А потом появился Венедикт Ерофеев, несгибаемый водочный энтузиаст, известный своим пристрастием к русскому национальному напитку не меньше, чем своими произведениями. Его трагикомический шедевр «Москва – Петушки» (1969), написанный на заре брежневской эпохи, изображает одного из самых прославленных запойных алкоголиков мировой литературы. В этой псевдоавтобиографической «поэме в прозе» рассказывается о пропитанном водкой путешествии главного героя (недавно уволенного бригадира монтажников) на электричке из Москвы в Петушки – к любовнице и маленькому сыну. Во время этой фантасмагорической поездки Веничка вступает с попутчиками в философские дискуссии о пьянстве. Проспав свою станцию, он в конце концов пробуждается в электричке, идущей обратно в Москву. Александр Генис отмечает: «Ерофеев – исследователь метафизики пьянства. Алкоголь у него – концентрат инобытия. Омытый водкой мир рождается заново, и автор зовет нас на крестины. Отсюда – то ощущение полноты и свежести жизни, которое заряжает читателя». Российские (советские) правители и водка Широко известно стихотворное восклицание Маяковского, этого поэта революции: «Лучше уж от водки умереть, чем от скуки!» Российские и советские вожди не отличались единодушием мнений по поводу национального напитка. Водка в Америке Сегодня каждый третий коктейль в США содержит водку. Но поначалу, когда в 1933 г. отменили сухой закон, ей пришлось нелегко: у американцев уже имелся излюбленный спиртной напиток, не имеющий цвета, но обладающий ярким вкусом и запахом, – джин. В 1933 г. Владимир Смирнов, сын Петра Смирнова, основателя знаменитого спиртоводочного завода, выдал лицензию на производство водки Smirnoff в США Рудольфу Кунетту. Однако надежды Кунетта не оправдались, и после пяти лет бесплодных усилий он продал бизнес Джону Мартину, президенту компании Heublein Inc., – за $14 000. Вплоть до 1941 г. уровень продаж оставался невысоким, но затем Мартин познакомился с Джеком Морганом, владельцем голливудского ресторана Cock’n Bull. У Моргана скопились излишки имбирного пива, которые он всё никак не мог сбыть. Вот они и решили объединить усилия, смешав водку с имбирным пивом. Так возник коктейль «Московский мул», мгновенно завоевавший популярность и ставший тем самым импульсом, который требовался для продвижения водки на американском рынке. Бармены внезапно осознали ее колоссальный потенциал в качестве сравнительно нейтрального компонента всевозможных смесей. Водка с тоником В Восточной Европе водку пьют неразбавленной, однако на Западе ее предпочитают смешивать с другими напитками или же включать в состав коктейлей. Уильям Берроуз, легенда поколения битников, заметил: «Национальный наркотик у нас – алкоголь». Он и сам любил побаловаться водкой с кока-колой: в сознании читателей эта смесь неразрывно связана с его именем. Вероятно, дольше всего (в историческом смысле) водку смешивают с тоником. Кристофер Ишервуд, автор «Берлинских историй» (1945), где хорошо показано, как пьяная, разнузданная эпоха породила приход Гитлера к власти, остро осознавал, какой непоправимый ущерб выпивка может нанести здоровью. В его дневнике полно записей вроде «Сегодня намерен бросить курить, а также пить водку с тоником». Поклонником этой смеси был и журналист Пит Хэмилл, завсегдатай таверны Lion’s Head. Здесь он обменивался байками с Маккортом, Хини, Мейлером и другими знаковыми фигурами. В книге «Жизнь пьющая» (1995) Хэмилл пишет: «Думаю, в немногих нью-йоркских барах когда-нибудь собиралась такая блистательная компания газетчиков, живописцев, музыкантов, моряков, бывших коммунистов, а также священников и монахинь, спортсменов, брокеров, политиков, фолк-исполнителей: всех их связывала и уравнивала демократия выпивки». Однако в 1972 г. Хэмилл одумался и решил завязать, опрокинув напоследок водку с тоником. Взболтать, а не смешивать Романист Ян Флеминг невольно подхлестнул продажи водки в 1960-е гг., когда Джеймс Бонд, придуманный им агент 007, попал на экран. В фильмах любимый напиток Бонда, ставший его визитной карточкой, – «водка-мартини» («взболтать, а не смешивать»). До Бонда мартини делали на основе джина и считалось, что встряхивание могло его «помять»; но, по-видимому, водка не отличается таким деликатным устройством. Однако герой книг Флеминга не так тверд в своей приверженности к водке: он часто пьет и «джин-мартини». В романе «Казино “Рояль”» (1953) Бонд, заказывая коктейль «Веспер»[39], дает бармену точные инструкции: «Три части джина Gordon’s, одна часть водки, полчасти аперитива Kina Lillet. Хорошенько встряхнуть, пока всё это не станет ледяным. Потом добавить спираль из лимонной кожуры. Ясно?» Еще один британец, романист Лоуренс Осборн, тоже ценит хорошее мартини на основе водки. В книге «Мокрые и сухие» он явно упивается (извините за каламбур) опасностями употребления спиртного в странах Ближнего Востока, по большей части «сухих». Сидя в охраняемом военными бейрутском отеле Le Bristol, Осборн «упражняется в скрытности». Он так говорит о здешнем мартини: «Соленое, точно прохладная морская водица на донышке устрицы, оно поражает своей мрачной крутизной и закаляет нервную систему, ибо требуются крепкие нервы, чтобы рискнуть все-таки принять его в себя». «Отвертка» «Отвертка» (апельсиновый сок с водкой) была излюбленным питьем Трумена Капоте. Автор «Завтрака у Тиффани» (1958) и «Хладнокровного убийства» (1966) называл его «своим оранжадом». Викторино Мейтус, автор исследования «Водка: Как спиртное без цвета, вкуса и запаха покорило Америку» (2014), полагает, что коктейль получил свое название благодаря американским нефтяникам, трудившимся в 1940-е гг. на промыслах в Персидском заливе. На работе они тайком добавляли водку в апельсиновый сок и затем размешивали получившийся напиток отверткой – инструментом, который всегда был под рукой. «Отвертка» лед 2 унции водки апельсиновый сок 1 кружок апельсина (для украшения) В цилиндрический стакан хайбол[40] со льдом налить водку. Долить апельсиновым соком. Украсить кружком апельсина. Откуда я звоню, просохнув Скупая, по-чеховски лаконичная проза Рэймонда Карвера в 1980-е гг. сильно способствовала воскрешению американского рассказа. На протяжении почти всей взрослой жизни писатель пребывал в рабской и безнадежной зависимости от водки, но в конце концов сумел побороть эту привычку.