— Ты куда? — с интересом глянул на меня папа, когда я подвивала только что вымытые волосы, сидя на кухне. Да, странное место для наведения макияжа и прически, но здесь лучшее в доме освещение. — Гулять, — не стала вдаваться я в подробности. — С кем? — заинтересовался Томас. — Как будто у меня есть много вариантов, с кем я могу пойти погулять! Ай! — обожгла я палец плойкой. — Не надо портить волосы всякой фигней, Катрина, — сказал тут же папа. — Они и так хорошие. — Ага, мне что, ходить такой же лохматой, как ты? И стричься раз в году? — Огрызнулась я. Томас о волосах редко заботился, забирал их в хвост, и все дела. А мне не нравилось, когда волосы торчали во все стороны и пушились. К тому же Нинка просила одеться сегодня как-нибудь понарядней. — Я не лохматый. Я всегда такой. А ты поздно придешь? — продолжал он расспрашивать. — Поздно, — кивнула я. Мне разрешалось приходить хоть следующим утром — главное, не забывать предупреждать кого-то из семьи об этом. — А я тоже скоро буду собираться. В студию, — сообщил мне родитель. У него была своя небольшая квартирка-студия, в которой он, собственно, и творил свои ужасные шедевры. Чаще всего он рисовал ранним утром, поздним вечером и ночью, поэтому иногда часто оставался в студии ночевать. — Я тоже сегодня ухожу, — раздался голос Леши, который до этого что-то напевал в прихожей. — Поеду в загородный дом Шерри. — Это кто? — спросила я, нанося светло-коричневые тени на веки. — Шерри — моя новая подруга. Дочь банкира, между прочим, — хвастливо ответил дядя. — Катя, что за ужасный макияж? Лучше бы вообще не красилась. — Вот и я говорю, что естественная красота — намного лучше! — обрадовался папа, который почему-то терпеть не мог, когда я или Нелли пользовались декоративной косметикой. — Да отстаньте вы от меня! Что вам вечно надо? — А куда ты, собственно, красишься? Ты вообще это дело редко делаешь, — заметил дядя. — Она пойдет с кем-то гулять, — тут же сообщил папа, — сказала, что с кем-то из своего немногочисленного окружения! — Тогда привет Антону, — отозвался Леша, как раз в то время, когда я, высунув от напряжения кончик языка, вновь подкрашивала ресницы тушью. Поэтому я, немного увлекшись, автоматически сказала: — Передам. — Вы с ним прямо каждый день встречаетесь. Молодцы, — похвалил меня родственник. — Смотри не надоедай ему сильно звонками и сообщениями. В девушке должна оставаться хотя бы капля загадки, которую настоящий мужчина стремится раскрыть и… Я прервала словесный поток Алексея: — Чего? — закричала я. — Слушай, ты что мелешь? Я с Нинкой иду! — Ну-ну. А то мы не видим. Ради Нинки своей ты так красишься? — А, Леша, оставь ее. Все влюбленные нервными становятся, — махнул рукой папа. — Ну, Кэтрин, — потрепал меня по голове Леша, — желаю с ним удачи. Помни — не все парни такие же плохие, как твой любимый дядечка. Этот твой Антон хоть и похож слегка на чмо, зато тебя не бросит. Нет, ну сколько уже можно? Почему они все думают, что меня и этого дурачка Антона связывают какие-то отношения? — Это ты чмо, дядечка. Мы вообще не встречаемся, — с этими словами я нечаянно размазала тушь на правом глазу, взвыла и побежала в ванную — устранять этот непорядок. Хорошо, что Алексей мне добродушно помог в этом нелегком деле. С косметикой он был на «ты», красить умел едва ли не совершенно и сделал мне действительно красивый, но не кричащий макияж, легкими движениями нанеся не только тени и тушь, но и тональный крем, пудру, румяна, помаду и блеск. Как я не опоздала — уму непостижимо! Когда Нина заехала за мной на своем обещанном такси, то уже не дулась, да и я остыла. Подруга чуть ли не разлеглась на заднем сиденьи, выставив босые ноги на второе пассажирское место. — Сядь вперед, — коротко велела она мне, когда я открыла заднюю дверь. Интересно, что у нее там случилось, что ее лицо такое сосредоточенное, а брови сведены к переносице? Да и манера сидения в авто у нее какая-то странная. Едва я оказалась на месте рядом с водителем, пожилым мужчиной с седой бородкой, как тут же спросила подругу, оглянувшись: — Нин, ты чего там без обуви расселась? Туфли, что ли, забыла? — Забыла. Сотня бородатых уродов! — совсем не по-женски взвыла она, и водитель, выезжающий на перекресток, удивленно оглянулся. — Что смотрите? — огрызнулась Нинка. — Лучше за дорогой следите. — А я слежу, девушка, — ничуть не обиделся тот, поворачивая машину на дорогу. — Ты, правда, забыла обувь? — несколько обескураженно спросила я, не почувствовав подвоха. Вроде бы Нинка при полном параде: умело накрашенная, облаченная в новенькие узкие черные джинсы и трикотажную нежно-серую тунику, которая словно кричала, что была куплена в бутике и подчеркивала достоинства