– Надо монетку подбросить. Я так всегда делаю, когда не знаю, какое мороженое хочу: шоколадное или клубничное. – А что, идея, – хрипловато рассмеялась черноволосая. – Малышка, да ты сообразительная. Она молниеносным движением вытащила из миниатюрной модной и явно дорогой сумочки блокнотик и ярко-желтый маркер. Хищным движением вырвав листик из блокнота и разодрав его на два примерно одинаковых кусочка, незнакомка начертала на каждом из них по букве: на одном букву «А», на другом «К». Обе бумажки черноволосая нервно скомкала, после спрятала обе руки за спиной и через мгновение протянула их вперед, зажав в кулаках бумажки с буквами. – Что это? – удивилась я. – Выбери любую руку. – Зачем? – Просто выбери, – несколько раздраженно бросила брюнетка мне. – Выбери и все. Подумав, что легче подчиниться ненормальной девице, нежели спорить – ведь ей сейчас явно ничего не докажешь, я, сунув мобильник в карман и не думая ни секунды, указательным пальцем легонько коснулась ее правой руки. Девчонка слабо кивнула мне, тем самым благодаря, поспешно раскрыла узкую ладонь и нетерпеливо развернула бумажный комочек. На мятом листочке значилась ярко-желтая заостренная, как будто устремленная вверх, буква «А». Покрасневшие глаза радостно сузились. – О, да. Это ты, милый. Еще одно подтверждение, – сказала она сама себе, как-то нервно разворачивая и вторую бумажку, с буквой «К». Несколько секунд брюнетка глядела на нее, а после засунула оба листика в задний карман джинсов. – Спасибо за помощь, – произнесла она, четко проговаривая все звуки. – И чего я думала? В последнее время он стал таким… заставляющим сходить с ума. Тебя кто-нибудь сводил с ума? Я покачала головой. О Максиме я тогда и не вспомнила. – Ничего, это еще впереди. Знаешь, а я ведь сама знала, кто мне больше нравится. Просто раньше его брат был мне больше по вкусу. Вот же я дура. – И девушка расхохоталась. – В смысле? – недоуменно спросила я. – В прямом. Пока, девочки. Как там говорится? Мой Рубикон перейден, – бросила нам она и, повернувшись, зашагала в сторону выхода, на ходу набирая на дорогом мобильнике чей-то номер телефона и улыбаясь. Улыбка у нее была какая-то асимметричная, но этим и притягательная. Тогда я подумала, что эта особа более чем странная. А внутренний голос добавил, что количество не подкрученных винтиков в ее головушке зашкаливает. Она ушла, не заметив, что одна из бумажек выпала у нее из кармана. Но от моего взора этот факт не ускользнул. И теперь у меня под ногами валялся измятый листок с желтой буквой «А», безразлично глядящей вверх, на Арлекина. Я нехотя подобрала кусочек бумаги, расправила, немного полюбовалась и тоже сунула в карман – чтобы выбросить в ближайшую мусорку, как только окажусь на улице. А еще я тогда так и не ответила на сообщение Макса, хотя полностью напечатала ему ответ. Просто я забыла нажать на кнопку «Отправить», когда спешно совала телефон в карман, чтобы помочь черноволосой девушке определиться с ее непонятным мне выбором… * * * В моем солнечном сплетении заплясали теплые огоньки. Неужели тогда, за два дня до Рождества, в галерее «Старт-арт» Антон и его брат подрались из-за той девушки с черными волосами. Получается, это была Алина. Та самая, что хотела обмануть меня. Забрать мою любовь себе. О, нет! О, да, милая, да. Как такое могло произойти?! Как Алина в прошлом могла попросить свою соперницу в будущем о помощи в выборе? Быть этого не может! Может. И ты своими руками выбрала для нее Антона. И знаешь что? Что же? Если бы твой выбор пал на Кирилла, возможно, ты бы никогда и не познакомилась с Антоном. Между вами ничего не было бы. И возможно Антона – такого, как сейчас, тоже не было. Я сама выбрала для себя будущее – еще в прошлом. Если бы Антон никогда не познал прелестей предательства и боль одиночества, он не стал бы заниматься музыкой и не создал группу «На краю». Их музыка не восхищала бы сердца стольких людей и не дарила им эмоции и надежду. А я так и не узнала бы, что такое любовь. В каждый момент своей жизни мы выбираем собственное будущее. Каждая минута – выбор следующего часа. А день – года. Предначертала ли я себе судьбу сама, или это было лишь маленькое предзнаменование моих будущих чувств к Антону Тропинину, я не знала. И никогда уже не узнаю… Но что я знаю точно – так это то, что он – мой. А Алина уже упустила свое время, потеряла свои минуты и дни. Пошла своим путем. – Кажется, я зря завел разговор о прошлом, – увидев выражение моего лица, произнес Олег Иванович. Он явно подумал не о том. – Но, думаю, вам не о чем волноваться, Катенька. Все юношеские увлечения Антона остались позади, а к вам – я это говорю с уверенностью – он относится крайне серьезно. – Нет, все в порядке, просто я немного задумалась, – улыбнулась я через силу, поправляя выбившийся локон. – Даже и не думал, что Антон найдет себе девушку из творческой интеллигенции, – одобрительно глядя на меня, продолжал Олег Иванович, медленно потирая ладони друг о друга. – Хороший выбор, очень хороший. Я ничего не ответила, смутившись, и смотрела в лишь свой бокал, надеясь, что Тропинин-старший перейдет на другую тему. – Знаете, а вы мне чем-то напомнили Аллу… мать Антона, – вдруг прищурился мужчина, все так же рассматривая меня. – Чем? – даже испугалась я, поднимая на него глаза. Ничего себе сравнение! На мамочку Кея я не желаю быть похожей ни на йоту! – Судя по вашему голосу, вы с ней уже встречались, – тут же сделал правильный вывод Олег Иванович. – Нет, не характером и не нравом, Катя. У Аллы в юности были точно такие же волосы, как у вас, – он вдруг улыбнулся, и где-то на краешке его губ промелькнула давно забытая мечтательность, которая, впрочем, почти тут же пропала, как будто бы ее, превратившуюся в лесную лань, настигли голодные волки и переломили острыми зубами шею. – Такие же, как у меня? – недоверчиво спросила я, опуская взгляд на плечи, на которые мои темные волосы, собственно, и падали. – Ну, цвет был, конечно, другой, – продолжал Тропинин. – Натуральный цвет волос и Аллы, и Антона, и Кирилла – очень редкий: светлый, пепельный. Холодный. Невероятно красивый. А вот прически у вас просто идентичные. И вы одинаково поправляете выбившиеся пряди. Я провела рукой по своей слегка отросшей челке, несмело улыбнувшись, а он рассмеялся. – Веселимся? – появился за нашими спинами Антон. – Конечно, – скорчила ему рожицу я, пока Тропинин-старший не видел. Парень с улыбочкой покачал головой, словно говоря, что я пожалею о содеянном. – Спасибо, Катя, – нагнулся ко мне Олег Иванович, – у вас получается переубедить его вернуть волосам естественный оттенок. Становится похожим на человека, а не на белокурую куколку. – Невероятная шутка, – заметил Антон, садясь рядом со мной в кресло и закидывая ногу на ногу. Волосы, честно сказать, у него уже были не такими серебристо-платиновыми, как раньше, но яркий пепельный оттенок сохранялся на них до сих пор. – Научись уже воспринимать шутки о себе, – по-доброму посоветовал ему отец, после чего умело увел разговор в другую сторону, дабы сын не нервничал из-за явно неприятной ему темы. В конце ужина Олег Иванович собственноручно принес кофе, сваренное им, и пирожные, которые он специально, как оказалось, для меня заказал в кондитерской. – Мне даже неловко, – улыбнулась я хозяину дома, помогая на кухне, обставленной по последнему слову техники. Уютной, однако, ее нельзя было назвать: много стекла и металла. Сверкающая хромированная поверхность привносила холод и даже стерильность. А глянцевый потолок, в котором отражались мебель и окна, добавлял ощущение чего-то ирреально-космического и совсем не домашнего. – Все в порядке, Катя. Я действительно рад познакомиться с вами. И да, – вдруг сказал мне Олег Иванович серьезно, – если вдруг возникнут какие-то проблемы – смело обращайтесь ко мне. – Проблемы? – переспросила я, застыв с подносом в руках. Мужчина очень внимательно посмотрел на меня и почему-то улыбнулся. – Мало ли что может быть… Семья у нас довольно, – Тропинин-старший замолчал на мгновение, подбирая нужное слово, – сложная. Что ж, идем к Антону? Он наверняка заскучал один. Но едва только мы устроились за стеклянным столиком, нашему мирному распитию кофе помешали. Раздался звонок в дверь: долгий и настойчивый. А потом еще один и еще. Как будто бы в квартиру звонил кто-то крайне нетерпеливый. – Ты никого не ждешь? – посмотрел на сына Олег Иванович. Тот отрицательно покачал головой. – Я тоже. Что ж, пойду, открою. Едва только он скрылся из виду, Антон тотчас нетерпеливо поцеловал меня, одну руку запустив в волосы, а второй обняв за плечи и прижимая к себе. Сопротивляться ему и его желаниям я не могла, однако едва Антон опрокинул меня на подушки, пошла на попятную. – Ты что, – положила я руки на его часто вздымающуюся грудь, попытавшись отстранить. – Твой папа же здесь… Вдруг увидит. – Не увидит, – сообщил склонившийся надо мной Антон. Глаза его блестели, как у подростка, дорвавшегося до запретного, а дыхание было горячим. – Катя… – Нежно провел он кончиками пальцев по моим губам. Антон смотрел на меня так, словно тонул по собственному желанию. Однако в прихожей послышались голоса, и он вдруг прислушался, отстранившись. Нахмурился. Убрал руку от моих волос. – Он здесь? – услышала я очень знакомый голос с совершенно незнакомыми интонациями. – Мы ужинаем, – сказал Олег Иванович. – Присоединишься? – Не собираюсь! – рявкнули ему в ответ. – Дай пройти!