– Нет, что ты. Чаще бывает хуже – ты отлично справляешься. Многие из нас годами видят такие кошмары, что никакой чай не успокаивает. – Но почему? Да, это тяжело, и страшно, и больно… Но что должно сниться, чтобы спустя годы так реагировать? – У всех свои кошмары, Элис. Кто-то был слишком привязан к прошлой жизни, кто-то так и не научился жить новой… А у других за плечами такое прошлое, что кошмары – самое малое из возможных наказаний. – А кто здесь наказывает? – Совесть. Как бы банально это ни звучало, но это наш самый жестокий каратель. И еще, конечно, память. – А что снится тебе? – Элис хотела извиниться за бестактность, но Ветер без малейших колебаний ответил: – Небо. Одно маленькое слово – а в нем собралось столько боли, что Элис захотелось убежать из этой кухни куда-нибудь на край земли, лишь бы не видеть этих подрагивающих опущенных век, внезапно заострившихся еще больше скул и часто поднимающейся грудной клетки. Ветер беззвучно шевелил губами и как-то неосознанно сжимал кулон, висящий на тонкой серебряной цепочке. Когда он опустил руку, Элис увидела, что это было маленькое резное облако, сделанное тоже из серебра. – Для поднебесного нет ничего дороже неба, Элис. – Поднебесного? – Не думаю, что моя история – это то, что тебе нужно в первую ночь. Она печальна, как и все в этом мире. – Любая история будет лучше, чем попытка не вспоминать и не плакать, тебе так не кажется? Тем более я очень хочу услышать твою, узнать о том, как живут в других мирах – не таком, как жила я. – Тогда я, пожалуй, тоже не откажусь от чая. – Он легко поднялся на ноги и включил чайник. Глядя на его движения, Элис чувствовала себя неповоротливой и неуклюжей. Если бы этого мужчину звали как-то по-другому, ему стоило бы дать прозвище, потому что он действительно был воплощением ветра: сильный и ловкий, успокаивающий и чарующий. Словно невесомый, он передвигался по кухне, переступая бесшумно и грациозно. Ветер взял в руки широкую белую чашку и уселся по-турецки на пол рядом с Элис. Пар маленьким беззаботным облачком поднимался над чаем, пока голос нового соседа уносил девушку куда-то далеко-далеко, в другую реальность… – Мой мир прекрасен и таинственен, Элис. Все в нем подчинено Стихиям – они дают нам жизнь, они окружают нас повсюду, а мы служим им верно и преданно. В наших морях и океанах живут Водные – они гибки и легки, они могут дышать под водой и не прятать глаз от ее соли. Они знают язык рыб и дельфинов, они направляют течения и берегут воду для мира. Земляные служат Земле: в лесах и на полях, на равнинах и в горах. У них очень крепкие ноги и руки, а кожа не боится царапин и трещин. Огнеры поклоняются Солнцу и умеют управлять огнем. Если бы ты только видела искры, летящие по смуглой коже, срывающиеся с пальцев и наполняющие воздух треском самой Жизни… Огнеры очень красивы – они стройны и изящны, словно языки костра, их волосы цвета пламени длинны и мягки, взгляд – лукавый и острый, ведь огонь может и обжечь. Сколько стихийных сгорело в пламени их страсти… Ветер погрузился в воспоминания целиком, словно нырнул в глубокую воду, что сомкнулась над его макушкой. Он не замечал завороженного взгляда Элис, которая чувствовала его голос кожей, словно легкое дуновение настоящего ветра, от которого кружилась голова и хотелось остаться на месте навсегда. – И есть такие, как я, – Поднебесные. Служители Воздуха и воины Неба. Нас легко обнаружить среди других. Не из-за роста или цвета кожи, Элис. Все дело в крыльях: Поднебесные почти не ходят по Земле – они летают в своей родной стихии. Полет… Ты знаешь, что это такое? Ты видела, как прекрасны облака, когда до них можно дотянуться рукой? Как безгранично Небо и как оно свободно? Когда твои крылья делают взмах, расправляются и несут тебя вверх – и ты ощущаешь силу, счастье и восторг – это ни с чем не сравнимо, нет ни в одном языке таких слов, чтобы описать это состояние… Я был Поднебесным, молодым и счастливым. Как и все в нашем мире. У нас не было войн и разрушений – только мир и гармония. Как такое возможно? Просто все были на своих местах, все выполняли свою работу и не нарушали правил. Как бы это ни звучало для вас, но наш мир был счастлив, потому что был строго дисциплинирован. А как же свобода, да? Вы, люди, всегда задаете этот вопрос. Но для чего вам эта свобода, если она ведет к хаосу, боли и смертям? Моя свобода была там, в Небе – и другой мне не нужно было. А тут я оказался из-за любви. В любых мирах ищи любовь – и ты найдешь ответы на все вопросы. Ветер отпил из своей чашки и тяжело вздохнул. – Ты влюбился не в ту девушку? – Я? Нет. Я не влюблялся, Элис. – Но… – Давай по порядку. – Ветер повел плечами, словно пытался расправить крылья. Ненужные рефлексы – самые болезненные. Элис это знала не понаслышке: поправлять несуществующие волосы она так и не разучилась. – В нашем мире все живут по правилам. Их не так уж много: выполнять свою работу, не мешать другим, не использовать стихии во зло и не смешивать виды. Все дело в том, что наши расы могут продолжать существовать только внутри своего вида. Если у ребенка будут родители из разных стихий – он будет проклят, ибо не найдет себе места. Таких детей убивают сразу после рождения. Это жестоко, да, но с другой стороны – милосердно. Понимаешь, Элис, ребенку с жабрами и крыльями, к примеру, не взлететь, но и под воду не уйти. Крылья горят от искр, а земля погибает от большого количества воды. Такие дети… Им негде жить, не с кем. Поэтому мы строго соблюдаем традиции. Но я говорил тебе о том, как прекрасны и коварны Огнеры, ведь так? Они могут соблазнить любого – и моя сестра не устояла. Ее звали Сияющая. Она была беззаботна, молода и очень красива. А еще она не боялась Огня – и летела на его свет. И Огонь полюбил ее душой Пламенного – так звали ее избранника-Огнера. Они скрывали свою любовь, пока не выяснилось, что Сияющая носит ребенка. Это было большим испытанием – знать, что твое дитя обречено. И я не выдержал – нарушил закон. Ради сестры, ради маленького крылатого комочка с янтарными глазами. Ее назвали Искра и спрятали от всех в горах – слишком высоко для Земляных, но достаточно низко для Поднебесных. Я ухаживал за Искрой, чтобы отвести подозрения от Сияющей, – мы всем сказали, что она родила мертвого ребенка. Моя сестра очень изменилась: она много плакала, молчала и почти не летала. Все думали, что она убита горем, но она была убита разлукой с дочерью. А еще пониманием того, что рано или поздно все узнают об Искре, и тогда мы не сможем ее спасти. Правила придуманы не просто так, Элис, в них наша сила и стойкость нашего мира. Но где-то глубоко в душе я надеялся, что Искра выживет, что она сможет совладать с обеими стихиями – и тогда наш мир ее примет. Все мы думаем, что можем изменить мир, не так ли? Что в нашем случае получится по-другому, ведь иначе и быть не может! Самонадеянные, молодые и глупые. Конечно, один раз на тысячу этот шанс срабатывает, но я не стал тем самым счастливчиком. Ветер устало потер переносицу и поставил на пол чашку с давно остывшим чаем. Элис понимала, что он не желал показывать, как дрожат его руки. С одной стороны, ей хотелось прекратить эту муку, ведь именно она виновата в том, что сидящий рядом с ней парень горит в собственном аду, вспоминая прошлое. Но, казалось, стоит прервать его – и эти невысказанные воспоминания взорвут его голову и разорвут на части душу. Если там еще осталось что рвать. – Они нашли Искру. Я видел, как ее – маленькую и плачущую – вынесли из пещеры и понесли на Сбор. Туда же притащили мою сестру и Пламенного. Меня, конечно, тоже, но я не осознавал, что происходит. Я не мог оторвать взгляд от Искры и Сияющей. Я знал, что нас всех ждет. И не мог, не мог допустить их смерти! Это было очень несправедливо, чудовищно и… правильно. Это было по Закону, Высшему Закону, который был создан задолго до моего рождения. Кто я такой, чтобы идти против? Но безумная любовь к этим двум самым дорогим людям в моей жизни перекрывала все, даже силу Закона. Ветер замолчал, и Элис старалась даже дышать тише, чтобы не разрушить это хрупкое забвение, ведь дальше, как