— Может, и так. Но я тебе с самого начала не понравился. — Как ты и сказал, это не имеет никакого значения. На работу это не влияет. Коган снова улыбается, на этот раз уже шире: — Хорошего дня, инспектор. 10 Паршивое дело 13 мая 2007 года, 21.30 Во время футбольных матчей в «Гусе» по воскресеньям полно народу. Если же игры нет, то после девяти в зале остаются лишь несколько безнадежных холостяков лет по сорок с гаком и дымящие как паровоз женщины, которые каждые полчаса выходят на улицу покурить. Мэдден в эту теплую компанию как-то плохо вписывается, хоть у него уже и галстук развязался, и волосы растрепались. — Я вообще-то не часто хожу в кино, — растягивая слова, громко говорит Хэнк, — но вот сегодня мне один фильм вспомнился. Они с барменом Эдди затеяли игру. Эдди ирландец, весьма обходительный, чуть за сорок и уже почти совершенно лысый. Посетители припоминают цитаты из фильмов, а Эдди должен угадать, что это за фильм. К сожалению, сейчас очередь Мэддена. — «Хьюстон, у нас проблема», — говорит он. — Ну-у, так неинтересно, — тянет пергидрольная потасканная блондинка Пегги, сидящая на табурете рядом с Хэнком. В глубоком вырезе футболки на левой груди виднеется татуировка мультяшного дьяволенка. А еще Пегги обещала Хэнку, что, если он будет себя правильно вести, она ему и другие свои татуировки покажет. — «Аполлон-13», — говорит Эдди. — Да, хороший был фильм, — хрипло смеется Пегги. — С Томом Хэнксом. Ему пришлось жутко похудеть перед съемками «Выжившего». — Привет, Хэнк! На плечо ложится тяжелая рука. Мэдден оглядывается и видит Пасторини. — А, привет, Пит! Тут у нас импровизированная отвальная по случаю моего выхода на пенсию. — Двадцать четыре года херней страдал. Хватит уже! — говорит Пегги. — Четырнадцать, — поправляет ее Хэнк. — Ох, простите, пожалуйста, — ржет она в ответ. — Я все перепутала. Это моему бывшему было двадцать четыре. Бесперспективная скотина. Но в постели очень даже. — Ну еще бы! — Мэдден поднимает стакан. Блондинка игриво прижимается к инспектору. — Эдди, сколько он выпил? — спрашивает Пасторини. — Это уже пятый. — Да он трезвый совсем, — ухмыляется Пегги. — Наоборот, уже сильно поддатый, — возражает Эдди. — Я как раз хотел ему такси вызывать. А он сказал, что вы сюда приедете. — Пошли, Хэнк! Нам надо поговорить, — зовет Пасторини. Мэдден вдруг замечает, что старший инспектор одет в велюровый адидасовский спортивный костюм, словно хипхопер какой-нибудь. Начальник почему-то тянет его за локоть, пытаясь стащить с табуретки. — Йо, чувак, а где ж твои цацки? Тебе только цацек к костюму не хватает. — Хэнк, на два слова. — Эй, слоняра, осторожнее! Он же хромой, — предупреждает блондинка. — Я в курсе. Заткнись, а то я тебя тоже хромой сделаю! — Какие мы нежные! Ты чего, кофеина перебрал? Мэддену удается наконец слезть с табуретки, не без помощи босса, конечно. — Знаешь, Пит, я надрался, — раскачиваясь, серьезно сообщает Хэнк. — Да что ты? Не может быть! Эдди, принеси нам парочку банок диетической колы, ладно? Льда не надо. Пасторини ведет Мэддена к столу и аккуратно пристраивает на диванчик. Эдди приносит две огромные пивные кружки с колой. — Пей, — командует Пасторини. — И покажи мне эти документы. Мэдден отхлебывает колы. На вкус она гораздо лучше пива. — Что случилось, Хэнк? С утра все было нормально. Ты сказал, у тебя даже есть его отпечаток на осколке стекла. Мэддена накрывает волна тошноты — то ли от выпитого пива, то ли от того, что он вдруг вспомнил события сегодняшнего дня. Он закрывает глаза, потом открывает и таращится на инициалы и бессмысленные слова, вырезанные на столе. Особенно его поражает надпись «мочилово». Это к чему? Кто кого мочит? — Не надо было так близко к сердцу все принимать, Пит, — бормочет Мэдден. — Я себе обещал, что не буду. И все-таки переживал. Говно я, а не коп. — Хватит. Мэдден откидывается на спинку диванчика, сражается некоторое время с карманом штанов, наконец вытаскивает сложенный втрое конверт и протягивает его Пасторини. Пасторини внимательно изучает надпись и удивленно читает: — Как правильно подавать мяч, 4 шага. — Не, ты внутри посмотри. Пасторини вытаскивает листки. Пока он проглядывает их, Мэдден допивает колу. — Как он их достал? — спрашивает старший инспектор. — Я же тебе сказал. Не знаю. — Мэдден обводит пальцем букву «Б» в слове «Боб». «Боб + Лиз». Интересно, где сейчас эти Боб и Лиз? — Хэнк! Мэдден поднимает голову: — Чего? — Что он тебе сказал? — Сказал, что я не инспектор, а говно. И главное — он ведь прав! — Хэнк, я этого не слышал. Ты пьян и городишь ерунду. — А ты послушай. Я тебе говорил, что в этом деле все не так. С самого начала говорил. Паршивое дело. А ты меня не слушал. Ну вот, теперь мне конец. — Ты преувеличиваешь. Мэдден печально качает головой: — Она забыла. Вылетело из головы. — Что? — Так мне Керри сказала. Я ее спросил, чего она мне-то не рассказала про Кристен. Про то, что та посоветовала. Что Когану надо сходить к врачу. «Я забы-ы-ла. Столько всего навалилось, вот у меня из головы и вылетело». — Он передразнивает ее тоненьким противным голосом. — «И вы же меня об этом не спрашивали»! И она права! Нет, ну не кретинизм, Пит, а? Я ее не спрашивал, это правда. Знаешь почему? — Из-за дневника, — отвечает Пасторини. — Ты мне уже говорил. Мэдден икает, заглядывает в кружку, обнаруживает, что она пуста, и тянется к кружке Пасторини. — Вот теперь я понимаю, почему тебе это пойло так нравится. — Он залпом выпивает половину. — Очень бодрит. — Ладно, Хэнк, давай подведем итоги. — Давай. — Что у нас есть? Есть куча улик, добытых незаконным путем. Есть пострадавшая, дневнику которой, оказывается, нельзя верить. Есть съехавший крышей инспектор, решивший, что он не коп, а говно. И есть главный свидетель, вполне вероятно занимавшийся сексом с жертвой. Которая при этом была в отключке.