– А любовь? – спросил Антон. – А любовь не имеет условий. Она просто есть, – уверенно произнесла я. И, кажется, Антону понравился мой ответ. Мы отправились гулять по ярко освещенным глянцевым улицам, переплетя пальцы. Теперь я уже не замечала улиц, домов, людей, а, как завороженная, видела, слышала и чувствовала только Антона. Мы шли сквозь толпу, разговаривая и целуясь, не замечая усилившегося ветра и чуть накрапывающего изредка дождя. Через часа два мы оказались на кажущемся пустынным Тверском бульваре, и я, как девчонка, смеясь, шагала по бордюру, а Антон держал меня за кончики пальцев. Мы не чувствовали холода – чувство любви все перебило. В какой-то момент мы оказались на лавочке, и нас так тянуло друг ко другу, что сопротивляться было преступлением против чувств. – Ты меня с ума сводишь, – прошептал Антон, запуская пальцы в мои волосы. – Взаимно, – тихо сказала я и положила голову ему на грудь. Сейчас, рядом с ним, я чувствовала себя цельной. Как будто бы вернула то, что потеряла однажды, и эта цельность делала меня счастливой. Когда все же дождь хлынул, Антон, не растерявшись, завел меня в одно из кафе поблизости, название которого я даже не запомнила. Мы сидели в углу затемненного заведения, в котором играла приятная живая музыка, пили крепкий ароматный глинтвейн и вновь целовались, целовались, целовались… Пару раз мы были где-то на грани приличия, и губы горели, и ладони – от прикосновений, и внутри разгоралось нежное пламя, пока еще едва заметное, голубоватое, и в этом пламени отражались звезды. Настоящее романтическое безумие. Дыхание становилось тяжелее, объятия – откровеннее, а ощущения – острее. Но все это мне безумно нравилось, и чуть ниже солнечного сплетения зарождалось белое солнце – его лучи скользили по телу и четко били по нервным окончаниям, метко стреляли по самым чувствительным точкам. В какой-то момент, когда я откинула голову назад, разрешая целовать себя в шею, Антон вдруг остановился, нехотя убрав руки, и даже отодвинулся слегка. Не смей! Я требую продолжения банкета! У бабочек истерика! – Стоп, – произнес он тихо и мою руку со своего пояса тоже убрал. Глаза у него были совершенно пьяными, но он держал себя под контролем. – Катя, стоп. Сейчас не прекратишь – не остановлюсь. – Вот оно что, – лукаво глянула я на Тропинина и вдруг засмеялась, прикрыв ладонями лицо. Отчего-то мне стало смешно. У нас все не как у людей. – Ты опять смеешься, – укоризненно произнес Антон, видимо, вспомнив наш первый поцелуй. – Прости, – выдохнула я. – Просто у тебя взгляд такой разочарованный. Как у собачки. И я опять засмеялась, не в силах сдержаться. Тропинин мне сейчас, и правда, напоминал песика, которую обделил лаской любимый хозяин. Парень вздохнул, видимо, решив, что я немного не в себе, и подозвал официанта, попросив принести холодной воды и виски. С горя пить сейчас начнет! Хорошо, хоть не бутылку заказал, а стакан! – А я хочу еще глинтвейн, – заявила я. Антон удивленно посмотрел на меня. – Думаешь, ты один расстроен? – подмигнула ему я, чувствуя себя не только весело, но и уверенно. – Я тоже залью с тобой горе, зайка. – Какое горе? – не понял Тропинин, и я взъерошила ему волосы. – У нас с тобой одно горе на двоих, – теперь я, поиграв бровями, ущипнула его за щеку. Он был такой миленький, что просто хотелось затискать его. Как плюшевого зайку. – Может быть, лучше вино, а не глинтвейн? – спросил Антон. – А ты понимаешь в винах? Ты, как-никак, золотая молодежь, – в шутку поддела я его. Да что за реакция-то странная такая? Может быть, из-за глинтвейна? Как-никак, алкоголь, а он не только согревает. Антон недовольно посмотрел на меня и поморщился. – Не понимаю, – он открыл меню в серебристой коже и уставился на предлагаемые вина. А я, демонстративно глядя в сторону, положила руку ему на колено. И два пальца зашагали по плотной джинсовой ткани вверх. – Катя! – воскликнул Антон, ловя мою руку за запястье. – Что с тобой? – Любовь голову вскружила, – честно призналась я. Мои щеки горели. Он коснулся моего запястья губами, принюхавшись к тыльной стороне. – Я люблю твои духи. Яблочные. – Я сегодня не пользовалась духами, – улыбнулась я. – Тебе кажется. – Может быть, ты пахнешь яблоками? – предположил он с улыбкой. – Ты меня раскусил, – протянула я вперед руку и положила на нее голову, глядя на Антона. – Я яблочная принцесса. Заколдую тебя в большое зеленое яблоко. И съем. – Кровожадно щелкнула я зубами. – Закажем вина, – решил все же Антон. – Дай руку. Я подала ему свою ладонь, и он, погладив ее, попросил меня закрыть глаза и ткнуть в меню, чтобы выбрать вино наугад. Я, тотчас включившись в игру, прикрыла ресницы и ткнула. Первый блин оказался комом – каким-то образом я попала на водку. Ее мы заказывать, естественно, не стали, и я ткнула во второй раз, выбрав шампанское. Его ни я, ни Антон не хотели. И только с третьей попытки мой палец оказался на строке с красным полусладким, произведенным где-то на виноградниках Франции. Антон вновь подозвал официанта, отменил свой заказ на виски и попросил бутылку выбранного мною наугад вина. Правда, мы выпили лишь по бокалу – больше не хотелось, к тому же и дождь прошел, и вновь захотелось оказаться на темной, ослепленной огнями большого города улице, вдыхая полной грудью осеннюю свежесть. Антон хотел оставить недопитое вино в кафе – вернее, ему даже не пришла в голову мысль, что можно поступить иначе, а я попросила забрать бутылку вина с собой. – Наверное, подумают, что мы жмоты, – звонко расхохоталась я на улице. – Почему? – Забрали с собой вино. Неэтично, наверное. – Неэтично не платить за себя, – верно заметил Антон и сказал мягко: – Не думай о глупостях, Катя. Ты слишком много о них думаешь. – А о чем мне думать? – подняла я на него голову, улыбаясь. – Обо мне, – ничуть не растерялся Тропинин. И мы направились в сторону отеля и еще часа два провели на улице, разговаривая, целуясь – теперь уже почти целомудренно, делясь переживаниями и даже убегая друг от друга, явно при этом смущая прохожих. В отеле на меня как-то странно глянула девушка-администратор: сначала я жила с Нинкой, теперь – с парнем, от которого не могу отлипнуть, но, естественно, ничего не сказала, улыбнулась профессионально и пожелала доброй ночи. – Устала, детка? – спросил меня Антон, когда мы стояли в холле, ожидая лифт. – Совсем нет, – покачала я головой и сжала его ладонь. – Боже, как же я рада, что ты приехал. Ты загордишься, но сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни. Но у тебя не начнутся проблемы, что ты уехал? – У меня начнутся проблемы, если я долго не буду видеть тебя, – сказали мне в ответ. Створки перед нами раскрылись, и мы шагнули в пустой лифт. Лифт, однако, как-то по-особенному действовал на нас. Оказавшись вдвоем, мы вновь потянулись друг к другу, и белое солнце, как оказалось, еще не опустилось за горизонт; оно поднималось все выше и выше, мне становилось все жарче и жарче. С этим же жаром я целовала Антона и сильно сжимала пальцы на его плечах. Когда до нашего этажа оставалось совсем чуть-чуть, Антон вдруг, убрав руку с моего затылка, нажал на стоп, лифт послушно замер, и вновь прильнул к моим губам. Он прижал меня к стене, придерживая одной рукой, потому как от переизбытка эмоций и чувств у меня начала кружиться голова, а второй требовательно касаясь лица, шеи, плеч, опуская руку ниже, словно проверяя – сдамся ли? При этом он целовался так, что хотелось кричать от умопомрачения: это, наверное, был самый наполненный наш поцелуй, самый рванный, когда только от простых прикосновений губ к губам сносило башню – напрочь. И каждое новое прикосновение порождало желание прикосновений новых, еще более чувственных, еще более неистовых, еще более жарких. Свет внутри разгорался все ярче. Нежность передала эстафету чему-то более глубокому. И мне казалось, что если раньше я ходила по воде, стояла в ней по пояс, то теперь на меня накатывала одна бархатная волна за другой, и морская пена омывала лицо. Я не знаю, сколько мы пробыли в лифте. Минуту или час. – Антош, – прошептала я. – Что? – он замер. В тот момент мне показалось, что он испугался, подумав, что сделал что-то не так. – Пора идти, – прошептала я, грея замерзшие руки под его расстегнутой кожаной курткой, и он вновь нажал на кнопку. Я не помню, как мы открывали дверь и ворвались в номер: оба растрепанные, с горящими глазами и гулко стучащими сердцами. Мы стянули обувь, куртки, и я даже не помню, как мы оказались в одной из спален, на мягкой кровати. Он уронил меня на крвоать, нависнув сверху, и от каждого его прикосновения теплый свет внутри разгорался все ярче и ярче. Остановились мы только тогда, когда стащили друг с друга футболки. – Ты… хочешь? – Антон не отрываясь, жадно смотрел на меня, опираясь на вытянутые руки по обе стороны от моей головы. В серых блестящих глазах был вопрос, и я поняла его. И уже знала ответ. Правильный ответ. – Я так тебя люблю, – просто сказала я срывающимся голосом, провела дрожащими от нетерпения пальцами по его лицу и за шею притянула к себе, обнимая так крепко, как только могла. Больше мы не разговаривали: губы наши были заняты. А мысли… Их и не было вовсе.