…Марк сделал глоток и поставил чашку на стол. С минуту-другую мы сверлили друг друга взглядами. Марк отвел взгляд первым. – Ну… – протянул он. – Вроде мы обо всем договорились. Мне сейчас нужно сделать срочные звонки… Намек был более чем прозрачен. Я сделала последний глоток кофе и встала. – Я пойду. Жду вашего звонка вечером. Он кивнул. – Всенепременно. И, махнув рукой в знак прощания, сделал вид, что углубился в деловые бумаги. В приемной Кира Андреевна была не одна. Рядом с ней стояла та молоденькая прилипала. Судя по тому, как она резко обернулась на звук открывшейся двери, как льстиво улыбнулась и тут же снова переключилась на Киру Андреевну, при этом всей спиной излучая неумеренное, прямо-таки сверхъестественное любопытство, я поняла, что осталась она специально ради меня. Поглазеть на жену самого Дымова. Одно дело, слушать сплетни и гадости, другое дело – увидеть самой. Все равно что слышать о динозаврах, но никогда с ними не сталкиваться. А здесь встреча воочию. – Вы уже уходите, Инна Викторовна? – меланхолично откликнулась Кира Андреевна, занятая своими делами. Обращение ко мне было еще одним поводом для прилипалы окинуть меня цепким женским взглядом. Чем она не замедлила воспользоваться. Просканировали меня основательно: вычислили, сколько стоят мои ботинки, где куплен шарф и когда я в последний раз была у парикмахера. – Да. Ухожу. Я надела на себя куртку. Прилипала уже в открытую рассматривала меня. И я не сдержалась. – В последнее время мой муж говорил, что штат фирмы – раздут. Я посоветовала ему оставить старый костяк, а новых уволить. Кризис. Финансы надо экономить. Это была стрела, точно пущенная в цель. Муж никогда не советовался со мной по поводу работы и никогда не обсуждал никакие дела. Но это знали только мы с ним. Молоденькая прилипала округлила глаза и приоткрыла рот. На ее лице был написан ужас, смешанный с удивлением. Я поняла все без слов. Взяли однодневку за красивые глаза и в случае чего она – первый кандидат на вылет. О чем я ей и сообщила. Как ни странно, я почувствовала удовлетворение. Я не была кровожадной, но библейская система ценностей «если тебя ударили по щеке – подставь другую» не имела для меня авторитета. «Я бы не хотел иметь тебя врагом», – сказал мне однажды муж. «Это почему?» – cо смехом спросила я. «Ты как… – он запнулся, – как древний воин действуешь без жалости и снисхождения. Для тебя отрубить голову врагу – было бы актом торжествующей мести и физического удовольствия. Ты скальпировала бы врагов и собирала их сердца в мешочек». – Может быть, – пробормотала я. – Не спорю. Над этими словами я никогда не задумывалась, но теперь – вспомнила. Кира Андреевна метнула на меня удивленный взгляд, но промолчала. – До свидания, – громко сказала я. – До свидания, – услышала я от секретарши. Ветер на улице усилился. Я села в машину и задумалась. Объяснение Марка меня не удовлетворило. Но большее он сказать не мог. Или не хотел. Я снова набрала телефон Дымчатого. И снова «абонент временно недоступен». Я положила телефон рядом на сиденье и сняла капюшон. Ждать до вечера? Но позвонит ли Марк? Приходилось полагаться на него. Но сдержит ли он свое обещание? Насчет этого никакой уверенности у меня не было. Я ехала по улицам города медленно. Снег валил крупными хлопьями, и часто приходилось стоять в пробках. Неожиданно я вспомнила, что у Леди Ди нет еды и надо сходить в магазин. Я затормозила у универмага в центре – на Садовом кольце – и вышла, поставив машину на сигнализацию. Тревога во мне крепла вместе с усиливавшимся снегопадом. Раньше такого не было: Володя всегда аккуратно звонил и ставил меня в известность о своем местонахождении. Кроме того, мне не нравился вчерашний ночной звонок. Марк меня уверял, что муж на переговорах. Но так ли это? И возможности проверить его слова у меня не было… Я подумала, что забыла взять у Марка телефон. Он наверняка есть где-то в записных книжках Дымчатого. До этого момента мне совершенно не нужен был телефон Калмановского, и поэтому не пришло в голову узнать его домашний и сотовый. Я ругала себя