— Совсем как его мама. Первый намек на улыбку. — Дикки Дарк — он крупный, потому о нем и думают: ишь, громила, бандит… Только это неправда. Дикки собой владеть умеет. Нет, он, конечно, не рохля; сама убедилась. Пристал ко мне однажды какой-то кобель, лапы распустил — а Дикки его хвать прямо за горло, да и поднял. Тот дрыгается — до полу-то не достать; хрипит. Прямо как в кино. — И это, конечно, вовсе не признак агрессивности. Хульета вдруг толкнула Уока в плечо — сугубо по-латиноамерикански. — Рассуждаете как тупорылый коп! — А как мне рассуждать? Она задумалась. — Влезьте в шкуру отца, который заботится о своей дочери. — Это в смысле, Дарк вам был как отец? Хульета вздохнула — что, дескать, возьмешь с него, с тупорылого? — Он никогда не смотрел, как мы танцуем. Не домогался нас, орального секса не требовал. Думаете, все владельцы клубов такие? Далеко не все, можете мне поверить! У кого из нас проблемы — деньги, к примеру, нужны, — всегда, бывало, выручит. Хоть всех девушек допросите, которые в «Восьмерке» работали — ни одна слова дурного не скажет про Дикки Дарка. — А с отцом вашего ребенка тоже Дарк дело уладил? Хульета промолчала, но все, что ему надо было знать, Уок прочел по ее глазам. — Больше вам ничего не известно? Я спрашиваю, потому что у Дарка, похоже, проблемы. — Какие еще проблемы? — Им интересовались двое подозрительных типов. Один носит очки и бороду. Сразу было видно, что Хульете эти двое тоже встречались. — Прошу вас, не отказывайтесь… — Я их знаю. Они каждый месяц приезжали — каждую вторую пятницу. Получали толстый конверт. Обычное дело — со всех клубов, где я работала, дань собирают. — И Дарк им всегда платил, верно? Она усмехнулась. — Попробовал бы он не заплатить! С такими шутки плохи. Все равно свое вытрясут. Дикки это было известно. — Да, но сам факт, что они сейчас его ищут, в изменившихся обстоятельствах… — Вы про пожар? Господи, им дела нет, что «Восьмерка» сгорела. Не их проблема. Им деньги вынь да положь. — Но взять-то неоткуда. На мгновение в темных глазах мелькнула тревога. — Дикки надо скрыться. — А по-моему, он сумеет за себя постоять. — Вы его не знаете. Это с виду он такой, а на самом деле… — Вот с этого места поподробнее. — Работала у нас одна танцовщица, Изабелла; она-то как раз была шлюхой. Смекнула, что у Дарка денежки водятся, да и подкатила к нему. А он ей знаете что ответил? Мне, говорит, этого не нужно, вот. — А почему, не объяснил? — Сказал, что как женщину ее не воспринимает. Что у него есть кое-кто. Может, и так, только мы эту его подружку никогда не видели. — Значит, подружка была… Больше ничего не вспомните? Любая подробность, которая вам кажется пустяком… — Господи, до чего ж вы, копы, настырные! — Прошу вас, подумайте хорошенько. Ваши показания очень важны. — Для того чтобы прищучить Дикки Дарка, они не годятся. Я вам одно скажу: он о нас заботился. Особенно обо мне и еще об одной девушке. — Почему? — Потому что у нас дети. Дикки нас оберегал и жалел. Однажды я на работу не явилась, так он сам примчался — ага, прямо сюда. Увидел, какое у меня лицо, стал спрашивать — что да как… — Ко второй девушке он был столь же внимателен? — К Лайле-то? Конечно. В «Шесть флагов»[34] ее с ребенком возил — даже мне завидно стало. Нет, Дикки Дарк — хороший человек, честный. — Мне бы поговорить с этой Лайлой… — Не получится. Уехала она, на запад куда-то. Вместе с девочкой. — Значит, у нее дочь? — И какая хорошенькая! Лайла фотку держала в гримерке, на туалетном столике. Из квартиры послышалась возня, затем детский голосок позвал: «Мама!» — У вас всё? — Всё. — Тогда удачной охоты. * * * Дорога к Дарку заняла целый час. Уок, пока ехал, успел позвонить Марте. Узнал кое-что. Макс Кортинес, отставной Хульетин дружок, пару месяцев назад был избит до полусмерти на задворках одного биттеруотерского бара. По просьбе Уока Марта вслух зачитала медицинское заключение. Макса Кортинеса били ногами; буквально топтали ботинками нестандартно большого размера. Во рту у бедняги уцелел один-единственный зуб, однако биттеруотерская полиция дело не завела — не того полета птица этот Макс Кортинес, чтобы время на него тратить. Уок ему звонил несколько раз — всё без толку; наконец пробился, но был послан по небезызвестному адресу. И вот он катит на встречу с Дикки Дарком, ловит собственное отражение в зеркале заднего вида. Борода еще чуть отросла, щеки еще малость ввалились. Устойчивое, хоть и медленное скольжение в необратимость. Организм предал Уока, но главное — Уок теперь не моргнув глазом ломает принципы, на которых сам же свою жизнь и выстроил. И кончится вее плохо — нечего на этот счет обольщаться. Элитный поселок «Поднебесные кедры»: нежизнеспособная стильность недостроенных коттеджей; навязанный пафос «грамотной работы с пространством»; сторожка свеженькой кирпичной кладки; бутафорский с виду лес, у которого это самое пространство отвоевано, — все свидетельствует об изрядных капиталовложениях. Уок подъехал к шлагбауму. Из сторожки показался охранник — всклокоченная борода, аккуратная футболка-поло, стойкий запах марихуаны. Взгляд как у человека, пребывающего в вечном замешательстве. — Доброе утро, офицер. — Я к Дикки Дарку. Охранник возвел глаза к небесам, поскреб в бороде и легонько похлопал себя по виску, как бы тщась выколотить ответ. — Вряд ли он дома. Я его не видел. — А у меня назначено. Пока охранник соображал, пока набирал местный номер, пока слушал гудки в трубке, прошло не меньше минуты. — Не отвечает. — Придется стучать непосредственно в дверь. Охранник, тормоз этакий, уже снова скреб в бороде. Уок высунул руку из окна. — Я с кем вообще говорю?