— Может, и помню. — Очень может быть? Или так, показалось? — Вы в Парквью работаете? — Ну да. — У нас тут одна врачиха от вас добровольцем работает. Доктор Беклер. У Теда сердце уходит в пятки. — Я забыла, как ее зовут, эту Беклер, — несколько неестественно продолжает девушка. Как бы Коган ни был сейчас увлечен своими мыслями, он все же догадывается, что его проверяют. — Ее зовут Энн. — А, ну да, Энн! — И все же она по-прежнему подозрительно его разглядывает. — Вы с ней знакомы? — Да. Признаться, — несколько смущенно произносит Тед, — у нас было несколько стычек в операционной. — Правда? Тед уже собирается рассказать про свои отношения с Беклер более подробно, но в этот момент дверь за его спиной распахивается. Высокой темноволосой женщине на вид лет двадцать пять — тридцать. Взрослая, не подросток. Коган, повинуясь инстинкту самосохранения, убирает фотографии обратно в большой желтый конверт. Женщина подходит ближе. — Здравствуйте, — невыносимо бодрым голосом говорит она, явно стараясь скрыть волнение. — Доктор Гуман назначила мне прийти в 11.30. — Добрый день! — приветливо отвечает секретарша и протягивает женщине анкеты для заполнения. Анкеты и прочие бумаги лежат стопкой рядом с небольшой подставкой для информационных буклетов. Почти таких же, какие бывают на столах в бюро путешествий — с рекламой туров, курортов и круизов. Только эти брошюры рассказывают про такие путешествия, в которые лучше бы не пускаться. — Доктор Гуман сейчас подойдет, — обещает женщине секретарша, — у нее еще пациент. Потом поворачивается к Когану и говорит гораздо тише, почти шепотом: — Уходите! Я не могу вам помочь, извините меня! Тед растерянно улыбается и спрашивает: — Как вас зовут? — Хетер. А вам зачем? — Хочу пригласить вас на чашку кофе. Вы любите кофе? — Ага. — Я как раз хотел в соседнюю кофейню зайти, купить капучино. Хотите капучино? — Хочу. Но к вам это отношения не имеет. — Я вернусь через пятнадцать минут, — спокойно продолжает Тед. — Буду сидеть в машине на парковке и ждать. Захотите кофе, выгляните на улицу, и я принесу вам чашечку. — А если не выгляну? — Я зайду с другого конца. — А если я полицию вызову? — Им я кофе покупать не стану. 7 мая 2007 года, 15.10 Если бы Мэдден и Бернс промотали запись вперед еще на пятнадцать минут, они бы увидели, что машина Когана возвращается на парковку. Камера на улице зафиксировала, как он стоит, прислонившись к капоту, и читает газету. Или притворяется, что читает. Проходит десять минут. Дальше на записи видно, как из служебного выхода появляется Хетер и подходит к Когану со спины. Картинка не очень четкая, но все же заметно, что он изумленно вздрагивает. — Вы ее отец? — спрашивает Хетер. «Так я его и спросила, — рассказывает Хетер. — Типа, вы ее отец? А он в ответ: господи, как вы меня напугали». Мэдден и Бернс переглядываются. — Почему вы решили выйти к нему? — спрашивает Хэнк. — Не знаю. От скуки. — И что было дальше? — Ну, я подумала, если он не отец, может, его отец нанял? Мы поговорили об этом. А потом он рассказал мне, что произошло. И я как-то успокоилась. Знаете, все думают, раз я работаю в бесплатной клинике и так выгляжу и одеваюсь, значит, я активная лесбиянка и ненавижу всех мужиков. Но это неправда. Я не такая. Мэдден и Бернс ждут, когда девушка расскажет им, какая она, но Хетер на этом заканчивает лирическое отступление. — Значит, вы поговорили. — Да. И в какой-то момент я решила, надо ему все рассказать. — Что именно? — Что я видела эту девушку. По крайней мере, мне так кажется. Полицейские снова переглядываются. — Если честно, я вспомнила бейсболку. И этот логотип кинофестиваля. У доктора была фотография девушки в бейсболке. Девушка приходила восемнадцатого февраля часа в четыре дня, говорит Хетер, внезапно демонстрируя прекрасную память на детали. Обычно пациентки заранее звонят и узнают, работает ли клиника в воскресенье. Эта, наверное, тоже звонила. А может, и нет. Внешность ее Хетер запомнила