Керри не отвечает. Она все еще с ужасом думает, что ее обвинят в смерти подруги. Скажут — могла предотвратить… — Да. Мой брат учится в Стенфорде, — наконец отвечает она. — Их клуб устраивал большую вечеринку. — А вы как туда пробрались? Там в дверях хоть кто-то документы проверял или вы просто вот так взяли и вошли? — Ну, мы рано приехали, еще никого не было. Мы сначала ездили баскетбол смотреть, а потом сразу туда. — Вы пили? — Угу. — Что вы пили? — Я — пару кружек пунша. По-моему, ромового. Только я на самом деле не пила. Это у нас договор был: одна пьет, а другая нет. Вы не подумайте, мы не то чтобы много бухали. Мне, если честно, вообще алкоголь не нравится. — Значит, Кристен все-таки тогда пила? — Да. У нее просто настроение было такое. Неделя в школе выдалась дурацкая, хотелось оторваться. — Понятно. Ладно. Приехали вы на вечеринку. Что дальше? — Сначала было клево. Мы потанцевали. Вдруг смотрю — Кристен пропала. Оказывается, она пошла наверх в туалет, рвало ее там. По-моему, она еще пару бутылок пива выпила за вечер. Кто-то ей бутылку сунул, она и выпила. Сказала, что после пунша пиво — вообще как вода. А смешивать-то нельзя. — И что потом? — Потом она отключилась. Пришлось ее отнести в комнату Джимова приятеля, Джим — это мой брат. То есть она вообще без сознания была. Мы ее по щекам бьем, холодной водой обливаем, а она не реагирует. Мы испугались. И решили отвезти ее домой к доктору Когану. В больницу ехать было как-то стремно. Нас бы родители потом убили. Ну и у студенческого клуба могли быть неприятности, потому что несовершеннолетнюю на вечеринку пустили. Вот я и предложила отвезти Кристен к Когану. Если он дома, в больницу ехать не придется. — Откуда вы знали, где он живет? — Мы за ним следили пару раз. Я в него втюрилась. Мне кажется… Мэдден немного подождал и переспросил: — Что тебе кажется? — Да это неважно. — Откуда ты знаешь? Может, и важно. — Мне кажется, она об этом написала в дневнике. Про то, как я втюрилась. Она мне сказала, что написала. Мэдден улыбается. Это точно. Написала. Во всех подробностях. — Ясно. И что было дальше? — Короче, оказалось, что он дома. Он не хотел нас впускать, но мы его упросили. Прямо-таки в ногах у него валялись. — И он впустил? — Ну да. Осмотрел ее. И очень переживал, что она еще что-то приняла. Наркотики там или еще чего. — А она не принимала? — Вроде бы нет. И сама она говорила, что нет. Мы подняли ее на ноги. Заставили походить, выпить воды. — Кто это «мы»? — Я, доктор Коган и Гвен Дейтон. Она из Стенфорда. По-моему, курсе на втором. — И долго вы этим занимались? — С час примерно. — Во сколько это было? — Во сколько мы начали ее отпаивать? — Во сколько вы закончили? — Около часу. Может, чуть позже. Я помню, Джим звонил маме и говорил, что я у него останусь. Мне положено к двенадцати дома быть. — А Кристен когда должна была возвращаться? — Обычно к одиннадцати. Но план был такой, что она у меня ночует. — Она у тебя ночевала? — Нет. Мама меня всегда ждет. Она бы с ума сошла, если б увидела Кристен в таком состоянии. Вернее, может, и не сошла бы, но Кройтерам точно рассказала, а вот они бы свихнулись наверняка. Джим сказал маме, что Кристен он отвезет домой, а я останусь у него. Мама разрешила. — И вы остались ночевать у доктора Когана? — Ага. Кристен заснула, когда мы ее на кровать в гостевой комнате положили. Он сначала ругался, говорил, чтобы мы уехали. Я ему пообещала, что мы уберемся оттуда в восемь утра. Что мой брат приедет и заберет нас. — И куда ты пошла спать? — В гостиную. На диван. — А потом? Керри молчит. — Вы же и так все знаете, — наконец говорит она. — Вы ведь поэтому и приехали, да? — Все так. Но я бы хотел услышать это от тебя. — По-моему, это неправильно. Кристен бы это не понравилось. — Сейчас это уже неважно. Керри смотрит в сторону, потом опускает глаза. — Керри, Кристен занималась сексом с доктором Коганом? 