— Тоже не будет, — огрызнулась я, все еще обиженная на «средневековье». — У тебя рожа, как у недовольного ежа! — захихикала Нинка. — Запоминай, пока я жива, порядок культурных эпох. Античность, Средневековье, Возрождение, Просвещение. Не позорься больше. Я поморщилась. — Ой, не надо лекций мне читать. — Ути-пути, наш будущий адвокат обиделся, — ласково погладила меня по волосам Нинка и тут же заметила: — Шампунь поменяй. — Я вообще юристом не хочу быть, — сказала я. — А на фига ты тогда сюда поступала? — сердито сдвинула умело подкрашенные брови Нинка. — И меня за собой потащила? — Это ты сама себя потащила. Какая разница? Куда поступила, туда поступила. Я не стала рассказывать ей о том, что на юрфак меня едва ли не насильно отправил собственный дядя. В то время деканом факультета была одна из его молодящихся любовниц, которая запихала меня на бюджетное место. Если я скажу это Нинке, то она меня точно засмеет. Она, кстати, после школы вообще никуда не хотела поступать и говорила, что будет моделью. Дядя Витя (папа Нинки) категорически заявил, что он в таком случае содержать ее не будет, ведь, по его авторитетному мнению, средняя дочь еще не доросла до каких-то там моделек. Обиженная и обозленная блондинка долго думала, где же будет учиться. Окончив школу с золотой медалью и превосходно сдав ЕГЭ, подруга могла поступить практически куда угодно. Я долго теребила ее, спрашивая, куда она направит свои стопы тридцать восьмого размера (и это при росте 179 сантиметров!), но девушка только отмалчивалась. Я даже на нее за это обиделась и не разговаривала. Каково же было мое удивление, когда я пришла в университет 1 сентября и первым делом встретила у входа ухмыляющуюся Нинку. — А вот и я, — сообщила она мне торжественно. — Мне скучно будет одной учиться. Ты рада? Тогда я и поняла, что испытывают ребята из гоголевской комедии «Ревизор» в последней знаменитой сцене. А вот родители Нинки подумали, что это я потащила ее учиться на такую серьезную, по их мнению, специальность, отговорив их дочь от сомнительной карьеры модели, и стали относиться ко мне едва ли не как к родственнице. Подруга продолжала наседать: — Ну, так я не поняла, ты от нечего делать решила в юристы идти, а? — Да буду-буду я юристом, — сказала я ей в ответ, и чтобы отвлечь ее внимание, добавила: — Гляди, твоя любимая одногруппница Ольга со своим Анатолием. Эти двое, держась за руки, прошли мимо нас, ничего не видя и не слыша, — настолько были заняты друг другом. — Фу, — поморщилась Нинка. — Влюбленные. Аж противно. Вот видишь, как ей повезло, Кривому Носу. Если я это проделаю над Кеем, то он точно моим станет. Увидит и обомлеет. — Пока что от тебя млеет твой Сеточкин. — Не напоминай мне об этом выродке человечества! — потеряла привычное хладнокровие подруга и выхватила вдруг у меня из рук бутылку колы. — А чего вдруг? Все вокруг, между прочим, вас знатной парой считают… — продолжала я. — В прошлый раз мне пришлось вынести пытку! Этот кадр полез ко мне целоваться! Могильное проклятие. Он даже не знал, что изобрели жвачку! Фу-у-у! — она резко открыла крышку от газированной воды, а та, жизнерадостно шипя, полилась на ее новый светлый свитерок, приобретенный в модном магазине не ранее как вчера. — Твою ж дивизию, а! — не по-женски выругалась Нинка, нашаривая салфетки в своей новой бездонной сумке. Ее настроение портилось все сильнее. — Что за день сегодня такой? Но ничего, я все ради своего Кея вытерплю. — Фанатичка ты все же, — я помогла оттереть от колы свитер. — Завистница. — Клоунесса. — Крети… а тебе чего здесь надо? — рявкнула вдруг подруга. — Ты чего? — аж вздрогнула я, проследила за ее недобрым взглядом и обернулась. Возле нас стоял все тот же Антон. В мешковатой толстовке с капюшоном, потертых джинсах, с рюкзаком за плечами, с большими глазами, скрывающимися за стеклами очков, он вообще больше походил на школьника-старшеклассника, чем на студента. — Чего стоишь? — недовольным тоном спросила подруга у парня. — Иди куда шел. С теми, кому Нинка отказывала, она вела себя по-хамски — то есть показывала истинную себя. Вроде бы как раз не нужен ей этот человек, так и незачем перед ним строить из себя ангела. Антон несмело, но по-доброму улыбнулся. Пальцами, наполовину скрытыми длинными рукавами толстовки, он поправил очки в черной толстой оправе. — П-привет, Нина, — несколько заикаясь от волнения, начал он. — Я хотел бы тебе… — Что хотел бы? — волком уставилась на парня Нинка. — Ниночка, я хотел бы… — Слушай, мальчик, иди-ка ты отсюда со своими хотелками, — бесцеремонно перебила его моя подруга. Парень несколько оторопел, но все же продолжил: — Сделать тебе подарок… Сегодня день анг… — он опять замолчал, видя, какими злыми глазами смотрит на него «истинное лицо» Журавля. — Какой анг? — прервала его девушка. — Ты задолбал меня, честное слово! Чего надо? — Нин, да ладно тебе, — тронула я ее за руку. — Прости… — Я хотел подарить тебе подарок, — не мигая смотрел в лицо злющей Нины Антон и медленно протянул небольшой нежно-фиолетовый сверток, который все это время держал спрятанным за спиной. Нина взглянула на подарок, который, кажется, своим внешним видом ей совсем не понравился, скорчила какую-то страшную гримасу, подняла выразительно брови и сказала: — Выброси. Вот дурак. Что там? — Конфеты… — прошептал он едва слышно. — Наверняка дешевка, — презрительно скривила ярко накрашенные губы Журавль. — Мне такое дерьмо не нужно. И вообще запомни: я люблю успешных, богатых и красивых. Ты не попадаешь ни под одну категорию, неудачник. Я в туалет, — бросила она мне без перехода, — эта проклятая кола везде. И, Кать, позаботься, пожалуйста, о том, чтобы к моему приходу этого несчастного здесь не было. Спрыгнув с высокого подоконника, где мы, собственно, и сидели, она, громко стуча каблуками, удалилась. Мне стало неловко. Протянутая рука молодого человека так и застыла в воздухе. На его губах застыла полуулыбка. Наверное, ему неприятно. Мне бы тоже было неприятно на его месте… — Извини, ты просто подошел в самое неподходящее время. У Нины сегодня… э-э-э… плохой день, — сказала я. Он молчал, склонив голову так, чтобы я не видела его глаз, скрытых длинной челкой. Вот же ситуация, а! — Руку-то опусти, — посоветовала я. — Антон, не обращай внимания на нее, в душе Нина очень хороший человек, только резкий. Она просто постеснялась взять твой подарок, поэтому и повела себя так. Вот. О, что же я чушь несу. Постеснялась взять, как же! И одновременно унизила. Ну что же такое? Почему Нинка унижает и обижает, а виноватой я себя чувствую? Я что — мать Тереза? Я посмотрела на виднеющиеся из-под светлых волос широкие дужки очков и почему-то вспомнила собственного брата. А если бы его кто-нибудь такой же умный, как Нинка, унизил бы? Конечно, сомневаюсь, что братец способен признаться в чувствах кому-то кроме собственного системного блока, ну, или материнской платы, на худой конец. Но все же… Мой родственничек и этот паренек, похоже, одного поля ягодки — оба неуклюжие и зашуганные обществом ребята. Мне стало жалко этого Антона. К тому же он показался мне по-своему милым. — Антон, не переживай ты так, — я вновь принялась говорить ему, стоящему с опущенной головой, слова утешения бодрым голосом, — найдешь другую девушку. А у Нины характер сложный. Да… Она и послать может. И таких трехэтажных матов наговорить, что потом аж уши вянут. Давай свой подарок. Я передам его этой сбежавшей зануде. Давай, не бойся. Я аккуратно взяла из его рук шуршащий оберткой сверток. На миг наши пальцы коснулись друг друга. Я вдруг замерла на мгновение, а когда посмотрела на парня, то заметила, как вдруг его плечи дернулись, а подбородок опустился еще ниже. Я вдруг поняла, почему он так до сих пор не поднял головы. Мальчики не любят, когда девочки видят, что они плачут. О Боже! Он что, плачет? Даже мой брат последний раз плакал в 13 лет, когда сломал ногу, неудачно поскользнувшись на банановой кожуре в коридоре. Или, может быть, просто я не видела слез Эдгара? — У нее сегодня день ангела, — просто сказал Антон, словно перебивая тишину. Голос его был тихим. — Да? Э-э-э… Ладно, — не зная, как поступить, неуверенно произнесла я. — Я поздравлю ее от тебя. Просто не бери в голову случившееся. Он очень медленно кивнул мне. — Вот и отлично. А я пойду, хорошо? Подарок Нина с удовольствием съест — ты не думай. Она жуткая обжо… сладкоежка! Ну, пока! И я неожиданно для самой себя улыбнулась ему и быстрым шагом направилась в сторону туалетов, чтобы встретить Нинку там. Если она узнает, что взрослый парень из-за нее разрыдался, она всему универу об этом растрезвонит. Мне казалось, что Антон пристально смотрит мне в спину, но когда я все же оглянулась, его в коридоре уже не было. Подругу, мрачно оглядывающую себя в большое зеркало, нашла в туалете. Ее свитер был безнадежно испорчен. — Катрина? А я домой пойду. Не смогу отсидеть в таком убожественном виде еще пару. Об Антоне она больше не вспоминала. Подарок я ей отдавать не стала — выкинет же еще, а мне отчего-то не хочется, чтобы она делала это. Прости, парень, если обнадежила. Нинка не вспоминала больше об Антоне, зато это пришлось сделать мне. И произошло это уже через два или три дня. Почему мы встретились опять и почему наша встреча была именно такой, я не знаю. Может быть, нам просто суждено было встретиться вновь? Я, разговаривая по телефону, переходила улицу. Обе руки у меня были заняты: в одной держала мобильник, в другой — объемный пакет с книжками. Это была учебная литература, которая понадобилась мне для выполнения одного из многочисленных практикумов. Хорошо, что большая городская библиотека находилась совсем недалеко от моего дома. Честно сказать, обычно все эти практикумы помогала мне делать Нинка, но на этой неделе ее общее количество тараканов в голове невероятно повысилось, поэтому она почти совсем забила на учебу — все готовилась к встрече со своим любимым принцем со странным холодным именем Кей. Вот же у человека упорство, вот же стремление! Поставь она перед собой задачу завоевать Нобелевскую премию, у нее и это получилось бы. Я шла, разговаривая с подружкой Настей по телефону, и не думала ни о чем плохом. А плохое случилось почти что незамедлительно.