Ему было ужасно неловко спрашивать такое. Он поставил под удар карьеру Сесилии, а теперь вносил смуту в ее семью. Она и так еле со всем справлялась, а Йель опять все портил. – Конечно! Но потом… – Утром выкачусь. – Прости, Йель. И Курту очень жаль. Он понимает, что накосячил. Забавно, сам Курт не имеет ничего против, он просто думает, что это интересно. Он об этом слышал в новостях. – Он не накосячил. Можешь сказать ему это? – Только этого тебе сейчас не хватало… Йель искренне сказал: – Для меня намного больше значит твоя готовность приютить меня, чем то, что кто-то другой против этого. – Курт переживает за тебя. Я ему сказала, ты не болен, но он волнуется, что с тобой все будут плохо обходиться. – Что ж, я могу заболеть. Она кивнула с серьезным видом. – Я совершенно уверена, что ты будешь в порядке. – А ты в порядке? – сказал он. – Что на работе? Она замялась. – Если эти картины подлинные, я наверняка буду в порядке, – лицо у нее было напряженным, и Йелю показалось, что она чего-то недоговаривает. – А если даже и нет, это просто работа, Йель. Знаешь, о чем мне это напомнило? Есть вещи поважнее. Утром Йель оделся, побрился и вышел на улицу с вещами раньше, чем зазвонили будильники Курта и Сесилии. 2015 Арно не одобрил бы этого, ну и к черту его. Арно хотел тянуть резину. И получать за это деньги. К тому же, когда домой к Ричарду под вечер пожаловал Джейк, Фионе захотелось поскорее выпроводить его. Если он пришел докучать Ричарду, ему лучше было уйти, а если он пришел докучать ей, он сможет делать это в другом месте. Так что, прежде чем Серж предложил ему присесть и налил ему выпить, Фиона схватила его за руку и сказала: – Мне нужна твоя помощь в одном деле, – и вытащила его на улицу. – Я теперь знаю, где он живет. Этот парень, тот, кто затащил ее в секту. И мы к нему нагрянем. – Мы? – Ты крупнее меня. Не такой здоровый, как он, должна предупредить. Но он не качок, ничего такого. – О. Великолепно. Но он послушно сел с ней в такси. – Так ты на самом деле не алкоголик? – сказала она. – Я не знаю. Я проходил пару раз эти тесты в интернете. И вот что получается: в Америке я считаюсь сильно пьющим. Во Франции я совершенно нормальный. Она рассмеялась и ощупала карман, проверяя, не забыла ли телефон у Ричарда. – Если бы я забросила тебя в восьмидесятые, к моим друзьям, ты был бы монах. – Куча вечеринок? – Мы все по-страшному бухали. Все и каждый, кроме тех, кто ширялся. – И ты выжила! – сказал он. – Ты все еще здесь! Боже, как она его ненавидела. – Слушай, – сказала она, – когда мы туда придем, не разговаривай. Ты страшнее, когда молчишь. – Окей, – сказал он. – Я мистер мускул. Она смахнула его руку, готовую лечь ей на колено. Они постучали в дверь, и желудок Фионы болезненно свело, она надеялась, что им откроет жена. Что она их пригласит, а потом Курт вернется с работы и увидит, что они все сидят на диване и пьют чай. Но дверь открыл Курт, уставившись на них в недоумении. Он больше смотрел на Джейка, чем на Фиону, а когда повернулся к ней, его глаза широко раскрылись, а рука поднялась к затылку. – Оххххх, – сказал он. – Привет. Я… О, надо же. Привет. Фиона. – Мы зайдем, – сказала Фиона. И она юркнула в квартиру у него под рукой – на стойке стояли сумки из продуктового магазина, на диване открытый ноутбук – отметив, что обстановка кажется живее и теплее, чем вчера. Подавляющую часть своей взрослой жизни Фиона разыгрывала у себя в голове две фантазии. Одна, особенно навязчивая в последнее время, состояла в том, что она шагала по Чикаго и пыталась вернуться в 1984, 1985 годы. Для начала она представляла на улицах задрипанные машины. Припаркованные впритык, с глушителями, которые держатся на честном слове. Вместо торгового центра «Гэп» – супермаркет «Вулворт» с кафетерием. «Уакс Тракс»[94]! Магазин пластинок на том месте, где теперь хирург-стоматолог. И если она сможет увидеть все это, она увидит и своих мальчишек на тротуарах в куртках-бомберах, окликающих друг друга, перебегающих дорогу на