— Соловьевой сейчас нет, — протянула Елена. — Странно, — удивилась я, — вроде сегодня ее смена, или я ошиблась? Управляющая повернулась к бармену. — Коля, присмотри за залом, если я понадоблюсь, зови, буду в комнате отдыха. — Не волнуйтесь, — меланхолично ответил парень, — еще не вечер. — Твоя правда, — вздохнула Елена и указала мне на маленькую дверь. — Пойдемте, там потише, здесь галдят, трудно разговаривать. — Не очень у вас просторно, — отметила я, когда мы оказались в пятиметровой комнатушке, одну из стен которой украшали грозные объявления «Не курить», «Не есть», «Не читать». — Странно, что барин не велел написать «Жить запрещается», — ухмыльнулась Елена Михайловна, усаживаясь на колченогую табуретку. — Отличная у нас комната отдыха, да? Глава 14 — Уютной ее назвать трудно, — согласилась я. — Тут, похоже, даже чайника нет. — Нам не разрешают есть в подсобке, — пояснила управляющая. — Целый день бегать голодными? — возмутилась я. — Ваш хозяин очень добрый человек. — На обед отводится двадцать минут, можно заскочить в «Бургер-плаза», — вздохнула Елена, — напротив нас дверь. Там дешевле, но очень однообразно: картошка-фри, гамбургер, пирожок с клубникой. Через неделю надоедает. — У вас более разнообразное меню? — подхватила я удачно завязавшуюся беседу. Елена быстро взглянула на дверь. — Вы кто? — Даша, знакомая Иры, — улыбнулась я. — Жаль, что она заболела. Ирочка не сказала, что с ней? — Аппендицит, — ответила Елена Михайловна. — На работе дней десять не появится, ей вчера сделали операцию. Ирина очень ответственный человек, попросила врача звякнуть мне на мобильный около часа ночи. Честно говоря, я была поражена. — Чему? — не замедлила спросить я. — Аппендикс может воспалиться у любого человека. — Меня поразил не факт болезни, хотя он тоже необычен, — вздохнула Елена. — А сам звонок. Не ожидала, что Ирина знает мой номер. Меня охватило недоумение. — Вы же сменяете друг друга, неужели не обменялись номерами? Елена Михайловна закинула ногу на ногу. — Ирина чрезвычайно закрытый человек. Робот, механизм без эмоций. Работает в «Фасоли» не первый год, но я о ней ничего не знаю, остальные, кстати, тоже. Идеальная служащая, мечта любого хозяина, стоглазая управляющая, от нее невозможно ничего скрыть. К Ирине никогда не приходят ни знакомые, ни подруги. Она не опаздывает, не пропускает работу и действует четко по инструкции, не дает ни малейших послаблений персоналу. Каждую смену педантично заполняет листок нарушений. Мне из-за нее постоянно от хозяина влетает. — Вы в одном статусе? — поинтересовалась я. Елена тяжело вздохнула. — Должность называется красиво: «управляющая», но на самом деле ты розга для официанток, боксерская груша для посетителей, девочка для битья Леонида Петровича, владельца кафе. Смена двенадцать часов, мы с Ириной работаем по очереди. Леонид придумал жесткую систему штрафов. Кое-какие его карательные меры правильные. Ну, например, приказ мыть руки после посещения туалета. Наши официантки не очень чистотой заморачиваются. Если я замечаю, что кто-то руки не ополоснул, обязана отметить имя неряхи в листке, сдать его после смены, а у девчонки в конце месяца из зарплаты произведут вычет. Вот там, у окна, висят правила, хотите прочитайте, занимательный документ. Я повернула голову и прищурилась. «Опоздание на работу, за каждые пять минут — 10 руб. Грязные руки — 20 руб. Курение во дворе — 30 руб. Обувь не по форме — 50 руб. Отсутствие формы — 200 руб. Грубость клиенту — 1000 руб. Еда в комнате отдыха — 300 руб. Использование служебного телефона в личных целях — 300 руб. Употребление алкоголя, наркотиков — немедленное увольнение. Пропуск работы без справки от врача — немедленное увольнение». — Здорово, да? — хмыкнула Елена Михайловна. — Концлагерь. Вроде десятка — не большая потеря, но к концу месяца ползарплаты тю-тю. — Этак ваш Леонид Петрович останется без работников, от него все убегут, — не одобрила я сурового владельца «Фасоли». — Ошибаетесь, в Москве безработица, — не согласилась Елена. — Одна девчонка уйдет, на ее место сразу пятеро просится. — В столице много заведений общественного питания, зачем молодым женщинам добровольное рабство у Леонида Петровича? — удивилась я. Елена Михайловна начала покачивать ногой в черной лодочке на высоком каблуке. — Так, да не так. Элитные рестораны, куда ходят богатые и знаменитые, ни одного служащего, даже уборщицу при сортире, с улицы не возьмут. В первоклассные заведения требуются люди, имеющие не менее десяти классов образования, хорошие рекомендации и знание английского языка в объеме, достаточном, чтобы обслужить иностранца, добавьте сюда приятную, хоть и не модельную внешность. — Красавицам карьера официантки заказана? — с недоверием перебила я. — Всегда считала, что наоборот. Управляющая поправила завитую челку. — Скандал никому не нужен. Не дай бог, посетитель на девчонку западет. Обычная внешность предпочтительнее. Если человек работает в трактире суперразряда, он держится за место. Всякие там «Быстробургеры» и «Китайская лапша» предпочитают нанимать студентов. Низший сегмент — стеклянный павильон в Зюзюкино, где в меню пиво, водка, пельмени плюс люля-кебаб из мяса, которое поймали во дворе. Стремное место. Туда берут в основном