Он стал разматывать что-то со своей шеи. Йель видел Чарли одним силуэтом и не мог рассмотреть, что это, понятно было только – что-то очень длинное. – Это шарф Нико? Он пытался сложить историю. Как все разом оставили выпивку и пошли на Кларк-стрит, завладеть личными вещами Нико. Как они фактически грабили квартиру, из самых благородных побуждений. А его там не было. Нико повсюду носил этот полосатый оранжевый шарф. Зимой именно по этому шарфу его можно было узнать на улице даже издалека. – А как же официанты? Мальчики с подносами? – Полагаю, они отчалили. Мы просто переместили вечеринку. Но ты был занят бог знает чем. – Чарли, я лежал плашмя. Минут пять, наверху. Может, прошло полчаса, но разве это имело значение? – Я знаю, где ты был. Это была главная тема разговоров. – И никто не зашел за мной? – Мы не хотели мешать тебе. Чарли, похоже, злился – прямо кипел, того гляди взорвется. – Мешать лежать с расстройством желудка? – Все видели, как ты пошел наверх с Тедди. – Тедди? – ему хотелось рассмеяться, но он сдержался, а то получилось бы, что он оправдывается. – Тедди ушел. Он вышел на улицу, когда началось слайд-шоу. Чарли стоял молча. Возможно, он что-то обдумывал, а может, сдерживал рвоту. – Даже если бы он не ушел, – сказал Йель, – на кой он мне? Слушай. Я пошел наверх потому, что хотел побыть один. – Я его видел, – сказал Чарли медленно, неуверенно, – во время слайд-шоу. – Ты имеешь в виду на фото? Тедди в образе Шер? Чарли, сядь, – Чарли продолжал стоять. – Слушай: меня мутило, и я спустился минут через пять, может, десять. Максимум, пятнадцать. И я подумал… даже не знаю, что я подумал. Все ушли, и я остался совсем один. Это был самый, блядь, странный момент в моей жизни. И я все еще не понимаю, почему ты пришел домой через десять часов. – Я… Мы потом загуляли. Судя по голосу, Чарли был, как ни странно, разочарован – похоже, он копил столько злобы на Йеля за то, что тот изменил ему с Тедди, что теперь не знал, куда ее девать. – Фиона сказала, ты был с Тедди. – Значит, все, кто это видел – это Фиона? – В основном. – Фиона напилась. И, боже мой, она на ногах не стояла. – Вас обоих не было. Вы оба исчезли в одно время. – И она видела, как мы занимались этим? Как он нес меня наверх, словно невесту? – Нет, она просто… Я спросил, где ты, а она сказала, наверху. И я сказал: «Что он там делает?» А она сказала: «Думаю, он там с Тедди». Он замолчал, словно только что понял, как нелепо это звучит. – Ну, хорошо. – Но она и потом это говорила. – Ну, она напилась. – Ложись спать, – сказал Чарли. – Я приду через минуту. Йель не ожидал, что уснет, но когда снова открыл глаза, было шесть утра, а рядом свернулся клубком Чарли. На его тумбочке стояли два полных стакана воды и пузырек аспирина, помимо привычного флакона с витамином В и женьшенем; он подготовился к похмелью. И в обычный день Йель предпочел бы не видеть эту картину, но сегодня – особенно. Ладно хоть свою газету Чарли сдал на этой неделе в типографию пораньше, чтобы они все могли пойти на вечеринку. Утром водители развезут тираж, пока сотрудники будут отсыпаться или обниматься с унитазом. Он смотрел, как ребра Чарли поднимаются и опадают под бледной кожей. Его плечи, лицо и руки усеивали светлые веснушки, но грудь была чистой, как слоновая кость. Его кожа была такой нежной, словно не знала ни солнца, ни ветра, и когда под ней показывалась кость – локоть, колено, ребро – казалось, что-то чужеродное проступает под шелком. Йель принял душ и оделся, стараясь не шуметь. Завтракать не хотелось. На полу лежал оранжевый шарф Нико, вместе с одеждой Чарли. А на кухонной стойке, в магазинной сумке, обнаружились полупустая бутылка водки, голубые топсайдеры[17] Нико, пустая почтовая открытка из Ванкувера, оловянные запонки в бархатном футляре, «Листья травы». Йель хотел бы быть там. Не чтобы завладеть какой-нибудь памятной вещью, но чтобы просто коснуться всего, подумать о Нико, узнать о нем то, чего раньше не знал. Если узнаешь новое о том, кого больше нет, он не исчезает бесследно. Он становится больше, реальнее. Топсайдеры никогда бы не налезли на огромные ступни Чарли; они были в пору Йелю. Как это похоже на Чарли: даже когда он был вне себя, подозревая, что Йель развлекается с кем-то другим, он позаботился о подарке. Йель скинул тапочки и натянул туфли. Они оказались в самый раз, его большие пальцы вжимались в прошитую и морщинистую кожу, но ему это нравилось, словно Нико пожимал его ступни. Туфли не очень сочетались с его штанами хаки, но смотрелись вполне сносно. Он доехал надземкой от Белмонт-стрит до Эванстона, прислонясь головой к окну. Не так давно у него на макушке наметилась лысинка – нечестно, ему же всего тридцать