фигуры Нинки. На тунике в свете вечернего солнца, проникающего сквозь окна машины, блестела и переливалась длинная нитка черного жемчуга. Этот же камень был и в ушах блондинки. Подруга повернула лицо ко мне и выдала гневную тираду: — Ты что, совсем того? Катя, ты вообще понимаешь, что ты иногда морозишь? Я вышла из дома без туфель! В плюс десять! Какая смешная шутка! Я тут спешу на самую важную встречу в моей жизни, а ты мелешь ерунду! Да, Катенька, да, я вышла босиком! А это, — потрясла она в воздухе черной изящной туфлей на огромном каблуке, — это я в машине нашла! Дяденька-водитель это, наверное, носит! Дяденька-водитель оглянулся, увидел туфлю и тут же запротестовал: — Нет-нет, это не мое! — Это не его! — как маленькому ребенку сказала мне подруга. — Как думаешь, чье тогда? Я спокойно улыбнулась ей. Хорошо, что Нинка нервничает и злится по пустякам. Если бы она до сих пор на меня обижалась, то вообще бы всю дорогу молчала. А ссориться с подругой, тем более из-за какой-то ерунды, мне совсем не хотелось. — Так что с тобой? — вновь спросила я. — Мозоль натерла, — коротко ответила подруга. — Когда успела? — изумилась я. — Ты же утром была нормальная. — Я и сейчас нормальная. Я, как ушла от тебя, решила пробежаться по магазинчикам. Полечить шопингом свои несчастные нервы. Видала? — ткнула себя в грудь Нинка. — Классная штука, туника из легкого французского трикотажа, последняя коллекция «Элизабэт Мэйлер». Но не об этом речь. Я купила себе новые туфли, — с ненавистью ее глаза уставились на предмет обуви, который подруга до сих пор сжимала в руке. — И прямо в магазине их надела. Решила разносить. А они… мне мозоль натерли, эти чертовы калоши! — она с размаху ударила ни в чем не повинной туфлей по мягкому сиденью. Водитель опять оглянулся — наверное, хотел удостовериться, что его транспортному средству не принесли вреда действия странной длинноволосой блондинки. — Бедная, — искренне посочувствовала я Нине, — сильно натерла? — Сильно. До крови. И, главное, когда? В такой важный день! Но ничего, даже если обстоятельства против меня, я не сдамся! Проклятые туфли. Проклятый бренд. А чертов продавец меня убеждал, что они удобные и кожа в них мягкая! Ага, мягкая! Как наждачка. Далее Нинка, потирая вытянутые ноги, сообщила мне, привычной ко всем ее ругательствам, и водителю, который немного опешил, в какое место она запихает наждачную бумагу бедному продавцу, куда вставит ему злосчастные туфли и почему заставит съесть его то, что не удалось в него же засунуть. Выговорившись, она закашлялась от переизбытка эмоций. Я с сочувствием посмотрела на подругу. — Нин, а чего ты другие туфли-то не обула, чтобы не так больно было? — поинтересовалась я. — Мне одинаково больно во всех моих туфлях. — Может быть, нужно было надеть балетки? — Ненавижу их. Не понимаю обувь без каблуков, — поморщилась она, выуживая из сумки зеркальце в тонкой серебряной оправе. — Кроссовки тогда можно было бы. — Не успокаивалась я. — Нельзя! Я же не дура, чтобы под такую одежду спортивную обувь надевать. Ой, Катя, в тебе — бездна вкуса. Тебе только трусы носить на голове осталось. Я обиделась. Подруга, не замечая этого, принялась подводить и без того щедро накрашенные светло-розовой помадой губы. — Ты меня слезно уговаривала поехать, а теперь обзываешься, — укоризненно ответила ей я. — Ты забыла? — Да ладно тебе, Катька. Кстати, я же сказала тебе одеться получше. А ты что напялила? Мы на рок-концерт идем или на твое собеседование в госструктуры? — Отстань. Я внимательно оглядела себя: расстегнутая бежевая куртка, черный жакет со вставленной косой молнией и белым воротником-стойкой, черная же прямая юбка чуть ниже колен. Вполне официальный костюм, я в нем обычно на экзамены хожу, чтобы преподаватели относились ко мне, нерадивой студентке, немного серьезней. — Ну, журналисты же должны одеваться во что-то официальное, — осмотрела я еще раз собственную одежду. Чисто, опрятно и, как мне кажется, элегантно. Чего ей опять не нравится? На это она лишь фыркнула: — Должны, как же! Это же пресс-конференция рок-группы, а не будущего президента Российской Федерации. Вся журналистская братия припрется в нормальной повседневной одежке. А ты вообще на учительницу похожа. Надо было проследить за тобой, милочка. Хотя… Это даже твоему домашнему стилисту не под силу. — Нинка махнула рукой. — Но что с тобой поделаешь? Не переодевать же тебя. Хоть накрасилась прилично, и с прической порядок. Леша постарался? Я так и подумала. Ты пакет-то взяла? Если нет — я тебя задушу, а водитель спрячет твое тело. Мужчина, сидевший за рулем, кисло посмотрел на Нинку. — Что, не будете прятать? — спросила она у него тут же. — Я заплачу.