гастарбайтерш. Ресторанов, подобных «Фасоли», не так уж и много. — Их полно, — уперлась я. — На одной улице с вами четыре штуки. — И все пустые, — терпеливо пояснила Елена. — Хозяева цены подняли, посетители туда не заглядывают, а у нас демократично, поэтому народу толпа. Ирина никому ничего не прощает, непонятно, как она все заметить успевает. Я не могу одновременно за залом смотреть и на дверь туалета коситься. Потому к вечеру у Соловьевой лист нарушений целиком исписан, а у меня и на треть не заполнен. Леонид посмотрит и ну орать: — Елена! Плохо выполняешь свои обязанности! Учись у Иры, у нее муха мимо носа не пролетит. — Представляю, как Соловьеву не любят в коллективе, — протянула я. — Верно, — согласилась Елена, — но ей на отношение людей плевать. Одно могу сказать: Соловьева никогда исподтишка не действует, ничего личного не демонстрирует. Приметит непорядок, подойдет и скажет: «Таня, чулки не прозрачные, а темные, ты курила во дворе и опоздала на восемь минут с обеда». Татьяне остается лишь руками разводить — сама виновата. Но так, чтобы тайком безобразия сотрудникам приписывать, — нет. Ирина очень честная, до глупости. Месяца два назад она после закрытия ресторана нашла кошелек. В нем не было никаких документов или кредиток, только сто тысяч рублей. Служащие ушли, Ира одна была, могла себе деньги забрать, никто б и не узнал. Но Соловьева объявление на двери повесила и на нашем сайте. Бармен Коля возьми да и скажи: «Стоит ли так беспокоиться? Что упало, то пропало!» Ирина ему в ответ: «Жизнь — улица с двусторонним движением. Как ты поступишь, так и с тобой будут. Честность — лучший способ сделать жизнь счастливой и избежать неприятностей». С Ириной что-то случилось? — спросила управляющая. Я замялась. — Я не болтлива, — продолжала Елена. — Но и не глупа. В первый раз Ирина заболевает, и через несколько часов, опять же впервые, здесь появляется ее подружка, внезапно решившая пообедать в «Фасоли». Вы бы не удивились? Так что произошло? Ира жива? Я решилась на откровенность: — Вчера вечером Соловьева ушла из дома и до сих пор не вернулась. Ее дочь, школьница, очень нервничает. Она, как и вы, уверяет, что у мамы нет ни подруг, ни близких знакомых, девочка никогда не видела дома гостей, Ирина не устраивала праздников, вечеринок. — Похоже на правду, — перебила меня Елена, — Ирка всегда вызывается работать тридцать первого декабря, и в другие праздники спокойно выходит, поэтому я считала ее одинокой. О дочери впервые слышу, она о ней даже не намекала. И в коллективе ни с кем близко не сошлась. Правда, у нас текучка большая, работа пахотная, почесать языком некогда, но ведь что-то узнается случайно. Девушки хвастаются покупками, подарками от парней, цвет волос изменяют, новую губную помаду покупают. С любовником-мужем-родителями повздорят, всю смену носом шмыгают, отдых планируют, кредит берут. А Соловьева как автомат. Пришла, ушла, никто ее злой, обиженной, радостной или в слезах не видел. Штирлиц рядом с ней отдыхает. — Попытайтесь предельно точно вспомнить, что она вам сказала, — попросила я. — Звонок раздался почти ночью. Вы, наверное, испугались? — Мало кто обрадуется, если за полночь мобильный задергается, — заметила Елена. — У меня мама с диабетом. Первая мысль, когда я трубку схватила, была: «Мамуле плохо!» Но из трубки раздался мужской голос: — Извините за беспокойство. Говорят из клиники по поводу Ирины. Елена Михайловна почувствовала невероятное облегчение, потом — удивление. — Какой Ирины? — Соловьевой, из «Фасоли», — пояснил звонивший. — Ее увезли на операцию. — Господи, что произошло? — испугалась Елена. — Приступ аппендицита, — без задержки ответил врач. — Она просит вас завтра выйти на работу, заменить ее. Пожалуйста, предупредите начальника: Соловьева в клинике, просит десять свободных дней, бюллетень представит. — Пусть не беспокоится, — остановила доктора Елена, — она за два года на моей памяти ни разу не болела, имеет право спокойно лечиться. — Все? — уточнила я. Елена кивнула. — Что-нибудь показалось вам необычным? — наседала я. — Кроме самого звонка, нет, — протянула коллега Соловьевой. Я кивала в такт ее словам. Все бы ничего, но есть несколько штрихов, которые заставляют насторожиться. Ариадна Олеговна упомянула, что характер дочери окончательно испортился после того, как ей в тринадцать лет удалили аппендикс. Может ли у человека вырасти второй? Ладно, предположим, Ира анатомический уникум, у нее с течением времени появился еще один аппендикс. Но Кузя по моей просьбе вчера поздно вечером проверил больницы и морги. Ни в одном учреждении Ирины Соловьевой нет. Хорошо, допустим, в регистратуре напутали. Или ее привезли после того, как Кузя прошерстил врачебные записи. Но почему Ира не предупредила Катю? Мать забыла о дочери? Ей успели дать наркоз, а она последним усилием уходящего сознания вспомнила о работе, но не о своей девочке? Оставила Катю мучиться в неведении? — Более ничего не знаю, — расстроенно сказала моя собеседница. Дверь в комнатушку приоткрылась, всунулась девушка, кудрявая, как барашек. — Елена Михайловна, там посетитель скандалит. Он заказал котлеты из курицы с жареной картошкой, ему их подали с гречей. Съел спокойно, а сейчас говорит: «Не хочу платить, не то принесли». Управляющая встала: