Маринка. Я сперва хотела что-то ей сказать, а потом подумала, что мы так хорошо идем и ничего не случится, если мы пройдем еще несколько шагов. Нехорошо заглядывать в окна, признаюсь, но, как говорит один мой знакомый, «если нельзя, но очень хочется, то немножко можно». Это я Фимочку Резовского вспомнила. Мы, замедлив шаги, подошли и осторожно заглянули в окно. Это был кабинет Федора Аполлинарьевича. Горела на столе лампа, тени от нее падали на стены, расписанные черт знает как, и на картины, которые изображали родные просторы. Мадонн, кстати, среди этих просторов видно не было. Сам Траубе сидел в кресле-качалке и, жестикулируя, что-то говорил. Судя по его мимике, разговор был довольно-таки живой и занимательный, но голосов не было слышно. — С кем это он? — тихо спросила Маринка. — С Варварой, что ли? Каюсь, каюсь, но, что поделаешь, мне тоже стало интересно. Мы с Маринкой, крепко сцепившись руками, приблизились к окну почти вплотную. Сразу стала видна вся комната. Траубе продолжал разговаривать, а вот в комнате, кроме него, никого не было. Лестница, ведущая из кабинета на второй этаж, была пустой, да и располагалась она слева от Федора Аполлинарьевича, а смотрел он в другую сторону. С минуту или чуть больше мы с Маринкой молча смотрели на эту пантомиму, потом вдруг словно кто-то нажал на кнопку. Стала слышна негромкая музыка, и как бы издалека до нас донесся женский голос. Женщина пела: «Жалобно стонет ветер осенний, листья кружат пожелтевшие. Сердце наполнилось грустью томления, хочется счастья ушедшего». — Да, Ляля, да, ты права! — крикнул Федор Аполлинарьевич невидимому собеседнику. Мне стало страшно. Я еще крепче сжала Маринкину руку, она мне ответила тем же. Еще раз посмотрев в кабинет Траубе и увидев его, все так же машущего руками и явно с кем-то разговаривающего, я отступила назад. — Перекреститься надо, — страшным шепотом сообщила мне Маринка, и мне стало совсем уж жутко. — Пошли отсюда к чертовой матери! — прошипела я, повернулась и помчалась обратно вдоль стены дома, таща за собою Маринку. — Зря ты так, — бормотала Маринка, спотыкаясь и еле успевая за мною. — Зря ты так. Я добежала почти до самой двери и резко остановилась. Ткнувшись носом мне в плечо, остановилась и Маринка. — Ты что?! — крикнула она. — Тихо! — скомандовала я. — Что я «зря»? Что «зря»? — Зря ты сказала «к чертовой матери», — сообщила мне запыхавшаяся Маринка. — Поминать нечистого всуе — это, знаешь ли… — Пошла к черту! — тут же пожелала я ей. — Ну, я в принципе, — тут же пошла на попятную Маринка, — ничего серьезного я не имею в виду. — Тут одни психи, — сказала я, думая о Траубе. — Заметила. — Маринка нервно оглянулась и задрала голову. — Полнолуние, — задумчиво сказала она, — а что, если он того, перевоплощается? Становится оборотнем, а? Ты об этом не подумала? — Еще раз к черту послать? — спросила я, чувствуя, что меня начинает подло и мелко трясти. Все-таки такие психологические испытания, которые сваливаются на меня в последнее время, — это не каждому достается. Мне досталось, и, похоже, меня достало. — Идем спать! — резко сказала я и шагнула в сторону двери. В этот момент передо мною, словно из-под земли, появился какой-то человек, и я, чуть-чуть только не врезавшись в него, вскрикнула и отступила на шаг назад. Маринка, так та, вообще взвизгнув, присела и закрыла лицо руками. — Гуляете? — услышала я женский голос. Это была Варвара. На ней была надета какая-то лохматая шуба, поэтому я, не разобрав, едва не приняла ее за привидение. — Есть такое дело, — дрогнувшим голосом сказала я. — Вот и мне не спится. — Варвара с интересом посмотрела на Маринку, которая, услышав спокойные человеческие голоса, открыла глаза и сделала вид, будто что-то уронила на землю. Она встала и с показной бодростью сказала: — Ночь хорошая, правда? — Неправда, — ответила Варвара. — Брата убили. Что тут хорошего? Больше ничего не сказав, Варвара обошла нас и пошла в сад. Мы с Маринкой помолчали и направились в дом. Гулять нам обеим больше не хотелось. Остановившись около двери, мы с Маринкой переглянулись. — А она действительно пошла гулять? — задумчиво спросила я. — Как ты думаешь? От этой семейки всего можно ожидать. — Знаешь что! — вскрикнула Маринка. — Пошли в нашу комнату, запремся и хоть одну ночь нормально выспимся. Тебе не надоело? — Давно уже, — призналась я. Я взялась за ручку двери и тут услышала шаги и мужские голоса. Оглянувшись, я посмотрела в сад и сперва не увидела ничего, потом различила два силуэта, приближающиеся к нам. — Ну вот и еще любители ночных прогулок, — сказала я Маринке. — Подождем их? Интересно все-таки, кто это. — А мне неинтересно, — твердо заявила Маринка, но с места не тронулась. Все-таки, надо признаться, присутствие вот тут рядом дверной ручки, за которую можно дернуть и потом спрятаться за дверь, вселяло некую уверенность. Мужчины приблизились. В одном, по заплывшей фигуре и по голосу с характерными присюсюкивающими интонациями, я узнала Аркадия, второй же мне был незнаком. Сперва я подумала, что это Виктор, но так как мужчины переговаривались, голос Виктора, который я слышала хоть и редко, но знала хорошо, совсем не напоминал тот голос, который имел идущий с Аркадием человек. Они подошли. — Добрый вечер, — поздоровался с нами Аркадий и замялся, не зная, что сказать дальше. — Вы уверены? — спросила у него Маринка. — Что вечер добрый? — спросил у нас спутник Аркадия. Это был молодой человек приблизительно двадцати пяти — двадцати семи лет. Одет он был в теплую джинсовую куртку, на голове у него была смешная шапка с помпончиком. — Что сейчас вечер, а не утро, — поправила его Маринка, — или на худой конец ночь. — Веселые девушки, — заметил парень, — меня зовут Дмитрий. — Очень приятно, — сказала я и обратилась к Аркадию: — Ваша сестра сейчас гуляет в саду. — Ну и пусть, — просто сказал Аркадий, — мы сейчас пойдем к отцу. Дмитрий — его биограф. Он нарочно приехал в такой день… неудачный. То есть трагичный. Мы с Маринкой промолчали. Мужчины переглянулись и, аккуратно обойдя нас, ушли в дом. Мы с Маринкой, выждав приличные пять минут, в течение которых я выкурила еще одну сигарету, тоже вошли. Миновав сени, мы вошли в коридор и увидели, что верхняя одежда Аркадия и Дмитрия висит на вешалке. — Ты помнишь дорогу в наш аквариум? — спросила я у Маринки. — Почти, — ответила та, и мы наизусть и почти на ощупь пошли искать свои апартаменты. Только мы их нашли и открыли дверь, как весь дом потряс дикий крик старого Траубе: