А чувство вины, казалось, навечно вмерзло в его сердце. Все началось с того, что Филипп уехал почти на год за границу – по университетской программе обмена студентами. Это был первый раз, когда братья прощались так надолго. Оба, впрочем, по этому поводу не рефлексировали – надоели друг другу, и идея не видеть ежедневно собственную рожу пришлась им по вкусу. Рэн в это время как раз встречался с девушкой, в которую был влюблен по уши – первые серьезные отношения, романтика, поцелуи в подъезде, цветы, бессонные ночи с телефоном в руке. Тогда для Игоря не существовало никого, кроме Ульяны. Он забил на учебу, на друзей, на брата и наслаждался жизнью. Это уже потом он изменился, стал насмешливым и циничным, а тогда, в двадцать лет, был глупым мальчишкой. А Фил хотел увидеть мир, приобщиться к чужой культуре, общаться с иностранцами, узнавать все новое. Да и мешать брату ему не хотелось – близнецы вместе жили в одной квартире, которую презентовали им родители на совершеннолетие. И он понимал, что влюбленный Игорь рано или поздно захочет привести в дом свою девушку. Он по привычке уступил. Фил уехал. Игорь остался. Встретились братья спустя месяцев девять – Игорь без предупреждения нагрянул к близнецу. Вроде бы как решил сделать сюрприз, но на самом деле ему просто хотелось уехать подальше. Ульяна оказалась той еще тварью – с Игорем она просто развлекалась, да и не одна, а в компании с сестренкой-близняшкой, ее точной копией. Как выяснилось, любимой забавой Ульяны и Карины была игра с глупыми мальчиками – они встречались с ними по очереди, притворяясь одной девушкой. Ульяне и ее сестре было интересно, увидят ли те подмену или ничего не заподозрят? Многие и не понимали, что их водят за нос. На Рэна они клюнули только потому, что знали – у него есть брат Филипп. Сестрам стало интересно – а тот, у кого есть близнец, сможет раскусить их или же будет тупить, как и остальные? Когда позднее Кей предложил Рэну по-своему поиграть с девочками, тот сразу же принял предложение – как известно, лучшие мучители появляются из тех, кого мучили самих. К брату Игорь заявился внезапно, с рюкзаком за плечом – много вещей брать не стал, да и гостиницу не хотел бронировать, решив остановиться в доме, который снимали Фил и еще несколько студентов. Дверь ему открыла незнакомая полураздетая девчонка с растрепанными волосами, которая, увидев Игоря, проговорила на английском что-то насчет хорошего прихода и, беззаботно смеясь, пригласила войти. – Ты там и здесь, – сказала он сквозь смех. – Ты здесь и там. О, Боже мой! И, закрыв лицо ладонями, хихикая, убежала наверх. А Игорь, оглядываясь по сторонам, вошел в гостиную. На весь дом гремела музыка – тяжелая агрессивная музыка, явно из плей-листа Фила, который подобный стиль очень любил – он вообще отлично разбирался в музыкальных направлениях и сам довольно неплохо играл на гитаре. Даже закончил вместе с Игорем в свое время музыкальную школу. Музыка билась о легкие. Воздух был пропитан табаком. Всюду царил беспорядок – и не творческий, а хронический. Вещи валялись на полу вперемежку с какими-то обертками, бутылками, бумагами… На столе целовалась отвязная парочка, на которую удивленный Игорь глянул с некоторым даже отвращением. В центре гостиной веселились несколько человек. Они прыгали, размахивая волосами, что-то крича. Их словно зарядили – такими энергичными они казались. Как будто не ведали, что такое усталость. Среди них был и Филипп. И Рэн не сразу его узнал – несколько месяцев они не разговаривали по скайпу, ибо брат ссылался на плохой Интернет и предпочитал общаться по телефону. Худой, со впалыми щеками и мешками под стеклянными глазами, с отросшими волосами, завязанными в небрежный хвостик, он выглядел болезненно, но улыбался так радостно, словно выиграл миллион. Игорь тотчас понял, что что-то не так, однако сначала подумал, что правильный Филипп напился и теперь веселится. Он попытался докричаться до него, дабы оповестить о своем присутствии, но тщетно. Сидящий неподалеку в кресле темнокожий парень радушно предложил Игорю сигарету, которой сам дымил, и тот только головой покачал, догадываясь, что тот курит. Тот, правда, ничуть не обиделся и, сделав затяжку, спросил только: – Брат Фила? Лица – один в один. Игорь кивнул, наблюдая за тем, как бесится с друзьями близнец. – У них «марафон» третий день, – сказал темнокожий парень. – Точно не будешь? – Нет, спасибо, – отвечал Игорь на автомате, мгновенно поняв, о каком-таком марафоне тот говорит. Только верить в это не хотелось. Бросив рюкзак на пол, он подбежал к прыгающему Филиппу и, схватив за плечо, развернул к себе. – Игорь! – закричал Фил радостно. – Эй, все! Народ! Это мой брат! Он попытался даже обнять Игоря, но тот схватил его за ворот влажной от пота футболки. – Что с тобой? – почти прорычал Игорь, а Фил только улыбался и кричал, что к нему прилетел брат. Игорь смотрел на близнеца и не узнавал. Тот не мог стоять спокойно и дергался в такт музыке, не совсем контролируя свои движения. Улыбка казалась сумасшедшей. Но особенно страшными были его глаза: пустые, блестящие – словно Фил смотрел сквозь полиэтиленовую пленку. Из-за расширившихся зрачков его глаза казались черными. Это были чужие глаза. Это был не его брат. Это все было не по-настоящему. Наверное, тогда Игорь как-то сразу вдруг и повзрослел, и все глупости вроде страданий из-за девчонки ушли на второй план. К тому времени Филипп уже попробовал марихуану, таблетки, и от треков – амфетаминовых дорожек из порошка, перешел к инъекциям. Он не понимал, что тонет – а, может быть, не хотел понимать. Но Рэн твердо решил – он вытащит брата из этого дерьма. * * * Я заранее ненавидела день прощания и так же заранее болезненно предвкушала его. Мне казалось, что именно этот день станет той самой разграничительной чертой, этакой границей, которая даст нам с Антоном понять – а что действительно мы чувствуем, уважаем ли и бережем друг друга? Сможет ли расстояние отдалить нас и на духовном уровне, или же оно сделает наши чувства более крепкими и зрелыми? Сможем… Сможем… Сможем… Эти вопросы страшили, но ответы на них мы оба должны были получить. И понять, чем стали для нас последние недели: иллюзией или правдой. Если все, что произошло между мной и Антоном, не имело ценности и могло разрушиться в один миг, я бы хотела узнать об этом сразу, до того, как иллюзии окрепли бы и закостенели, превратившись в нерушимую стену зависимости от человека. Однако я все же верила ему. Верила в него. Можно ли поступать иначе, если любишь? Тот остаток ночи, который я проспала, мне снился аэропорт и взлетающие в высокое синее небо самолеты – их было так много, что я не понимала, в каком из них Антон. И я в отчаянии бегала по взлетно-посадочным полосам, с трудом уворачиваясь от огромных белоснежных летающих машин, которые то взлетали, то приземлялись, так и норовя задеть меня крыльями. Глаза я открыла внезапно, словно что-то почувствовав. За окном уже было светло, и по полу скользило солнце. А постель рядом со мной пустовала – Антон пропал. Еще отчаяннее заколотилось сердце, которое еще не отошло от дурного сновидения. Показалось вдруг, что Тропинин уже уехал, решив не прощаться со мной, и эта