Вот он, траулер марки «Рейнолдс», семьдесят третьего года, но с виду гораздо новее — свежевыкрашен, по борту идет ярко-синяя полоса. На палубе — Эндрю Уилир, не сводит взгляда с пенных волн. Уок немного знал Эндрю — одно время этот парень встречался со Стар. Отсюда, с воды, хорошо просматривался Кейп-Хейвен — утесы и осыпавшийся склон и кинговский дом — единственное строение на нынешней первой линии. Эндрю до сих пор работал на шкипера Дугласа. Тот совсем состарился, стал седой, молчаливый — на суше из него и вовсе слова не вытянуть. Шкипер показался на палубе, кивнул Уоку и скрылся — за пивом пошел, рассчитывая смыть дневное потрясение. Эндрю спустился на пирс, они с Уоком пожали друг другу руки. Загорелый этот Эндрю, мускулистый; и зачем-то в темных очках, а ведь сумерки сгущаются. Когда Уок шагнул на борт траулера, Кейп-Хейвен уже мигал вечерними огнями. — Что случилось, Эндрю? — Повезли мы рыбачить ребят из Сакраменто — трое их было, друзья детства. В Сикс-Риверз[48] вообще-то направлялись, сюда к нам по пути заехали. Ловить омаров разрешалось с октября по март, да и то с ограничениями по количеству и весу, но большинство отдыхающих заказывали прогулку не столько ради рыбацких трофеев, сколько ради морского воздуха. — Двигались мы на малом ходу, — продолжал Эндрю. — Вдруг Дуглас меня зовет — сеть зацепилась. Такое часто бывает. Гемор тот еще. Иногда приходится гидрокостюм напяливать, нырять, нож в дело пускать… Уок схватился за борт, даром что качка была минимальная. — Сегодня я в воду не полез. Мы с Дугласом руками тянули. Гляжу — старик бейсболку снял, пот утирает. А ему чтобы вспотеть — это я не знаю, какая нагрузка нужна. Короче, упираемся — толку ни на грош. Я взял лебедку, и дело сдвинулось. Только вода разомкнулась над ним — наши, которые из Сакраменто, давай блевать, все трое разом. Чаек налетела целая стая. Вопят, кружатся над утопленником. Ну Дуглас ему глаза и закрыл — вроде так пристойнее. — Он только это сделал, больше не прикасался к трупу? Эндрю помотал головой, отступил на шаг. — Нет. Я на него полотенце набросил, а то наши пассажиры совсем расклеились. Чтобы, значит, им его не видеть. Уок приподнял полотенце, и у него дух занялся. Милтон. Раздувшийся, в пятнах, глаза будто изнутри кто выталкивает. — Тебе дурно, Уок? — Боже… — Ты его знаешь? Уок кивнул. ДНК крови, обнаруженной в доме Дарка, уж конечно, совпадет с ДНК Милтона. Только в этом пазле не хватает еще слишком многих остроугольных деталей… — Присядь, а то вид у тебя неважный. Они уселись на палубе ждать коронера. Под воздействием пива, принесенного Эндрю, к щекам Уока медленно возвращался прежний оттенок. — Полегчало? — А ты, Эндрю, что-то спокойный не по обстоятельствам. — Так уже третий труп вылавливаю. — Серьезно? — Первый попался в Джерси, второй — на Флорида-Киз. Многовато событий в Кейп-Хейвене, а, Уок? — Хоть отбавляй. Уок приложил ко лбу холодную бутылку, усмирил на время мигрень. Руки у него дрожали — он их не прятал, никак не боролся с тремором. — Я тебя видел на отпевании. А подойти не смог, уж извини, — сказал Уок. Эндрю, повесив голову, стоял тогда в заднем ряду. Пробыл в церкви всего несколько минут и выскользнул вон. От извинения тот отмахнулся. — Я просто… печально все это, словом. Услышал, что она… что ее… Осмыслить не могу. А дети! За них душа болела еще раньше, еще когда Стар… Мальчик-то был совсем кроха, зато девочка… Помню, как глянет этими своими глазищами… Уоку живо представилась Дачесс. — Есть версии, кто его — этого парня? — Есть. Больше Эндрю вопросов не задавал. К причалу приближалось судно, в тихой воде мигали огоньки. Эндрю вытянул руку с пивной бутылкой в сторону умирающего солнца. — Пять лет ее не видел — а думал о ней часто. Не то чтобы она меня бросила — нет, совсем нет. Бывают ситуации, когда хочешь спасти человека, а не представляешь даже, с чего начинать. — Ты с ней довольно долго встречался. — Несколько месяцев. Зашел в бар, там она поет. Я ее угостил спиртным. Она мне тогда показалась хорошенькой, остроумной и такой, знаешь, с надломом. Ничего экстраординарного. В барах — по крайней мере в тех, где я бываю, — такие женщины в основном и попадаются. — А потом как у вас отношения развивались? — Мы стали парой. Впрочем, нет. Скорее друзьями. Я желал большего. Уок напряженно молчал. — Что так смотришь? Ну да — секса мне хотелось. А его-то между нами и не было. Уок перевел глаза на катер — белый, нарядный, неуместный здесь, у этого пирса. Какой-то отпускник игрушку свою выставил на продажу, вон и табличка соответствующая. Уок очень болезненно воспринимал каждое столкновение нового и старого в Кейп-Хейвене и теперь всем сердцем надеялся, что новый владелец отгонит катер подальше от этих берегов. — Стар красивая была. Секс — это важно, так ведь? О нем говорить не принято, но без него какие отношения? Да никаких, название одно. Название одно — это про их с Мартой странный тандем. Они дружат? Как бы не так. Хороша дружба, когда Уока при виде Марты подхватывает нечто вроде подводного течения, тащит его помыслы и желания туда, где им совсем не место. Марта еще когда закрылась для него, похоронила, заодно с нерожденным ребенком, плотские желания и душевные порывы, которые раньше предназначались Уоку… — Стар как-то объясняла свой отказ? — Однажды выдала, что настоящая большая любовь бывает только одна. И то не у каждого, а лишь у того, кому повезет ее найти. А еще бывают любвишки — их сколько угодно. Так вот они вообще не в счет. Стар своего хеппи-энда не дождалась. Пусть хотя бы ее детям выпадет иная судьба. Каждый вечер перед сном Уок молился об этом — что еще ему оставалось? * * * В день встречи Робин ужасно нервничал. Накануне вечером, в постели, он рассуждал о Питере и Люси, причем так, словно знал их давным-давно. Решил, что сам станет доктором. Ну или школьным учителем. Дачесс предупредила: не угомонишься — завтра будешь вялый; спи давай. Робин болтал еще целый час. Дачесс приготовила ему шортики и футболку — Робин упросил достать из чемодана брючки и ту рубашечку, которую он надевал в церковь, когда отпевали дедушку. Хотел даже нацепить галстук-бабочку, но вовремя одумался. Лучшие свои ботинки довел до блеска посредством слюны и бумажных полотенец. Дачесс взялась было распутывать его кудряшки, но бросила это неблагодарное занятие, ограничившись тем, что разделила волосы на пробор. Сама она влезла в джинсы и свитер, но Робин стал канючить. Не успокоился, пока Дачесс не надела платье. Он сам выбрал для нее желтую ленточку и вдруг спросил, не подкраситься ли ей самую малость. Завтрак не лез ему в горло. Робин будто прилип к окну, тянул по глоточку сок. — Да расслабься уже, — сказала Дачесс. — А если они не приедут? — Приедут. По дороге Робин молча глядел в окно. Дачесс заметила, что он держит пальчики скрещенными. Наконец Шелли зарулила на парковку. Они вышли навстречу солнцу, птичьим трелям и легкому ветерку. Питер оказался невысоким и довольно полным; впрочем, двигался он ловко, не стесняясь лишнего веса. Люси улыбалась как-то особенно лучисто; Дачесс решила, что ее призвание — быть матерью ну или хотя бы учительницей начальных классов. Шелли помахала, и они трое пошли навстречу Питеру и Люси. Вдруг Питер обернулся и свистнул. Черный лабрадор вскинул голову, поднял переднюю лапу и рванул к хозяину. — У них собака! — выдохнул Робин. — Веди себя естественно, — сказала Дачесс. Робин уставился на нее. Она выждала несколько секунд и кивнула. Тогда Робин помчался навстречу собаке, нелепо и восторженно махая ручонкой. — Вот хрень, — бросила Дачесс.