– Командуй! – шепотом сказала я. – Где тут выключатель, где что. – Полный свет включать не будем, по нему нас можно будет легко вычислить. Обойдемся ночниками… А чего мы говорим шепотом? – Не знаю. Он прижал меня к себе. – Дуй на второй этаж. Я сейчас. – Дымчатый… – Я же сказал – иди! Я взлетела по винтовой лестнице на второй этаж. Из маленького холла хорошо просматривалась площадка перед домом и неясные тени между деревьев. Я попыталась сосчитать их, но это было безнадежным делом. Муж вырос рядом со мной бесшумно. – Вот. Нашел, – улыбнулся он, кладя на пол две винтовки. – У Петровича было. Он же заядлый охотник, как и я. Дымчатый ловко развернул стол, cтоявший впритык к стене, и положил на него винтовку. – Теперь удобно целиться. – Дай мне! – сказала я. – Инка! – Дай! – повторила я. Машинально он протянул мне винтовку, и я взяла ее в руки. Одним движением руки я распахнула окно и навскидку, почти не целясь, выстрелила в темную тень, прислонившуюся к сосне. Крик разрезал тишину. Я перевела прицел на другого человека, стоявшего поодаль, и вспышка огня и последовавший за ней крик доказывали, что я не промахнулась. Я перевела взгляд на Дымчатого. – Инка! Может, ты… Я улыбнулась. – Все потом, Дымчатый. Не сейчас. Глаза уже привыкли к темноте, и черные мишени ясно виднелись между деревьев и на подступах к дому. Я стреляла автоматически, не задумываясь. Страха не было: он куда-то ушел, рассосался, были ясная сосредоточенность и спокойствие. Дымчатый стрелял рядом. Временами я открывала рот, чтобы не лопнули барабанные перепонки, которые, кажется, прогибались внутрь от грохота выстрелов. Дымчатый внезапно охнул и привалился к стене. – Тебя ранило? – кричу я. – Немножко. Пустяки. В ладонь. Жаль, стрелять теперь неудобно. – Не стреляй! – кричу я. – Я сама. – Сама, cама… – проворчал он. Его лицо исказилось от боли. Я резко нырнула под стол. Автоматная очередь прошила воздух прямо над моей головой. – Сколько их осталось? – Не знаю, – пожал плечами Дымчатый. – Не считал. Скольких ты уложила? – Кажется, пятерых. – Тогда осталось двое или трое. Где-то так. – Ясненько. Наступила обманчивая тишина, и следующий звук – открывшейся двери – подсказал мне, что они в доме. – Они здесь. – шепнула я Дымчатому. – Слышу, – прохрипел он. От порохового дыма мне хотелось кашлять, и я с трудом подавила в себе это желание. Скрип. Шаги на лестнице. Я ползу к лестнице, Дымчатый хватает меня за ногу, пытаясь оттащить назад. Я яростно мотаю головой и ползу вперед. Осторожно высовываю голову. Их двое. Один стоит внизу лестницы – робко, нерешительно, как бы раздумывая, идти ли ему вперед. Другой, чей массивный силуэт вырисовывается около двери, cтоит, прислонившись к ней, как бы отрезая нам все пути к отступлению. Я выхватываю пистолет из борсетки и стреляю в того, кто стоит у двери. Тот, охнув, медленно сползает по стенке, а второй мгновенно отступает назад и скрывается с моих глаз. Черт! Наверное, надо было вначале уложить этого, а потом добраться до стоявшего у двери. Неожиданно к нашим ногам падает граната, и я кричу, не помня себя, и кидаю гранату обратно – туда, вниз, не соображая, что делаю. Чисто условный рефлекс. Не сговариваясь, мы с Дымчатым ныряем в соседнюю комнату, откатываемся в угол и зажимаем уши. Яркая вспышка ослепляет нас. Грохнувший взрыв озаряет дверь, от которой ничего не остается, прямоугольник холла, кусок лестницы. Мы сидим на корточках, прижавшись друг к другу, целую вечность, а когда отнимаем руки от головы и смотрим друг на друга, то поражаемся тишине, царящий вокруг. Полдома просело, опалилось огнем и теперь зияло пустотой. Едкий дым плыл по комнате. – Давай выберемся наверх, иначе мы здесь задохнемся, – предложил Дымчатый. – Здесь был чердак. Мы выбрались наверх. Небольшое пространство со скошенными стенками, заставленное коробками и граблями. Дымчатый ударом ноги выбил слуховое окно, и к нам ворвался свежий воздух. – Все? – одними губами спросила я. – Надеюсь. Он подошел ко мне и сел рядом. – Может быть, ты теперь расскажешь мне все? Я отвернулась. – Рассказывать, собственно говоря, не о чем. Просто один факт моей жизни выпал из твоего внимания. Точнее, я тебе не рассказала о нем. Еще в Севастополе с юности я увлекалась стрельбой. Часто ходила в тир, участвовала в разных соревнованиях. Когда я переехала в Москву, я оставила это занятие. Но когда в нашей семейной жизни начались проблемы… – Я замолчала и отвела взгляд в сторону. – У меня возникло желание возобновить старое увлечение. Я тебе говорила об этом в Дубае. Я стала ходить в тир, в пейнтбол-клуб, еще записалась в школу восточных единоборств. Всю свою злость, недовольство жизнью я выплескивала там… не все же мне было сидеть и печалиться за рюмкой коньяка, – проглотила я комок в горле и замолчала. Муж притянул меня к себе. – Но почему?.. Яркий свет ослепил нас. Кто-то стоял в дверях и слепил фонариком. Я прикрыла глаза рукой. – Какие два голубка здесь приютились? Сидят и воркуют… Ну просто… загляденье одно, – раздался знакомый насмешливый голос. – Марк! – воскликнул Володя, пытаясь приподняться. – Сиди, сиди. Незачем вскакивать при моем появлении. – Как ты здесь оказался? – Просто пришел в гости. – Марк убрал фонарик и теперь светил им в сторону. – Неплохо… – на лице Дымчатого была растерянность. Я неотрывно смотрела на Марка. В его руке возник пистолет. – А теперь вы отдадите мне документы, и мы с вами расстанемся навсегда. – У нас их нет. – Я поспешно показала руки. – Никаких документов. – С тобой никто и не разговаривает, – в голосе Марка прозвучал холод. – Я говорю с ним. – Ба! – дурачась, воскликнул Дымчатый. – Друган! Как же ты докатился до жизни такой? Что прогнило в Датском королевстве? Поделись со мной своими соображениями, а то я что-то стал тугодумом. Извини, не допирает. К чему такая перемена фронта? – Мне просто надоело быть вечно вторым. – Марк говорит медленно, c расстановкой. Похоже, ему спешить некуда. – Я вложил в фирму столько же, сколько и ты, а все сливки снимал не я. – А кто тебе мешал? – сквозь зубы выдавил муж. – Ты сам отстранился от дел и сказал, что не хочешь быть первым. Ты тогда разбирался со своей женой, и тебе было ни до чего. – Это было давно. А теперь у меня другие планы. – Связанные с Усть-Качанским металлургическим комбинатом? – Да. С ним. В том числе. Мне нужно провернуть эту сделку и получить все дивиденды. А потом я уж решу, что делать дальше. Продать фирму или оставить ее. – Продать? – Голос Дымчатого резанул меня. – Продать нашу фирму? Как ты вообще можешь об этом говорить? – Могу. Я все могу. – Марк, тебя задушила жаба, – cпокойно сказала я. – Комплекс вечно второго мальчика. Юхневу убрал Баринов, конечно, не сам, а с помощью нанятого им киллера. У Баринова связи в самых преcтижных кругах, выход на олигархов, cтатус. Он когда узнал об этом деле, решил сыграть свою игру. Для этого он вошел в контакт с Кирой, хорошо ей заплатив, и убил Ольгу, у которой забрал все документы. А вот потом… то ли Баринов не до конца все обговорил с потенциальным покупателем, то ли они не сторговались, то ли адвокат просто тянул время и выжидал… Непонятно почему у Марка, – кивнула я в сторону Калмановского, – появилась мысль найти документы и продать информацию по Усть-Качанскому комбинату другому лицу. Но где пропавшие документы? Он почему-то стал подозревать тебя, – обернулась я к мужу. – И решил поискать эти документы у нас дома. Приходил к нам в квартиру, как к себе домой. Подделал ключ и приходил. Ты знал, что с соседями проблем не будет. Одного нет, а другая торчит в ванной и слушает музыку. Наверняка Володя пожаловался тебе на нее. Так ведь? – я задала вопрос Марку в лоб, не сводя с него взгляда. По его лицу пробежала тень, и я поняла, что все сказанное мной – правда. – А когда я вернулась из Эмиратов, Марк установил за мной слежку и следил за всеми передвижениями. Когда я побывала у Баринова, Марк по моим следам вечером нагрянул к нему домой. Разговора не получилось – Марк убил Баринова. А потом нанял этих головорезов, которые преследовали нас по пятам и пытались убить. Разве не так? Ты страшно завидовал Володе и хотел стать первым, обойти его. Я только одного не понимаю: почему ты заставил Плешакову сказать, что ребенок – Володин, когда он – твой. Ты решил повесить на него заодно всех собак? Чтобы он мучился и страдал от душевного дискомфорта? – в моем голосе прозвучала насмешка.