один! – к счастью, ее скрывали темные вьющиеся волосы. Прильнув к окну под определенным углом, он чувствовал, как прохлада стекла просачивалась в его череп, остужая все тело. Вчера было слишком тепло для пальто; а сегодня без пальто лучше на улицу не высовываться. Но все равно прохладный воздух был ему приятен, как и прогулка по холоду от станции до галереи. Было начало восьмого, на улицах никого, кроме бегунов. Галерея занимала первый этаж небольшого здания, бывшего учебного корпуса, а собственно выставочный зал расположился в переделанном холле. Обогрев работал с перебоями, и стены пропускали голоса, но здесь была своя атмосфера. На данный момент у них имелось пространство только для маленьких выставок, и они надеялись перерасти это место в течение нескольких лет и (здесь на сцене появился Йель) разыскать для этого необходимые средства. Отчасти привлекая спонсоров, отчасти подмазываясь к ректору и совету университета. Кабинет Йеля казался меньше из-за темных книжных полок по всем четырем стенам, и ему это нравилось. Он приносил книги из дома, по коробке за раз, но все равно большинство полок пока пустовали. Или, скорее, были заполнены пылью и старыми кофейными кружками. Йель намеревался нанять стажера в следующем квартале и уже представлял, как поручит этому энергичному юнцу уставить полки аукционными каталогами и прочесать букинистические магазины в поисках приличных книг по искусству. Его второстепенной задачей на эту неделю было собрать свою картотеку, чем он и попытался сейчас заняться: розовые карточки для коллег, голубые для бывших спонсоров, зеленые для потенциальных спонсоров, желтые для коллекционеров, белые для прочих контактов. Аккуратно заправляя одну карточку за другой в пишущую машинку, он перепечатывал адреса. Но то, что представлялось ему поначалу бездумным занятием, оказалось ужасно муторным делом. Архивы, доставшиеся ему, были в основном без дат, так что иногда он не мог понять, какой из двух адресов действителен. Напечатав четыре разных телефонных номера на одной карточке, он остановился и понял, что надо бы просто прозвонить эти номера и представиться. Но было еще раннее утро, и он отложил карточку в сторону. В девять до него стали доноситься шаги и запах кофе. В 9:30 в открытую дверь Йеля отрывисто постучал Билл Линдси. У Билла, директора галереи, были длинные уши и влажные, беспокойные глаза. Типичный представитель старой академической школы, с непременным галстуком-бабочкой и заплатами на локтях. Йель не сомневался, что он скрытый гей, который никогда не отважится на каминг-аут. – Ранняя пташка! – сказал Билл. – Прости? – С утра на ногах. – А. Не мог дождаться, когда кончатся выходные. – Ты знаком… – Билл вошел и продолжил тихим голосом. – Ты встречался с Сесилией Пирс? – Несколько раз. Вопрос был нелепый. Сесилия работала начальницей отдела отложенных пожертвований[18] при университете – ее работа была с одной стороны подобна работе Йеля, с другой – бесконечно масштабнее. – Она звонила в пятницу, когда ты уже ушел. Думаю, она собирается заглянуть. Так вот, мой тебе совет: если ты с Сесилией не согласен, не говори ей об этом. Лучше задай вопрос. Типа: «Вас беспокоит, что это может повлечь за собой то-то и то-то?» Я это говорю потому, что не в курсе, что ей у нас понадобилось. У нее же эти, великие идеи. – Спасибо, что предупредил. Билл обвел глазами комнату. – Я бы, пожалуй… хм-м. У тебя же нет личных фотографий, нет? – Что, с Чарли? Нет, конечно. Что воображал себе Билл – портрет из фотостудии? Йель попытался нейтрально улыбнуться. – Хорошо. Просто… Она нормальная, ничего не хочу сказать. Но я с ней ни в чем не уверен. Не поймешь, что у нее в голове. В полдень, как раз когда Йель собрался выйти на обед, в дверном проеме возникла Сесилия Пирс с Биллом. Сесилия укладывала волосы, как принцесса Диана, так же мягко и объемно. И хотя она была заметно старше Дианы – явно за сорок, будь на ней жемчуга и тиара, она могла бы сойти за ее двойника. Однако эта женщина вызывала оторопь. Возможно, дело было в том, как она бегло оглядывала собеседника, словно завуч, норовящая сделать тебе замечание за неподобающий внешний вид. – Мистер Тишман, – сказала она, подходя к его столу и протягивая сухопарую руку. – Я надеюсь, вы завтра свободны. Речь ее была на редкость быстрой. – Вполне. В какое время? – На весь день. А может, и ночь. Ни следа смущения. Либо она не придала значения невольному подтексту, либо уже все поняла про Йеля. Позади нее Билл в дверном проеме склонил голову набок в замешательстве. – Я предоставлю машину, – сказала она, – если у вас нет своей. У вас есть машина? – Нет, я… – Но вы водите? – У меня есть права. – Выезжаем, наверно, часов в девять.