она понимала, будет самая страшная часть истории. После тяжелого вздоха Ветер продолжил: – Я вырвался из рук стражей. Бросился к этой толпе, умоляя не убивать Искру. Я все говорил, и говорил, и говорил… Но мои доводы, что она имеет такое же право на жизнь, как и все остальные, разбивались о традиции и устои нашего народа. Тогда я стал кричать, угрожать, закрывая собой маленький орущий комочек. А Искра… ее маленькие крылья внезапно раскрылись и подняли ее над Землей. Этот рефлекс был в крови Поднебесных, но ведь она была таковой лишь наполовину. Да, она была еще малышкой и не понимала, что происходит, но чувствовала всеобщую озлобленность и мою тревогу. И другие – Огнерские – рефлексы тоже проснулись в ней. От искр, бегущих по коже, ее крылья загорелись… Элис видела, как плакал ее отец. Как плакал Маркус, когда узнал о ее болезни. Но немые слезы Ветра, которые так и не коснулись кожи, но слышались в каждом слове, виднелись в резких движениях кадыка, ощущались в неровном дыхании – эти самые невыплаканные слезы разбивали на части ее сердце. Это было действительно страшно. Таким бывает не легкий летний ветерок, так ураган срывает шаль со стоящей на краю пропасти надежды. – То, что случилось с Искрой, было куда красноречивее моих слов. Толпа бесновалась и ждала расправы. А нам… Нам было уже все равно – мы получили свое самое большое наказание. Я взял всю вину на себя, потому что не хотел больше страданий сестры, потому что не вынес бы ее мучений, потому что мне было уже все равно, что сделают со мной. Вот только Сбору было не все равно, как оказалось. Они решили преподнести урок всем остальным. Глава Поднебесных собственноручно поднял меня очень высоко и… отрубил мои крылья. Элис задохнулась на этих словах. Ветер помотал головой, мол «не пугайся, все прошло», но дальше голос его звучал совсем надломленно. – Я не чувствовал боли, страха, обиды… Я был в ужасе от того, что больше не смогу летать. Как жить дальше, если у меня нет крыльев? Если Небо теперь – далекое и недоступное? Если единственное, что я умею и хочу, теперь навсегда осталось в прошлом? Я знал, что внизу меня подхватят, смоют кровь, залечат раны, но… Я не хотел жить без полета. Мое сердце остановилось еще до того, как я достиг Земли. А потом я проснулся здесь – тоже без крыльев, как видишь. – Ты жалеешь? – О чем? О том, что спасал Искру? Нет. О том, что взял вину на себя? Тем более. – Я о том, что ты… оказался здесь. Ведь ты мог остаться в своем мире. – Не мог, Элис. Там нет места бескрылому Поднебесному. – А здесь есть? – Не хотелось, чтобы фраза звучала грубо, но по-другому сформулировать ее не вышло. Правда не всегда ведь звучит приятно. – Здесь всем есть место. – Ветер легко поднялся на ноги и поставил на стол недопитую чашку чая. – Нужно только найти его. И принять. Доброй ночи, Элис. Бесшумно он покинул кухню, оставив недоумевающую девушку одну. Голова разрывалась от мыслей. От последних слов Ветра, которые звучали не иначе, как вызов. От его страшной истории. А еще от понимания того, что у каждого здесь есть маленький личный ад. Что в принципе у каждого человека есть такие истории, от которых бросает в дрожь, наворачиваются слезы или сжимаются кулаки. Вот только мы так зацикливаемся на себе, что кажется – твое горе самое страшное во всем мире. И если утром в разговоре с Эваном ей удалось заткнуть свой внутренний голос, то сейчас он разгулялся, заставляя Элис чувствовать себя виноватой. А еще очень-очень одинокой. Потому что горе у каждого – свое. И кошмары свои. И встречаться с ними ей тоже придется один на один. Элис поднялась на ноги и направилась в свою комнату, отчетливо осознавая, что ей ничего не остается, кроме как отдаться на волю памяти. Так же как это сделали все остальные. Потому что, хоть они и герои разных историй, новая реальность у них на всех одна и ее правила никого не обходят стороной. Заворачиваясь в одеяло, Элис мысленно пожелала себе доброй ночи. И тут же исправилась: – Скорейшего утра мне. Глава 3 Я не исчезну без следа Утро никак нельзя было