13 Антикозлятор 10 ноября 2006 года, 10.04 После завтрака Коган вернулся в операционный блок. На сегодня были назначены две несложные операции, бронхоскопии. Если повезет, на каждую уйдет по часу. На самом деле это были даже не операции, так, предоперационные исследования. Задача состояла в том, чтобы провести через трахею трубку, а потом через эту трубку провести видеокамеру и инструмент для взятия пробы тканей. Ткани исследовали, чтобы понять, есть у пациента рак легких или нет. Никаких внешних разрезов. Никакой анестезии. Пациент находится в сознании в течение всей операции, его просто предварительно пичкают седативными препаратами. Начался совершенно обычный рабочий день. Как-то раз для школьников старших классов устроили экскурсию по приемному отделению и Когану пришлось этим заняться. Так вот, они попросили его описать обычный рабочий день. Сначала Коган даже растерялся. Во-первых, объяснил он, его рабочий день состоял из ночи и дня. Коган почти всегда работал на суточных дежурствах. В дневные часы его работа проходила строго по расписанию. С утра операции, днем он осматривал прооперированных больных. А ночью жизнь была непредсказуемой. Можно спокойно проспать восемь часов кряду и никуда не ходить. А можно и проторчать до рассвета у операционного стола, штопая пациентов одного за другим. К сожалению, возможности выбрать, когда его больным следует получить травму, у него не было. А если бы его воля, люди попадали бы в аварии только между шестью и десятью часами вечера. Будь Коган президентом, он бы такой закон обязательно выпустил. Школьники засмеялись, а одна девочка спросила: — Если вы ночью не спите, как же вы потом работаете днем? Спать же хочется? — Я кофе пью, — ответил Коган. — Много кофе. Что правда, то правда. Во дворе больницы был кофейный лоток, и продавец отлично знал своего постоянного клиента. Рядом с лотком стояли столы под зонтами, и Коган часто выбирался днем на улицу. Ему казалось, он и правда сидит в кафе за столиком у кромки тротуара. Он пил латте, болтал с другими врачами и заигрывал с сестрами, которые приходили сюда покурить так же часто, как он — выпить кофе. Эти пятнадцать минут перерыва казались ему лучшими моментами в работе. Школьникам он такого говорить не стал. Не стал рассказывать, как его достают постоянные стычки с коллегами. Детям ни к чему знать про больничные интриги. Им хотелось послушать душераздирающие истории, где хлещет кровь и вылезают наружу кишки. Разве мог он сказать им, что, работая в больнице, ты не только помогаешь людям, но часто обижаешь и задеваешь их, а порой даже сплетничаешь за их спиной? Иногда Теду казалось, что объяснение этому простое: годы, когда человеческая личность проходит стадию становления, врачи проводили в библиотеках и лабораториях, и в результате больницы получали совершенно взрослых человеческих особей мужского или женского пола, прекрасно исполняющих свои профессиональные обязанности. При этом их социальные навыки мало чем отличались от социальных навыков подростков. Примером тому служила Энн Беклер. В то утро Коган не заметил ее, пока не услышал позади ее голос: — А ну-ка, стой, Коган! Мне надо с тобой поговорить. Она произнесла это спокойно и властно. Так обычно говорят полицейские, когда предлагают вам выйти из машины и предъявить документы. Коган медленно обернулся, предварительно изобразив любезную, но несколько фальшивую улыбку. Он только-только вышел из операционной после второй бронхоскопии. — Да, Энн. Что случилось? — Я смотрю, ты от меня все утро прячешься.