Что имел в виду мой муж, мы узнали через пять минут. Он осмотрел всю квартиру, причем заглядывая в шкафы, и наконец вошел в ванную. Здесь была еще одна дверь, запертая на щеколду. Роман Андреевич потянул ее на себя и едва успел отскочить в сторону: из «темнушки» вывалился труп, самый что ни на есть настоящий. Труп этот не так давно был молодым мужчиной, с длинными волосами, заплетенными в косичку, и в очках. Стекла выбиты, очки держались на одной дужке, что создавало комическое впечатление, хотя смеяться нам и в голову не пришло. Роман Андреевич быстро обшарил карманы трупа и извлек проездной билет и студенческое удостоверение на имя Фадеева Станислава Николаевича. Мы с Женькой все это время стояли навытяжку и пялились в стену напротив, больше всего на свете боясь случайно опустить взгляд. – Сматываемся, – сказал Роман Андреевич, и мы на приличной скорости ринулись к входной двери, однако, открыв ее почти наполовину, муженек вновь рыкнул: – Держитесь сзади и не высовывайтесь! – И заметно подобрался. Только-только я, почувствовав страшное головокружение, собралась рухнуть в обморок, как последующие за этим события совершенно лишили меня такой возможности, более того, мне пришлось проявлять необыкновенную активность. Дверь подъезда распахнулась, темными тенями мелькнули чьи-то фигуры, и я сообразила, что мы в ловушке. Нападавшие не учли роста и веса бравого подполковника, а также тесноты помещения. Роман Андреевич взмахнул руками, кто-то взвыл, кто-то слабо охнул, точнее сказать, забавно тявкнул, а мы с Женькой, поспешив к месту схватки, смогли лицезреть двоих молодых людей средней комплекции, которые, закатив глазки, размазывались по стенке. Третий пытался удрать, но Роман Андреевич, изловчившись, пнул его в зад, и парень, получив приличное ускорение, не удержался на ногах и тюкнулся лбом о камень невысокого крылечка, всхлипнул и затих. За полминуты мы достигли машины и только было собрались порадоваться нашему везению, как обнаружили крайне неприятную вещь: оба задних баллона проколоты и выглядят весьма плачевно. – Вот черт! – выругался муженек и припустился обратно в подъезд, а мы заметались между подъездом и машиной, не в силах решить, что нам делать. Роман Андреевич в критической ситуации соображал намного лучше нас. Приволок одного из нападавших за шиворот, тряхнул раза три и смог выяснить, где стоит их транспортное средство. Парни особо не мудрствовали и оставили его за сараями. В рекордно короткие сроки их «девятка» лишилась запаски и двух задних колес, зато наша приобрела и то и другое. В продолжение этой операции мы с Женькой стояли, замерев, точно суслики в дозоре, и слабо вращали глазами, но смогли-таки углядеть, как из дома показались два поверженных врага и на завидной скорости растворились за углом соседнего дома. – Спасибо, сынок, – сказал Роман Андреевич парню, когда работа была закончена. – Топай домой и больше не шали, не то я задержусь в вашем городе и позабочусь о том, чтобы ты сел за убийство. – Я никого не убивал, – испугался парень. – А это ты расскажешь прокурору. Мы загрузились в машину и покинули двор. Женька помахала парню в окно рукой, а он сделал слабую попытку ей ответить. Я надеялась, что мы после случившегося как можно скорее покинем город, но Роман Андреевич летел совсем в другом направлении, к тому же рычал и даже матерился, что, в общем-то, ему не свойственно, особенно в присутствии дам. – Ну, менты, – злился он, – ну, работнички! Проверили квартиру, называется. Девки нет три месяца, а какой-то дурак в дверь позвонил, соседей поспрашивал и убрался восвояси. И за что таким козлам деньги платят? – Ромашка, – подала голос Женька, – как же ты догадался о трупе? Это что, профессиональное? – Ага, профессиональное… да там вонь на всю квартиру, неужто не чувствовали? Я точно ничего