Кирилл резко прекратил смеяться. Слова невесты ему не понравились. – Дина, лучше молчать о том, чего ты не понимаешь. О'кей? Она лишь вздохнула. А Кирилл не вовремя подумал, что скажи он подобное Алине, она бы нашла, что ответить – что-нибудь едкое, колкое, неприятное, но бьющее точно в цель. Всю оставшуюся дорогу они молчали. А в аэропорту, перед тем, как пройти паспортный контроль, Дина вдруг выдала: – Поцелуй меня, пожалуйста. Кирилл с рассеянным видом коснулся губами ее теплой щеки, не видя выражения фиалковых ярких глаз. Все его мысли были об Алине. И все ее – тоже. * * * После прихода Кирилла ужин, начинавшийся так тепло, был подпорчен. И хотя оба Тропинина – и старший, и младший, выглядели успокоившимися и даже шутили, мне казалось, что они не в настроении. Да и в самом доме все еще витала какая-то тяжелая атмосфера. Потому, когда Антон предложил отвезти меня домой, я вздохнула с облегчением. – Рад был вас видеть, Катя, – сказал на прощание Олег Иванович, улыбнувшись. – Непременно хотел бы познакомиться с вашим отцом. – Он тоже был бы рад познакомиться с вами, – вежливо отвечала я. Еще бы Томас был не рад! Очередной поклонник его искусства – как же можно пройти мимо такого человека? – Ты в порядке? – спросил Антон, когда мы уже были в лифте. – Немного устала, – призналась я. – От впечатлений. Ты, кажется, тоже устал, – вгляделась я в его лицо. – Не надо меня провожать, Антоша, я сама доеду. – Нет, – односложно отозвался он тоном человека, который и не подумает менять своего решения. – Скажи мне, – вдруг спросила я. – Кирилл тоже влюблен в Алину? – Что значит – тоже? – нахмурился Тропинин. – Я-то ее не люблю. Катя, не думай о глупостях. Ответом я осталась довольна и положила голову ему на плечо. – Но он же к ней что-то чувствует? – Может быть, – не слишком хотел разговаривать на эту тему молодой человек. – А она выбирала между вами? – вспомнилась мне сцена у красной елки. – Почему ты спрашиваешь? – кажется, эта тема не нравилась Антону. Возможно, была слишком болезненной для него. Любовный треугольник, двумя вершинами которого были он и его брат, – не самое приятное воспоминание. – Мне интересно, – улыбнулась я. – Выбирала. И результате осталась не с ним. Все, Катя, давай переведем разговор на другую тему, – попросил Антон мягко. Эй, Тропинин, это не она выбрала тебя, это я тебя выбрала! Я! – Хорошо, – не стала настаивать я. Створки лифта распахнулись, и мы вышли в ярко освещенный холл, а после оказались на темной улице и сели в автомобиль. Изредка Антон поглядывал на меня, но молчал. Мне тоже не хотелось разговаривать – от вина по всему телу разлилась приятная мягкость, и хотелось спать. К тому же на улице было тоскливо: рано стемнело, а мелкий дождик вновь моросил, стучась в стекла. Мы молчали. – Обиделась? – уже проехав треть пути, спросил Антон. – Почему ты так решил? – оторвала я задумчивый взгляд от вечернего города, пролетающего за окнами. – Обиделась, – констатировал он. – Я не хотел тебя обидеть. Но я не в настроении уходить во все эти воспоминания. – Я не обиделась, – коснулась я его предплечья. – Немного устала. А воспоминания… Мне просто кажется, что это важно – знать о прошлом того, кого любишь. – А если прошлое тебе не понравится? – уточнил Тропинин. – Да, твое прошлое мне может не понравиться, – вынуждена была признать я. – Но это не значит, что я не приму его. Мне кажется, что это больше вопрос доверия. Это прозвучал несколько по-философски, но я действительно так считала. – Тогда, в номере отеля, после того дня рождения, ты доверяла мне? – вспомнились Антону мои откровения насчет собственного прошлого. Его голос прозвучал несколько резко. – Мне хотелось тебе доверять, – ответила я, и это, действительно было так. Антон, вдруг резко подъехав к обочине, заглушил двигатель под неработающим фонарем. Дождь на улице, кажется, пошел еще сильнее, стал биться о машину с большим рвением, и где-то вдалеке даже мелькнула тонкая молния; только грома слышно не было. – Что случилось, Антош? – удивилась я и даже немного испугалась. – Прости. – Его руки неподвижно лежали на руле, голова была склонена – так, что на глаза падали пряди волос. Причудливая тень ложилась на лицо, словно венецианская маска. Маска, сотканная из тени. Эту маску хотелось снять. Я точно знала, что ее можно снять. – Прости, – повторил Антон глухо – Я не должен был. Не должен был играть с тобой. Это… низко. Мне сделалось жутко грустно. Может быть, всему виной был тоскливый дождь, а может быть, это были отголоски нашего недавнего общего прошлого. Да, этот человек попытался разорвать мою душу на две части. – Иногда я счастлив рядом с тобой. А иногда вспоминаю прошлое, – он прикрыл глаза. – И понимаю, что не имею права быть счастливым. Кто я? – Знаю, – ласково сказала я, чувствуя непрошеные слезы на глазах. В горле появился ком, и дышать стало чуть-чуть тяжелее. – Ты ведь… Ты не мог… Не по правилам, – очень тихо закончила я, и он понял, что я имела в виду. – Ты должен был дойти до конца. Антон благодарно на меня посмотрел покрасневшими глазами. Он действительно играл. Более того, игра, маски, которые он надевал, – все это настолько срослось с ним самим, что поменять правила он был не в силах. И должен был довести свою жестокую игру до самого конца. Наверное, ему было больно. Смотреть на то, как страдает твой любимый человек, – всегда больно. А если ты выступаешь его мучителем – боль делится на двоих, при этом увеличившись многократно. И жалела его. И надеюсь на это – на то, что ему было очень больно! – Не мог, – согласился Антон. – А сейчас не могу быть счастливым с тобой. Не имею права. Прости меня, – в третий раз сказал он. – Я попытаюсь, – хотелось быть мне честной. – Получается? – Мне нужно время, – призналась я. – Поступки. Глупо их требовать, да, знаю, но… Мне немного сложно. – Ты права, Катя. Нужны поступки. А у меня пока были лишь слова, – с горечью сказал Антон и ударил кулаком по панели приборов, не в силах себя сдержать. А потом неожиданно повернулся ко мне. – Они будут. Поступки. Это мое новое правило. А я им не изменяю, – усмехнулся он вдруг. – Знаю, – кивнула я. – Только не говори больше, что не имеешь права быть счастливым, хорошо? Меня это раздражает. Боже, что за разговор, – словно в шутку прикрыла я лицо ладонями, украдкой вытирая уголки глаз. – Может быть, поедем? – Поедем, – согласился Антон. Стоящий почти над нами фонарь вдруг мигнул и загорелся. Маска тени с его лица исчезла, и я улыбнулась. – Я тебя люблю, – упрямо сказал Тропинин. – Надеюсь, я выдержу это, – отозвалась я задумчиво. Автомобиль тронулся вперед, и хотя почти всю дорогу мы вновь молчали, слушая играющую ненавязчивую инструментальную музыку и изредка поглядывая друг на друга, на душе стало как-то светлее. – Спрашивай, я расскажу обо всем, что ты захочешь, – вдруг решил Антон, когда уже затормозил около моего дома. Но я лишь покачала головой. – Ты не в настроении. Расскажешь, когда оно будет более подходящим. Когда этого захочешь ты, а не я. Хорошо? – я искренне улыбнулась ему, и он, поняв это, поцеловал меня – так нежно, что даже грома, вдруг все же раздавшегося на улице, я не услышала.