плохо. Светленькая вроде. И в бейсболке. Уставшая какая-то, но ничего такого, ни синяков, ни царапин. Не похоже, чтобы ее избивали. Если бы она была избита, Хетер отметила бы это в журнале регистрации. А так она всего лишь написала: «16.00. Блондинка. Совсем молоденькая. Вид, как у нашкодившего котенка. Боится, что контрацептивы не сработали. Говорит, что занималась сексом накануне вечером». — Я заглянула в журнал, прежде чем выйти к нему. Девушка сказала, что ее зовут Крисс Рей. С двумя «с». Сказала, ей почти семнадцать. — Могла бы и получше чего придумать, — тихонько говорит Бернсу Хэнк. — Рей — ее второе имя. — А Крисс — вместо Кристен, — добавляет Бернс. — Ну наверное, — говорит Хетер. Она запомнила это имя только потому, что обожала фильм «Кинг-Конг». — Девушка не сказала, что ей шестнадцать. Сказала — почти семнадцать, прямо как в песне. Я ей ответила, типа, не переживай, нам все равно, сколько тебе лет. И еще сказала, что ее зовут похоже на героиню «Кинг-Конга». Фей Рей. В старом фильме, не этом новом, дурацком. И не с той актрисой, как ее там? Джессика Лэндж? Мы про это поговорили пару минут, и тут подошла доктор Гуман. Девчонке ужасно нравился Джефф Бриджес. Да, было воскресенье, подтверждает Хетер. Самый тяжелый рабочий день. Пациентов полно. Хотя, глядя на парковку, этого не скажешь. Там мало кто из пациентов паркуется, только сотрудники клиники. В прошлом году охрана заметила, как подростки поливали машины краской из баллончиков и ковырялись в замках. Про это зачем-то в газетах написали. Но в основном, говорит Хетер, пациенты, и особенно подростки, паркуются в конце улицы, чтобы их тут никто не заметил. — Они думают, если они на парковке машину не поставили, то вроде как и не считается, что они тут были, — объясняет Хетер. — Если они кого-нибудь знакомого встретят, всегда могут сказать, что ехали в другое место, а сюда заскочили спросить про средства контрацепции. Где Крисс Рей оставляла машину, Хетер не знает. И результатов обследования тоже. А если бы и знала, то никому бы не сказала. Примерно то же самое выслушал и Коган. — Дайте-ка мне еще раз на фотографии взглянуть, — попросила она Теда. Разглядев их как следует, добавила: — Это почти наверняка она. Но имейте в виду, я этого не говорила. И вы ничего не слышали, договорились? — Хетер, — Мэдден не может скрыть своего возбуждения, — можно я вам еще один вопрос задам? Последний? — Ответ не гарантирую, но попробуйте. — Я ведь приходил к вам месяц назад. Говорил с вами. Почему вы тогда журнал не проверили? — Я ее не узнала. По вашей фотографии не узнала. Ну, что вы хотите, чтобы я сказала? Мне вообще с вами разговаривать не положено. 7 мая 2007 года, 15.36 Они с Бернсом обошли все окрестные клиники, и Хэнк очень гордился тем, как тщательно они всех опросили. А теперь по дороге к машине Мэдден материт сам себя за чрезмерную самонадеянность. Дневник. Проклятый дневник! Если Хэнк и наделал ошибок, то только благодаря этому чертову документу. Вот было бы здорово, если бы никто не рассказывал Хэнку, откуда этот дневник взялся. И про то, что Кристен говорила, будто все там — сплошная выдумка. Просто дали бы и сказали: «Вот, держи! Как думаешь, это правда? Или фантазии?» Мэдден не знает, что бы он ответил на этот вопрос, но читал бы уж точно куда более объективно. И не думал, что автор пытается скрыть подлинные факты затейливой выдумкой. Факт: Кристен не писала о том, что ходила в клинику. В ее повествовании она сначала занималась сексом с Коганом, потом проснулась утром и поговорила с ним, потом, уже позже, поговорила с Керри. «Я ей не сразу рассказала. Пока мы ехали домой, она только и трещала про то, какая я была пьяная и как она чуть не померла от страха. Гнала на меня, что у ее брата могли быть жуткие неприятности. Типа, если бы я отбросила коньки, брат был бы по уши в дерьме. Я ее спросила, разве не важно, что я все-таки жива? Есть ведь в этом и положительный момент, чего бы о нем не подумать?»