не почувствовала, должно быть, с перепугу. Роман Андреевич заприметил телефон-автомат и пошел звонить, а Женька вздохнула жалобно и сказала: – Ну вот, теперь начнется. Я эти трупы знаю, стоит одному появиться, и попрут, и попрут. – Что ты болтаешь? – разозлилась я. – Трупов еще только не хватало. – Кому ж они нужны, Анфисушка, но нас-то вряд ли спросят. Теперь попрут… – Да заткнись ты, ради Христа! – не выдержала я. Вернулся муженек и, ни слова не говоря, вскоре свернул возле указателя «Казань». – Ромик, куда это мы? – встрепенулась Женька. – За кудыкину гору, – отмахнулся он, но, взглянув на нас, смилостивился и пояснил: – Номера нашей тачки мальчики видели, и очень возможно, что захотят встретиться с нами на трассе. Так что домой придется добираться партизанскими тропами. Женька, вместо того чтобы еще больше испугаться, приободрилась. – Ты в милицию звонил? – полезла она к Ромке. – А куда ж еще? – А они? – Чего они? – Прониклись? – Почем я знаю? Может, хочешь проверить? – Не-а. Я лучше домой, партизанскими тропами… – Она поскучала, глядя в окно, и начала по новой: – Парня-то допросить надо было. – Какого парня? – Ну… пленного. Может, он чего про Ингу знает? А так выходит, что мы зря сюда ездили и зря головой рисковали. – Вам кто нужен, Лелька? Вот ее и ищите, – вновь зарычал муж, да так, что я поежилась. – На кой черт вам это убийство? Ведь все яснее ясного: Инга свистнула чьи-то деньги или кто-то решил, что она их свистнула, и наведался к ней домой, а этого недоделанного Стасика как раз нелегкая принесла, вот и оказался он в ненужном месте в ненужное время. – Из-за этого Инга и сбежала? – начала соображать я, а Роман Андреевич покачал головой: – Вряд ли. Если верить подруге, исчезла она три месяца назад, а парень убит гораздо позднее. Ты ж сама рассказывала: соседка утверждает, что Инга как-то раз возвращалась, вроде она шум в квартире слышала. Думаю, шумели ребята. А Стасик продолжал заглядывать к Инге, надеясь, что она появится, вот и нарвался. Еще вопросы есть? Нет. Напоминаю: убийство с Лелькой никак не связано, и вы в него не лезьте. Раскрывать убийства – самое ментовское дело, а ваше – придумывать дурацкие истории, одной для издательства, а другой для газеты. Кстати, когда вы возьметесь за работу? – У меня отпуск, – буркнула Женька, а я обиженно отвернулась. До родного города мы добрались без приключений, завезли домой Женьку и отправились к себе. Только отходя ко сну рядом с задремавшим супругом, я наконец-то успокоилась, а заодно и осознала, каким испытаниям и несчастьям мы могли подвергнуться, если б отправились в Нижний вдвоем с Женькой. Нет, слушаться Романа Андреевича иногда очень полезно, и насчет убийства он, безусловно, прав, оно нас совершенно не касается, и пусть милиция с ним разбирается сама. Но где же все-таки Лелька и с какой целью Инга ее похитила? У женщины крупные неприятности, она вынуждена бежать из города и не придумывает ничего лучшего, как похитить ребенка, которого шесть лет назад оставила за ненадобностью в роддоме. Что-то здесь не так, что-то… Примерно на этом месте я и уснула. Утром Роман Андреевич отправился на службу, взяв с меня слово засесть за работу. Конечно, причиной этому была не забота о моем творчестве, а желание держать меня в четырех стенах подальше от трупов. Труп и меня здорово беспокоил, но в поведении супруга я усмотрела посягательство на свои права и затаила обиду, может, оттого и порадовалась, что Женька позвонила ни свет ни заря, то есть позвонила она в 9.30, но для меня это все-таки рановато, потому что, проводив Романа Андреевича на службу, я люблю поваляться в постели. Но я нисколечко на Женьку не разозлилась и даже не сделала ей замечания, ограничившись легким намеком: мол, отчего это некоторым людям не спится даже в отпуске? К намекам Женька осталась равнодушна и начала без предисловия: – Анфиса, у меня в нашей спортшколе хорошая знакомая трудится. Вовку Северцева помнишь? – Ну… – Его сестра. Вовку Северцева я помнила очень даже хорошо, года три назад Евгения Петровна встретила его во время одной из своих творческих командировок на овощную базу. Вовка работал там грузчиком и вместе с базой хирел и нищал на глазах, а в свободное от основной работы время, которого было более чем достаточно, писал прозу и стихи, сплошь состоящие из матерщины. Женька извлекла из недр своей памяти слово «постмодернизм» и принялась активно пропагандировать Вовкино творчество. Не то чтобы моя подружка совсем дура, нет, проблески здравого смысла иногда радуют, правда нечасто, но к творческой интеллигенции она относится с особым трепетом, и трепет этот буквально не знает границ. К этому следует добавить, что Вовка был высок, строен, красив и к тому же блондин, а блондины в Женькиной жизни всегда играли роковую роль. В общем, подружка совершенно потеряла голову от любви к поэту-матерщиннику, при этом она параллельно крутила роман с режиссером нашего драмтеатра. Тому перевалило за шестой десяток, был он нудным, бездарным и об этом подозревал, а от Женькиных прелестей прямо-таки свихнулся и принялся безумствовать. Коварная Женька решила обратить безумства одного возлюбленного на пользу другому и надоумила Вовку написать пьесу, что тот скоренько и сделал. Основным достоинством трагедии, как он ее обозвал, была все та же матерщина. Шедевр назывался «Апокалипсис душ», и речь в нем шла о двух алкашах, которые, заночевав на скамейке в парке, рассказывают друг другу историю своей жизни. Вторым этапом грандиозного Женькиного плана было уговорить режиссера поставить эту пьесу на Малой сцене. И он ее поставил. Можете представить, как далеко к тому моменту зашло его сумасшествие. Пьеса произвела впечатление: ни один из сидящих в зале не смог досмотреть ее до конца, хотя излияния двух алкоголиков были изрядно разбавлены музыкой (громкой) и двумя почти голыми девицами, которые, бог весть по какой нужде, время от времени появлялись из-за кулис и замирали в очень странных позах. Как выяснилось позднее, именно они и были душами тех самых алкоголиков. В общем, талант драматурга и талант режиссера сделали свое дело: видеть это было невозможно. Женьку постигло сомнение в отношении гениальности возлюбленного, потому что из зала она, несмотря на большую любовь, сбежала первой, умыкнув и меня. И все-таки подружка с нечеловеческим упорством продолжала пропихивать возлюбленного на Парнас. Организовала ряд статей в местной прессе, довела нескольких граждан до предынфарктного состояния, но своего добилась: Вовка, а заодно и зануда-режиссер стали очень модными. Возлюбленный от такого-то счастья окончательно спятил, а в Женьку вцепился, точно клещ, справедливо подозревая, что без нее популярность его не стоит ломаного гроша. На людях Женька демонстрировала безоблачное счастье, а оставшись наедине со мной, высказывала крамольные мысли в адрес любимого, потому как к этому моменту осточертел он ей хуже горькой редьки. Но о том, чтобы просто указать опостылевшему любовнику на дверь, не могло быть и речи, и Женька вновь взялась за работу. Лишив здоровья еще нескольких людей, она выбила-таки для Вовки творческую командировку в Германию. Из Германии Вовка не вернулся, где-то возле кого-то пристроился и, по слухам, даже издавал какой-то журнал. Режиссер тоже пошел в гору, его пригласили разом три театра, и он в конце концов покинул наш город, к огромному облегчению подружки. В общем, любовная история имела вполне счастливое завершение, чего не скажешь о других Женькиных историях. К родственникам некоторых бывших возлюбленных подружки я бы ни за что не рискнула сунуться, здесь же совсем другое дело, и, выслушав ее, я подумала, что заявиться к сестре Вовки, которого Женька буквально выпестовала, мы можем, не опасаясь, что нам укажут на дверь. Одевшись в рекордно короткие сроки, я отправилась в гараж за машиной и вскоре уже тормозила возле Женькиного подъезда. Она стояла на балконе и, заметив мое появление во дворе, замахала руками, точно тонущий при виде спасательного катера. – Выходи! – крикнула я, выглянув в окно машины, потому что подниматься на второй этаж мне было лень. Женька вышла. С утра было прохладно, и по случаю этой самой прохлады Женька вырядилась весьма оживленно: короткая кожаная юбка, красные колготки в крупную клетку, оранжевые башмаки и замшевый френч, одетый на голое тело и застегнутый на одну пуговицу. Во дворе было довольно многолюдно, но никто при виде Женьки не упал и даже не споткнулся, что меня слегка удивило. Впрочем, Женька всегда одевалась на редкость оригинально, а в этом доме жила уже давно, и к ее выкрутасам, должно быть, привыкли. Подружка села рядом со мной, с недоумением воззрилась на мой английский костюм бутылочного цвета и досадливо проронила: – Одеваешься, как секретарша. Ты ж творческая личность, где твоя фантазия? – Заткнись, а? – ласково попросила я, трогаясь с места. Спортшкола находилась примерно в пяти троллейбусных остановках от Женькиного дома. Время, потраченное на дорогу, она решила посвятить воспоминаниям и, мечтательно глядя в окно, сказала: – Как там Вовка в Германии? Ничего о нем не слышно… – Может, вернется, – заметила я. При этих словах Женька насторожилась и спросила: – Чего это ему возвращаться? – Вдруг немцам надоела наша матерщина? – Здесь-то она тоже без надобности… и вообще, хватит болтать глупости, надо о деле думать… Какое дело она имеет в виду, я не совсем поняла, но задумалась. Тут мы как раз въехали во двор спортшколы, Женька ткнула пальцем в обшарпанную дверь и заявила: – Вон туда. – Может, Вовкина сестра в отпуске, надо было позвонить сначала. – Поучи, – перебила Женька. – Я с ней договорилась по телефону, она ждет нас в кафетерии. Приткнув машину на крохотной стоянке, где каким-то чудом уместился десяток авто, мы вошли в здание спортшколы, поднялись на второй этаж и гулким коридором добрались до кафетерия. Здесь за одним из столов сидела девушка, в которой я сразу же признала Вовкину сестру, так они были похожи. В дорогом спортивном костюме выглядела она просто потрясающе, к тому же была натуральной блондинкой, а мне свои волосы приходилось подкрашивать. При виде нас девушка поднялась и широко улыбнулась, а Женька помахала ей рукой. – Это Лена, – сразу же перешла к делу подружка. – А это Анфиса. У нас к тебе несколько вопросов. – Мы устроились за столом, Женька придвинулась ближе к собеседнице и спросила: – Ты была знакома с Трусовым Станиславом Евгеньевичем? – Разумеется, – удивилась Лена. – Кто ж его здесь не знал? Он погиб пять лет назад вместе с женой, ты, наверное, слышала? – Слышала. А что он был за человек? – Ну… – Лена пожала плечами. – Хороший организатор, отличный тренер, все чемпионы его… Да об этом в городе каждая собака знает. – Все это чемпионство меня не интересует, – вздохнула подружка. – Хороший он был человек или не очень? – Ответить на это не так-то просто, – покачала головой Лена. – Когда я училась в этой школе и Трусов был царь и бог, кое-какие вещи мне казались страшно несправедливыми. Теперь я сама тренер и многое вижу иначе. А оценить его человеческие качества затрудняюсь, я была девчонкой, одной из многих, что я могла знать о нем? Так, всякие слухи… Но одно несомненно, он был жестким человеком, с принципами. И он им следовал. – А как же его дочь? – Инга? – Лена помолчала немного и покачала головой: – Дочь – это дочь. – Ты была с ней знакома? – Конечно. – Расскажи о ней. – А что случилось? – Доберемся и до этого, – заверила ее Женька.