за оплошность, но понимала, что изменить ничего не могу. Дома я первым делом проверила автоответчик: никто не звонил. Кошка сидела на подоконнике и смотрела на меня голубыми глазами. Она сидела около единственного цветка в нашем доме – кактуса, похожего своей формой на трезубец, и ждала своей порции. Леди Ди никогда еду не выпрашивала: это было ниже ее достоинства. «Она похожа на тебя», – сказал как-то Дымчатый, усмехаясь. «Что ты имеешь в виду?» – «Будет умирать, но ничего не попросит. Исключительно гордая кошка. Как ты». Я насыпала в миску еды и отошла в сторону. Кошка спрыгнула, выгнув спину, не спеша подошла к миске. Она посмотрела на меня, и я отвернулась. – Не буду тебе мешать, – вслух сказала я и вышла из кухни. Я сидела на диване, поджав ноги, и смотрела телевизор. Если так можно было назвать занятие, при котором одна картинка сменяла другую, а я смотрела на них, не пытаясь вникнуть ни в сюжет, ни в логику. Я сидела и ощущала, как мертвенный холод разливается в животе, cловно я наглоталась сосулек, и они постепенно леденят меня изнутри. «Раньше такого не было», – сказала я вслух. Как бы Володя ни относился ко мне, он звонил и предупреждал о своих делах. Или о том, что ему надо срочно уехать. А здесь – ничего. Ни звонка, ни предупреждения… Кошка уже перебралась в комнату и сидела на коричневом пуфике, тщательно вылизывая себя. – Дашка! – позвала я ее. Но она даже не повернулась в мою сторону. Я щелкнула пультом. Пялиться дальше в ящик было пустым делом. Нужно было что-то делать, чем-то занять мозги и руки, чтобы только не сходить с ума от неизвестности, от того, что муж – непонятно где, а я ничего о нем не знаю. Я вскочила с дивана. Первым делом нужно найти телефон Марка. Квартира у нас была двухкомнатной; когда мы переехали в нее, это была трехкомнатная коммуналка с большим коридором и мрачной кухней с темно-зелеными стенами. Дом был старый, cталинский – с большими потолками и толстыми звуконепроницаемыми стенами. Я думала приобрести жилье в новостройке, но Володя захотел купить квартиру именно в этом районе – Лефортово – и непременно в сталинском доме, потому что в Лефортове в сталинском доме он жил в детстве до развода родителей, до того как им с матерью после размена квартиры пришлось переехать на окраину Москвы – в Братеево. Перепланировкой руководила я. Володя сказал, что ни во что влезать не станет. Делай как знаешь, с улыбкой прибавил он. Я решила сделать кухню меньше, а из трех комнат соорудить две. Одна большая – гостиная, одновременно служившая нам спальней, а вторая поменьше – кабинет мужа. Но он, узнав об этом, запротестовал. – Какой кабинет? Я что, писатель? Мне хватит и стола в нашей спальне. У меня ноутбук, а таскать его я могу по всей квартире. Без проблем. – Тебе нужен кабинет, – настояла я. Центральное место в кабинете занимал стол из красного дерева, купленный в антикварном магазине. Когда я увидела этот стол, то просто влюбилась в него. Продавался он со скидкой – у него были небольшие дефекты: царапины по левому краю и трещины на задней стенке. Я сразу притащила стол домой – наняла грузчика и привезла к нам. Дымчатый, увидев его, расхохотался, но потом признался, что стол – обалденный и у меня хороший вкус. От этих слов я летала. Я любила светлые тона и поэтому квартиру сделала бело-кремово-бежевой. С небольшими вкраплениями шоколадного и терракотового. Я обложилась журналами по дизайну, и через три месяца ремонт в квартире был закончен. Володя ремонтом был доволен. Мы пригласили Марка. А после его визита муж сказал: – Можно было сделать и поярче. – Тебе же нравилось! – И нравится. Но можно было сделать и по-другому. – Это тебе Марк сказал? – cпросила я, закипая от бешенства. – Да что ты, малыш? Обиделась? Это я просто так ляпнул. Ей-богу. Но «просто так» вечером вылилось в небольшую истерику в ванной. Я плакала, закрывшись там, но когда вышла к ужину, Володя ничего не заметил: я тщательно скрыла следы своих слез. В гостиной преобладала белая мебель с позолотой сверху: в виде узорчатых вензелей – легких, как росчерк быстрого летящего пера. И только пара шоколадных пуфиков и большие напольные часы из темного дерева разбавляли это снежное царство. Я любила белый и черный цвета, чистоту и белизну, четкость и контрастность. И в одежде у меня преобладали эти цвета; без цветовых пятен и пестрых расцветок. За антикварным столом муж работал редко. Он не любил, по его выражению, «тащить работу в дом», и поэтому большей частью стол с ноутбуком был невостребован, но мне почему-то думалось, что если где муж и хранил свои записные книжки, то только в ящике этого стола. Этот ящик закрывался на ключ, но я никогда не видела, чтобы Володя запирал его. Несколько раз он при мне открывал ящик, и я видела в нем сваленные бумаги, стикеры, ручки, начатые и пустые блокноты и прочий офисно-бумажный хлам. «Слушай, – сказала я мужу, – как ты свои дела ведешь на работе, ты, по-моему, офисный неряха». – «У меня для этого есть секретарша, – мгновенно ответил он. – Она и ведет всю эту бумажную мутотень. А я – генератор идей». – И он постучал себя по лбу. «Хорош генератор, – фыркнула я, – порядок у себя не можешь навести». – «Ну-ну, моя критикесса, – cердился муж. – Может, не будем раздувать пожар семейной ссоры». Я внезапно подумала, что муж отдалился от меня так сильно, потому что я не делала самого главного – не смотрела ему в рот, что, безусловно, требуется от женщины. Мой муж любил себя чувствовать самым-самым. А я не поддакивала ему и не льстила мужскому «эго», то есть вела себя непростительно для жены. – Умеешь ты, Инка, одним щелчком втоптать человека в грязь, – говорил мой муж, хмурясь. – Знал бы, что ты такая колючая, ни за что бы не женился. Раньше я думала, что он шутит. Но теперь подумала, что он говорил серьезно… Я прошла в спальню в сопровождении Леди Ди и остановилась. Деликатная кошка тоже остановилась на расстоянии от меня. – Ну что ж! – вслух сказала я. – Приступим. Я подошла к столу и потянула на себя ящик. К моему удивлению, он не поддался. Я потянула его сильней, потом подергала. Сомнений не было – ящик был закрыт. Я нахмурилась. Раньше Дымчатому не приходило в голову запирать от меня ящик. И зачем он сделал это? С какой целью? Скрыть от меня важные бумаги? Но он прекрасно знал, что я никогда не стану рыться в его вещах. Я никогда не проверяла карманы мужа, его борсетки и не шарила в бумажнике. И тем более не стала бы лазить в ящик его стола. Но факт оставался фактом. Я села на кровать. Я еще не успела задернуть занавеску в спальне, и мне было видно, как большие белые хлопья летят в окно, как бабочки на огонь, и облепляют мокрое стекло, стекая вниз тонкими струйками. Я встала и задернула занавеску. Ящик надо открыть. Немедленно. Почему-то в голову пришла мысль, что закрыт он неспроста. И в это время раздался звонок сотового. Я неслась к нему, опрокинув низкий стул, некстати стоявший около дверного проема, и больше всего на свете боялась не успеть. Одним движением я рванула молнию на сумке и выхватила оттуда мобильный. – Алло! – запыхавшись, сказала я. – Алло! – Инна? – голос был знаком. Солидный протяжный голос, каким обычно говорят адвокаты и частные дорогие врачи. Но сейчас я не могла вспомнить, кому он принадлежал. – Вадим Петрович? – предположила я. – Да, Вадим Петрович. Получалось, я не ошиблась. Это был крупный юрист, раскрученный и дорогой, он обслуживал несколько фирм, в том числе и фирму Володи. Он был по-настоящему дорогим юристом и брался только за те дела, которые помимо финансовой выгоды сулили либо мелькание в прессе, либо новые связи с нужными людьми. Дымчатый говорил, что Вадим Петрович – его старый знакомый, но я верила этому и не верила. Во-первых, Вадим Петрович был старше Володи лет на пятнадцать, во-вторых, мне было трудно себе представить, что рубаха-парень, каким любил себя изображать Дымчатый в компаниях и на вечеринках, мог найти общий язык с солидным адвокатом, при котором и анекдот-то рассказать зазорно. – Можно к телефону Владимира Николаевича? – Володю? – я старалась ничем не выдать своего удивления. – А его… нет. – И где он? – В Питере. – В Питере? – возникла пауза.