назвать добрым. Ни то, самое первое, которое Элис провела в своей новой постели, ни все последующие. Оно становилось небольшим облегчением, дозой обезболивающего, крохотной надеждой. Но ночи были такими тяжелыми, а сны – реалистичными, что к утру сил не оставалось. Ни моральных, ни физических. Словно всю энергию высасывали воспоминания, которые хороводили во снах, изощренно переплетаясь с иллюзиями и страхами. Поэтому каждое утро было разбитым, скомканным, тяжелым, безэмоциональным, но никак не добрым. Неделю Элис играла роль овоща. Она с трудом поднималась с постели, плакала в душе, спускалась к завтраку, стараясь не замечать сочувствующих взглядов и раздраженных хмыканий. А потом сбегала. Сбегала на пляж – смотреть на океан и думать. Вспоминать, задаваться бессмысленными вопросами и скучать. А еще мечтать, чтобы это все оказалось сном. Маленькая частичка Элис так и не поверила во всю историю с персонажами и смертью. Может ведь все оказаться просто ее воображением, эффектом лекарств или поехавшей на фоне болезни крышей… Но даже если это и было сном, то он никак не хотел заканчиваться, а значит, Элис стоило принять свою персонажность и жить. Вот только это не так уж и просто. Не сложно, конечно, чего тут сложного: просыпайся, делай что-нибудь, чувствуй, принимай решения… Вот только что делать? Какие решения принимать? За что браться в этом чертовом мире сплошных мертвецов? Элис раздражала саму себя апатией, затыканием внутреннего голоса, который после разговора с Ветром затыкаться никак не хотел, и глупой растерянностью. Поэтому в очередное безобразное утро она неожиданно выдала: – А почему у вас здесь так уныло? На мгновение все застыли с приборами в руках: лучшее время, чтобы затеять такой разговор, – естественно, завтрак. – На себя бы посмотрела! – Шипение Ирга раздражало не меньше, чем в первый день, но хотя бы не пугало. – Деточка, ты о чем? – Костра обеспокоенно смотрела на Элис, успевая при этом подливать молоко ей в кофе. – Этот дом – он же никакой. Он ничего не говорит о вас, словно здесь никто не живет… – Это временный дом, Элис. – Серьезно? – Она сделала глоток и по привычке обняла кружку двумя руками. – Эван, сколько ты здесь живешь? Можешь не отвечать, все и так знают. А Костра? Вик, Ветер… Это наш дом! – Тебе необязательно здесь оставаться… – А если я хочу? – Но ты ведь можешь поселиться где угодно! Ты не видела ни домов в центре с квартирами на последних этажах, ни маленьких домиков для пары человек, ни других городов, в конце концов. – Эван. – Всего одно слово, но он тут же понял, что продолжать расписывать возможности мира не стоит. – Малышка решила жить. Это надо отметить! – Родж хлопнул своей огромной ладонью по столу, отчего пара ближайших тарелок подпрыгнули. – А тебе лишь бы напиться. – Вик, детка, не будь занудой. Что еще остается? – Не спиваться! – Мика пододвинула к бородатому байкеру кувшин с соком. – Вот, гораздо вкуснее и полезнее. И нам спокойнее. Послышались сдавленные смешки: все явно вспоминали, как злая Мика в одном белье гоняла по двору пьяного Роджера, который полез к ней в кровать с поцелуями. Таких изречений от воспитанной польки не ожидал никто. Эта парочка перебудила несколько соседних домов, поэтому представление наблюдала пара десятков человек. Стоит отметить, что после инцидента курьер ежедневно доставлял цветы для «темпераментной богини», «страстной польки» и «восхитительной женщины». Микалина только качала головой и пристраивала очередной букет. – Действительно, почему все настолько… обезличено? Да, Сэм вернулся, а Принцесска съехала, но большинство живет здесь давно, а мы с Элис тоже пока не собираемся переезжать. Это наш дом, так, может, стоит сделать его действительно нашим? – Мика, ты же понимаешь, что у нас нет фотографий, которые хотелось бы повесить на стены и поставить в рамки. – Костра легонько ударила по руке Роджа, который тянулся за очередным куском пирога. – Оставь другим, glotón![1] – Да, у нас нет ничего из прошлых жизней… – Вик машинально коснулась татуировки на левой руке.