мысль была острее лезвия ножа. Отпускать Антона просто так, не увидев, не поцеловав, не сказав напоследок важные слова, казалось немыслимым и даже жестоким. Я вскочила с кровати. Может быть, Кеюшка совершает утренний променад по уборным-душевым? Ворвись к нему и застань врасплох! Господи, что ты опять несешь. А что, будет очень неожиданно! Отличный способ заставить Кеюшку запомнить тебя. Антон, конечно же, никуда не уехал – он был на кухне с чашкой кофе в руках и, стоя у окна, с кем-то тихо говорил по телефону. Тропинин сразу услышал мои шаги, хотя мне казалось, что я шагаю беззвучно, и обернулся, внимательно слушая своего собеседника. Я молча подошла к нему и обняла, прижавшись щекой к спине и сцепив руки на его поясе. Сразу стало легче, и сердце застучало в том ритме, в каком ему было положено стучать. – Почему ты меня не разбудил? – спросила я, едва Антон закончил разговор и положил телефон на подоконник, рядом с пачкой сигарет. – Зачем? – как-то даже устало спросил он. – Ты милая, когда спишь. – А когда не сплю – не милая? – делано сердито спросила я, поднимая голову. – Спящие – беззащитны. Глядя на них, можно почувствовать себя сильным, – голос его был обычным, но слышалась в нем какая-то отстраненность и неуверенность. Антон развернулся ко мне и взял меня за предплечья, внимательно глядя в глаза. Лицо его казалось спокойным, но вот выражение глаз было странным, кажется, даже слегка растерянным. Видимо, вчерашнее спокойствие и у него сменилось страхом разлуки. – Ты и так сильный. Он лишь покачал головой в ответ. – Сильные не боятся, – услышала я. – Все боятся, – пришлось возразить ему. – Но кто-то преодолевает страхи, а кто-то поворачивает назад или ищет отступные… Антон! О чем мы говорим с самого утра? – Прости, – он погладил меня по щеке и привычно уже заправил волосы за ухо. – Я нервничаю. – Все в порядке, – ободряюще улыбнулась я и отобрала чашку с кофе, который уже остыл. Сделала глоток – бодрящий, крепкий, без сахара. И протянула Антону. Поить его из своих рук было забавно. – Концерт пройдет отлично, – уверенно сказала я. – Ты знаешь, Антош, я не люблю такую музыку, но выступаете вы с ребятами отлично. Я слышала в студии, что все билеты уже распроданы. А в Интернете читала, что вас очень ждут фанаты. Готовят какой-то флешмоб, – раскрыла я тайну, о которой узнала в одной из групп в социальной сети. Это было правдой. Ажиотаж вокруг НК только рос, и на последний их концерт в стране, который должен был вот-вот состояться в столице, собрались поехать поклонники из разных городов. Нелли рассказывала, как ее знакомая старшеклассница, соратница по любимому аниме, разработала целый план, чтобы попасть на концерт, обманув и родителей, и учителей. Помнится, сестра мелко хихикала и говорила: «Знала бы она, что ее любимый Кей вчера приходил к нам в гости, облезла бы! Эх, почему я никому не могу рассказать, с кем Катька встречается!». Сестра так убивалась, что мне пришлось напомнить ей, что я с ней сделаю, если вдруг она проболтается кому-нибудь своим длинным языком. На что Нелька заявила тотчас, что меня не боится и хранит сей секрет только «из-за уважения к Кей-саме». – Я не о концерте, – мягко сказал Антон. – Я о тебе. О нас. – Все будет хорошо, – твердо сказала я. – Ты вернешься и… – Я буду прилетать к тебе так часто, как смогу, – перебил меня Антон. Все-таки эта привычка была неискоренима. – Знаю, – улыбнулась я. – И буду тебя ждать. – Эта фраза звучит глупо, – заметил он почти сердито. – Меня не надо ждать, – Антон легко поцеловал меня в щеку и, не отстраняясь, касаясь губами кожи, прошептал: