– Оставим нравы в покое, – ответил Андрей. – Что вы можете сказать про Ираиду Михайловну Певчик, актрису вашего театра? – Ираиду кого? Да я не слыхал о такой. Кто такая? – Она проработала в этих стенах более пятидесяти лет, и её портрет выставлен сейчас внизу в траурной рамке. – Ах эта. Не пришлось. – Значит, в театре не планировалось возобновить спектакль с её участием? Детектив по роману Кристи. – Кристи? Вы что? Это же прошлый век. Какой прошлый! Каменный. Вопрос гендерного самоопределения – главный вопрос современности. – Ну да. Ещё главный вопрос современности. Служит ли у вас в театре или служил раньше помощник режиссёра некто Сергей? Шатен. Высокий. Худрук оживился: – Сергей? Это значит Серж. Высокий шатен. Нет, в городе не припомню. Может быть, в области? Но тех я не знаю. – Скажите, а знали вы, что актриса, которая, можно сказать, жила на этих подмостках, доживала дни в доме престарелых в полном одиночестве? – Почему я должен об этом знать? – изумился художественный руководитель. – Потому что вам не всегда будет сорок. – Боже! Как же вы правы. Мало кто из великих перешагнул этот рубеж. Но, знаете ли, слава жестока. Сегодня ты обласкан овациями, а завтра сидишь всеми забытый в пустой квартире. – Слава – да, но вы – собратья по стезе? Наверняка есть какой-нибудь День театра или День актёра там, ну я не знаю. Худрук ничего не ответил. Андрей вышел из здания театра, не в силах преодолеть гадостное ощущение, вспомнив, как погас вчера взгляд Ираиды Михайловны, едва она поняла, что съёмок не проводилось. Как повесили спесивые головы её золотые драконы, как волочились нелепо по асфальту её деревянные каблуки, когда она шла с последней в жизни прогулки. Алексей ждал в коридоре. – Пальцы сошлись сто процентов, – докладывал он, пока Андрей открывал кабинет. – Фотография, смотрите, фотомонтаж, здесь Ираида будто Иванова, да? В дом престарелых с фотографом заезжали, так что всё зафиксировано. Хотел спросить, Андрей Анатольевич, можно полный осмотр комнаты до вторника отложить? – Смотрю, у тебя после морга настроение заметно улучшилось. – Андрей не разделял радости помощника. – Знаешь, а мне её жаль. Ты же видел её комнату в доме престарелых. – А что там такого? Нормальная комната. Уютная даже. – Уютная, да, – передразнил Андрей. – А теперь представь, что вокруг тебя в полутора метрах стены, дальше которых ты в своей жизни ничего больше не увидишь. Никто из близких к тебе не приходит, не делится новостями, потому что близких у тебя нет. Коллеги не навещают, потому что поглощены работой. Жизнь, которая для кого-то, ты точно это знаешь, там, за этими стенами, кипит продолжается, для тебя замерла в этой самой уютной, как ты её назвал, комнате. Ты сидишь и отмеряешь секунды до того, когда она остановится. – По крайней мере она не мучилась, не болела и в здравом уме была, – возразил Алексей. – Хотя последнее сомнительно. – Имеешь ввиду убийство? – уточнил Андрей. – Её использовали, ввели в заблуждение. На что можно беспроигрышно поймать забытую всеми актрису? На участие в спектакле, кино, в чём угодно. И у молодых голову снесёт. – Но отсутствие камер? Её сложно было бы обмануть! – Да ладно тебе. Наплели что-нибудь про нанокамеры, про съёмки в реальных условиях. Вот она и не обращала внимания, что вокруг ходят обычные люди. Хотелось вернуться в обойму, ощутить себя нужной. – И что, теперь придётся искать того, кто это подстроил? – спросил Алексей. – Останься актриса жива, попробовали бы отыскать подставного Сергея, а так… Придётся дело закрыть. – Я, кстати, Андрей Анатольевич, на Ираиду нарыл кое-что, пока заключение ждал. На общественных, так сказать, началах. Галину Сморчкову помните? Так вот они с Ираидой в театр работать пришли в одно время. Ираида тогда ещё была замужем. – Она была замужем? – Андрей удивился. – У неё ещё и дочка была, Андрей Анатольевич. – Лёша, срочно найди! В доме престарелых осталось кольцо Ираиды Михайловны. Не знаю, ценное