желтый свет. Она увидит Нико вдалеке, идущего к ней. В другой фантазии Нико повсюду ходил за ней в настоящем, удивляясь, как все чертовски изменилось. Он был Рип ван Винкль[95], и она должна была объяснить ему современный мир. Она играла в это в чикагском аэропорту по пути в Париж. Хоть ее мысли и занимала Клэр, на поиски которой она отправлялась, она вдруг ощутила рядом Нико на движущейся дорожке, когда проезжала мимо рекламы со словами «брандмауэр для вашего облака». Как она могла бы объяснить ему, зачем облаку нужна огнеупорная стена? Стоило Нико возникнуть в ее сознании, как он уже сопровождал ее повсюду в аэропорту: заказывал вместе с ней еду на айпаде в пиццерии, вздрагивал в туалете при автосмыве, читал титры в выпуске новостей и спрашивал, что такое биткойны. Он спрашивал, почему все ходили, уставившись в калькуляторы. «Ты живешь в будущем, – говорил он шепотом. – Ух ты, вот оно, будущее». А когда она видела что-то, совершенно понятное брату – малыша, уронившего соску и плачущего, «Макдоналдс», целую стену (как такое еще возможно?) таксофонов – у нее возникало чувство, что мир такой, как надо. А еще бывало, что она просто мысленно комментировала происходящее с ней, когда что-то словно относилось к другой эпохе. К примеру, сейчас она сказала себе, что сидит здесь с Куртом Пирсом, и они беседуют. Что Ричард занят у себя в студии, а ей нужно будет позвонить потом Сесилии. Все это было бы в порядке вещей в 1988-м году. Не считая того, что Курт тогда был подростком, а не этим бугаем, сидящим напротив нее, расставив ноги на полкомнаты. И Джейк в том времени не подпирал бы стену, сложив руки на груди, изображая телохранителя. Курт казался трезвым, сознательным. Голос у него был тихим и до невозможности глубоким. – Я не знаю, насколько могу быть с тобой откровенен. Не знаю, вдруг ты попытаешься что-нибудь устроить. – Что-нибудь устроить! – сказала Фиона, но тут же осадила себя. Ей нельзя было выходить из себя. – Слушай, – сказал он, – я всегда считал, она с тобой вела себя слишком жестко. Ты делала все, что могла. И ты стараешься. Я это понимаю. Он казался таким молодым. Все это время она его ненавидела, поскольку причисляла, скорее, к своей возрастной группе, чем к ровесникам Клэр – а он был всего лишь мальчишка, этакий дурень-хипарь. – Слушай, – сказал он, – я не хотел, чтобы все так вышло. Я одно время здорово косячил. Но все в порядке. Мы все нормально живем. Эй, что у тебя с рукой? – Они здесь, в Париже? – Я могу тебе сказать, что все живы и здоровы. Но больше добавить нечего – я не в том положении, чтобы все тебе выкладывать. Мне повезло, что я смог вернуться в их жизнь. Повезло, что Клэр позволила мне это. Это было все, на что надеялась сама Фиона – чтобы Клэр позволила ей вернуться в свою жизнь. Она накосячила не так сильно, как Курт – ее хотя бы не арестовывали – но, возможно, она косячила дольше, чем он. И, возможно, простить мать труднее, чем мужчину. Она всегда считала, что Клэр с возрастом станет лучше понимать ее ошибки – что взрослый поймет адюльтер (такая заурядная ошибка!), как не смог бы понять ребенок. Неужели Клэр еще не осознала всю порочность человеческого сердца? У нее была уйма вопросов к Курту, и она не знала, с чего начать. К тому же он не должен был догадаться, что она шпионила за ним, что была вчера в его квартире. – Я так понимаю, ты женат, – сказала она. Он перевел взгляд с Фионы на Джейка и сказал: – Ага, мы подходим друг другу. Это здоровые отношения. – Что ж, я за тебя счастлива. Я всегда желала тебе добра, и я просто хочу… Она не сумела бы выразить, сколько тепла всегда к нему испытывала, или, точнее, к памяти о нем, одновременно ненавидя его всем своим существом за то, что он лишил ее дочери. – Ты расстался с этой… группой, так? – сказала она. – С людьми из «Осанны»? Курт хохотнул. – Можешь называть их сектой. Они сектанты. Ага, я был рад оставить их за океаном. – Значит, ты к ним остыл. – Эй, принести тебе пива? – Фиона покачала головой. – А тебе?