ли, но всё же память о матери. – Не спешите, Андрей Анатольевич. Галина Фёдоровна рассказала, что муж вскоре после приезда от Ираиды ушёл по причине излишнего благоволения той собратьям по цеху. И она, не раздумывая, сдала дочь в интернат, объяснив, что не в состоянии совмещать актёрские обязанности с материнскими. Девочка в тот же год там умерла, от чего – точно не знаю. – Да? Ладно, тогда всё. Но обязательно наведайся к Ивановой, уточни, насколько тесно общались они с Ираидой. А то мне после праздников к главному. – Сейчас ехать? – Алексей помрачнел. – Да помню, помню я про твоё предложение. Свободен. К утру вторника будь добр отчитаться. Но к утру вторника Алексей доложил не только о том, что Иванова с актрисой дружили, но и о том, что у Ивановой на работе из шкафчика пропали запасные ключи от квартиры, которые так и не нашлись. – Зачем она на работе хранила ключи? – удивился Андрей. – На случай, если на даче забудет. Так что, когда точно те пропали из шкафа, определить не могла. Заметила после того, когда эта петрушка с квартирой выяснилась. – Актриса про отъезд Ивановой на дачу знала? – спросил Андрей. – А то. Первейшая тема у пенсионеров: что где вскопать, что где посадить. – На Сергея что есть? – Ничего. Никто его не видел ни в дурдоме, ни в ивановском подъезде. Из машин, что возле их дома тогда крутились, запомнили лишь полицейскую да такси. Причём про нашу охотнее всего делятся, словно мы сами не знаем. Может, не было никакого Сергея? – Такси, говоришь. – Андрей задумался: если бы такси оказалось причастным, был бы шанс подобраться к Олегу. – Понимаешь, Агееву… – Что Агееву? – переспросил помощник. – Агеева? – Андрей изумился: – При чём тут она? – Андрей Анатольевич, вы сами только что сказали: «понимаешь, Агееву». Я и спросил. – Не говорил я такого, Лёша! – Не зря говорят, с психами пообщаешься, сам психом станешь, – покладисто заметил помощник. – На кого сейчас намекаешь? – не спустил издёвки Андрей. – Исключительно на себя, Андрей Анатольевич! – отозвался помощник безропотно. – Я же в дурдоме с утра околачивался. Вы-то всё утро здесь просидели. – Что с мотивом актрисы? – спросил Андрей. – Только больная голова. Больше ничего не могу предложить. – Доступ к гиосцину? – Совсем забыл! Андрей Анатольевич! Медсестра проговорилась было, что из их отделения целая упаковка гиосцина пропала. Я говорю, когда точно пропала, документы давайте, а она тут же отнекиваться стала, мол, напутала, не было недостачи. – Отчётность строгая, отписалась, значит. Пролистав папку с делом, Андрей поднялся к Ивану Ивановичу: – Здравия желаю, Иван Иванович! Разрешите по Пыжиковой доложить? – Что-то ты больно весёлый, Андрюша. Праздники хорошо отгулял? Докладывай, не обращай внимания, а я себе пока чайку организую. Андрей выложил всё, что разузнал за неделю, добавив раздобытое Алексеем. Иван Иванович молча пил чай, и, когда Андрей замолчал, отставил чашку: – Будто роман какой выслушал. Актёры, страсти какие-то. – Интонации начальника не предвещали хорошего. – А на деле-то что получается, Андрей Анатольевич? – Что? – Что хреново работаете, господин старший следователь и руководитель отдела! Свидетельницы со справками из дурдома в делах у вас фигурируют, а вы последними об этом узнаёте. Да и то лишь тогда, когда эти свидетельницы со своими справками в морге оказываются. – Ну… – Вот и ну! Может, гражданка твоя не только потерей памяти страдала, а расстройствами посерьёзнее? Выкрасть ключи и лекарство, поселиться в чужой квартире. Убить ни в чём не повинного человека! Отыграть роль на следствии и скрыться, это, скажу тебе, да… – Но, Иван Иванович, хотела б актриса скрыться, зачем ей меня было узнавать? Я бы её не узнал, только по кольцу, а кольцо – улика довольно сомнительная. Оно, кроме как в моей памяти, нигде не фигурировало. – Больной человек, Андрюшенька, что ты хочешь? – Может, всё же поищем Сергея? Этого помощника режиссёра? – В голове у неё этот помощник сидел.